Николай Гоголь - Том 11. Письма 1836-1841

До следующего письма, почтеннейшая маминька, целую несколько раз ваши ручки.

Погодину М. П., 1 декабря 1838*

Я получил твое письмо*, милый мой, писанное тобою от сентября на имя Валентини, вместе с секундами векселей. Я не отвечал на него тотчас, потому что ожидал первого твоего письма,[211] которое искало меня по всему Неаполю и Риму и, как водится, вовсе не там, где меня нужно было искать. Наконец я получил его и пишу к тебе. Благодарю тебя, добрый мой, верный мой! Много, много благодарю тебя. Далеко, до самой глубины души тронуло меня ваше беспокойство о мне! Столько любви! столько забот! За что это меня так любит бог? Но грустно вместе с этим мне было видеть, но тяжело, невыносимо тяжело для сердца чувствовать… Боже! я недостоин такой прекрасной любви. Ничего не сделал я! как беден мой талант. Зачем мне не дано здоровье? Громоздилось кое-что в этой голове и душе и неужели мне не дове<де>тся[212] обнаружить и высказать хотя половину его. Признаюсь: я плохо надеюсь на свое здоровье. Но в сторону об этом. Мне было очень грустно узнать из письма твоего, что ты живешь не без неприятностей и огорчений. Литературные разные пакости и особливо теперь, когда нет тех, на коих почиет надежда, в состоянии навести большую грусть, даже, может быть, отравить торжественные и вдохновенные минуты души. Ничего не могу сказать тебе в утешение. Битву, как ты сам знаешь, нельзя вести тому, кто благородно вооружен одною только шпагой, защитницей чести, против тех, которые вооружены дубинами, дрекольями. Поле до<лжно> <ост?>аться[213] в руках буянов. Но мы можем, как п<ервые?> <хрис>тиане[214] в катакомбах и затворах совершать наши творения. Поверь, они будут чище, прекраснее,[215] выше. Меня ты очень разжалобил Щепкиным*. Мне самому очень жалко его. Я о нем часто думаю. Я даже, признаюсь, намерен собрать черновые, какие у меня есть лоскутки[216] истребленной мною комедии* и хочу что-нибудь из них для него сшить.

Кстати о Ревизоре. Ты хочешь[217] по твоей редкой доброте и любви ко мне печатать Ревизора*. Мне, признаюсь, хотелось бы[218] немного обождать… Я начал переделывать и поправлять некоторые сцены, которые были написаны довольно небрежно и неосмотрительно. Я хотел бы издать его теперь исправленного и совершенного. Но если ты находишь, что второе издание необходимо[219] нужно и без отлагательства, то располагай по своему усмотрению. Я не думаю, чтобы он доставил теперь большие деньги. Но если наберется около двух или с лишком тысяч, то я буду очень рад, потому что, признаюсь, мне присланные тобою деньги несколько тяжелы. Мне всё кажется, что ты отказал себе и что нуждаешься. Если за Ревизора дадут вдруг деньги, то ты, пожалуйста, пополни ими нанесенную мною пустоту твоему кошельку или отдай их тому, у кого ты занял для меня. — Меня было очень обрадовали слухи о твоем намерении приехать на зиму в Рим, но твое письмо разрушило мою надежду. О твоем приезде мне писал Бодянский*, к которому я не мог отвечать, потому что он мне не дал своего адреса. Я надеялся с ним увидеться в Риме. Ах, еще одна просьба! Я получил письмо, которое лежало, дожидаясь моего приезда, 3 месяца. Письмо это было молодого Аксакова*. Пожалуйста, обними его за меня, если увидишь, и скажи ему, что я очень благодарен ему за письмо и его доброе расположение ко мне и жалею весьма, что не получил его во время и чрез то, может быть, заставил его просидеть лишний день в Цюрихе в ожидании моего ответа. Передай также поклон доброму отцу его.[220]

Прощай, м<ой> <добры>й,[221] мой милый! мой великодушный. Зачем я ничем не могу в<ыказать?> <мо>ю[222] благодарность.

