Уничтожить - Мишель Уэльбек
– Именно. В подобной ситуации опекунство часто запрашивают дети. Я не раз сталкивался с этим в своей практике. – Эрве говорил громким, хорошо поставленным голосом; Инди с изумлением повернулась к новому противнику. – Назначение опекуна входит в компетенцию судьи по месту жительства, у нас это будет суд высокой инстанции города Макона. Обязанности опекуна достаточно обширны; он также в случае необходимости решает, имеет ли место агрессивная терапия. Дело в том, что доктрина неизменна, как, кстати, и прецедентное право: судья всегда склонен назначить опекуном самого близкого из детей в личном и географическом плане.
– Ну конечно! – огрызнулась Инди. – У нас работа в Париже, не можем же мы… – И осеклась. Она хоть и не произнесла: “не можем же мы торчать в провинции и сачковать на пособии по безработице…” – но была очень к этому близка.
Эрве подождал, пока эти невысказанные слова медленно сгустятся в воздухе, и заговорил любезным тоном:
– Вот это я и имел в виду. У вас нет возможности обеспечить достаточную географическую и эмоциональную близость. – И он подлил себе бенедиктина.
Она неуверенно всплеснула руками в надежде обрести второе дыхание и повернулась к Орельену – пустые хлопоты, он так и сидел неподвижно, уставившись в пустоту, но ей самой удалось встрепенуться и снова перейти в наступление, ее боевитости можно было только позавидовать.
– Однако, мне кажется, это не решает всех проблем. Например, скульптуры Сюзанны плесневеют в амбаре, там они недоступны для широкой публики, что, мне кажется, противоречит ее пожеланиям. Орельен единственный, кто вникал в творческие проекты матери, они в этом смысле понимали друг друга с полуслова, мне кажется, это дает ему определенное моральное право.
При словах “моральное право” Эрве широко улыбнулся и устроился в кресле поудобнее. Он помедлил еще полминуты, словно дожидался, пока на него сойдет нотариальный дух, и непринужденно продолжил, с рюмкой бенедиктина в руке:
– Моральное право можно разложить на право изъятия произведения из обращения, право на обнародование, право на неприкосновенность произведения и право на атрибуцию. Право на изъятие является особым, поскольку оно исчезает вместе с автором, за исключением наличия особого завещательного распоряжения, но предполагаемая выставка скульптур – скорее вопрос права на обнародование. В случае наследования ab intestat[26] право на обнародование действительно следует альтернативным правилам перехода прав по наследству, отступающим от общего права наследования. Дети являются совместно его первыми бенефициарами, за ними следуют родители умершего, если таковые имеются, при этом супруг занимает лишь третью позицию. В отношении двух других аспектов применяется обычное наследственное право. – Он выдержал паузу. – Что касается имущественного права – а это предмет, который, я полагаю, волнует вас прежде всего, – то тут также надо следовать нормам обычного наследственного права.
Наступило молчание. Оно затягивалось, и Поль опустил голову, ему даже смотреть на Инди не хотелось, до него донесся ее хриплый вздох, на этот раз она и впрямь была разбита в пух и прах. Ему стало чуть ли не жаль ее: Инди не просто хищница, она относится к виду хищников, обладающих самым низким интеллектом; все знали в общих чертах, пусть не так детально, как Эрве, что наследство делится практически поровну между детьми; на что эта дрянь могла рассчитывать? Внезапно Орельен встал словно робот, развернулся и пошел в их спальню. Инди, обомлев, провожала его взглядом, ошеломленная таким отступничеством, но не нашла в себе сил отреагировать. Сесиль мяла в руках кухонное полотенце, чувствовалось, что она вот-вот расплачется. С ума сойти, до какой степени она не выносит конфликтов, – подумал Поль; она все же мать двух девиц, почти ровесниц, наверняка они ссорились из-за шмоток или интернет-сайтов, чего ж она по-прежнему такая трепетная?
Инди так и сидела в оторопи, ей потребовалась целая минута после ухода Орельена, чтобы прийти в себя, и она снова попыталась ринуться в атаку, словно старый больной буйвол.
– Поразительно, – рискнула возразить она, – что муж Сюзанны по-прежнему сохраняет право контроля над ее работами, хотя он явно уже… – Она тщетно искала синоним слова “овощ” и в конце концов объяснила, что он теперь совсем не способен выражать свою волю да и просто общаться с людьми, короче, его уже нельзя считать личностью, разве что “юридическим лицом, разумеется”. Что она имела в виду? Возможно, ничего, она путалась в терминах.
Поль невозмутимо поднял руку и сказал, что она, вероятно, не вполне поняла разъяснения Эрве: право на обнародование произведения как раз и отличается приоритетом детей и даже родителей над супругом. Более того, понятие “общения” весьма относительно, – любезно подчеркнул он. Вот ее сын Годфруа, например, отнюдь не в вегетативном состоянии, но следует ли из этого, что с ним можно общаться?
Испустив стон, она согнулась пополам, словно ее ударили в солнечное сплетение, и так, не выпрямляясь, через несколько секунд встала и вышла из столовой. Очевидно, удар достиг своей цели, она еле передвигала ноги. Вот и все, семейный новогодний ужин на этом завершился. Поль взглянул на часы: 23.55, ему давно пора спать, он все сильнее потел, зуб снова разболелся, в глазах помутилось. Ну, несколько минут он еще продержится.
Сесиль устало вздохнула, но он опередил ее, не дав ей открыть рот:
– Подожди, я сразу тебя прерву. Эрве все правильно сделал. С ней надо проявлять твердость, это единственный выход; завтра утром она будет как шелковая. Без нашего согласия она не обойдется, если захочет продать скульптуры. – Он чуть было не сказал “этот хлам”, но вовремя осекся и похвалил себя за тактичность.
Она покачала головой, посмотрев на них обоих по очереди.
– Вы не понимаете… – произнесла она наконец. – Ее притязания, конечно, смехотворны, и ей необходимо было на это указать, но зачем же так ее унижать?
Тут она, возможно, и права, подумал Поль. 2027 год еще не наступил, у них могут возникнуть проблемы, надо будет принимать какие-то решения; может быть, не так уж и умно с их стороны с самого начала настраивать Инди против себя, она обладает реальной вредоносной силой. Но все же он ничуть не сомневался, что у нее чисто денежные мотивы, то есть они с ней всегда договорятся на взаимовыгодной основе.
– Ты что, всерьез на меня сердишься, дусик? – Эрве обнял ее за плечи, вид у него был ужасно расстроенный и пристыженный.
– Нет, я не сержусь на тебя всерьез, она действительно невыносима, эта сука… – смирившись, сказала Сесиль, – и потом, твой нотариальный спич звучал довольно забавно. –