Гоголь М. И., 10–11 декабря 1838*

Письмо ваше, почтеннейшая маминька, писанное вами от 1 октября, я получил неделю тому назад, стало быть, 3 и<ли> 4 декабря по здешнему стилю. Благодарю вас за приятное для меня известие о вашем препровождении времени во время бытности вашей в Полтаве. Мне было точно приятно читать, что вы встретили там своих старых знакомых и, как кажется, провели время нескучно. Мне даже было смешно несколько, когда я добрался до того места вашего письма, где поспорили за меня с некоторыми вашими приятелями. Пожалуйста, вы обо мне не очень часто говорите с ними и особенно не заводите[223] из-за меня никаких споров. Гораздо лучше будет и для вас и для меня, если вы на замечания и толки о моих литературных трудах будете отвечать: Я не могу быть судьею его сочинений, мои суждения всегда будут пристрастны, потому что я его мать, но я могу сказать только, что он добрый, меня любящий сын, и с меня этого довольно. И будьте уверены, что почтение других[224] усугубится к вам вдвое, а вместе с тем и ко мне, потому что такой отзыв матери есть лучшая репутация[225] человеку, какую только он может иметь. Родители же, которые хвастаются сочинениями своих сыновей, это <… >[226] чрезвычайно наивное и смешное в своей наивности. Я знал некоторых, которые мне были очень смешны. Я об этом потому заикнулся, что в моих сочинениях очень, очень много грехов, и те, которые с вами спорят, иногда бывают очень, очень справедливы. Я вам советую иногда прочесть разборы* в Библиот<еке> для Чтения и Северн<ой> Пчеле о моих сочинениях, и вы увидите, что их вовсе не так хвалят, как вы об них думаете. И почти всегда эти замечания справедливы. Но когда-нибудь в другое время поговорим об этой статье.[227] Бедный Андрей Андреевич* как видно очень плох в своих хозяйственных обстоятельствах. Нужно же ему было заводить тяжбу, которая его без всякого сомнения разорит. Мне очень жаль его. Он был к нам добр и простить нам долг, который был довольно значителен — это[228] с его стороны очень много показывает доброты. Мне, признаюсь, очень прискорбно*, что у нас мнение составилось весьма несправедливое о человеке, о котором я у вас спрашивал. Он был всегда мне хорошим приятелем и в первое время моего приезда в Петербург был для меня очень полезен, а что касается до толков о его уме, то мне было это смешно, потому что у него его по крайней мере более гораздо нежели у тех, которые о нем составили такое мнение. — Уведомьте меня пожалуйста, где находится Иван Данилевский, дома или Петербурге и чем занят. Напишите мне слова два о моем Екиме*, что он поделывает, не избаловался ли и помнит ли обо мне. Скажите ему, если будет себя хорошо вести, то я ему привезу гостинец. А самое главное вы мне не написали ни слова об Олиньке и почему она ко мне ни разу не напишет <… >[229]

Данилевскому А. С., ноябрь — декабрь 1838*

Ни слова, ни полслова, и никакого словечка! Но, может быть, тебе тяжело писать. Если даст бог и мои силы, труд и здоровье позволят, то, может быть, будущую зиму мы увидимся в России. Прощай, целую тебя.

Твой.

<Адрес:> Алекс<андру> Семеновичу Данилевскому.

Жуковскому В. А., 17–19 декабря 1838*

Да будет благословен и тот кучер, который принес мне вашу записку*, и дорога, по которой ходил он, и эта половина десятого часа, в которую ваша записка попала мне в руки. Боже! как я ей обрадовался: та же знакомая, на таком же лоскутке бумажки и то же ваше прежнее так знакомое участие. Сохрани вас небесные силы! бегу обнять вас, но только я не дождусь до половины третьего часу.

Ваш Гоголь.

<Адрес:> Его превосходительству Василию Андреевичу Жуковскому.

Данилевскому А. С., 28 декабря 1838*

Не бессовестно ли тебе, не стыдно ли тебе не писать ко мне? Трудно тебе разве было сделать, одну строчку, только строчку, что я бы знал по крайней мере, что ты жив. Я никак не ожидал от тебя этого. Три письма и ни на одно нет ответа. Но бог с тобою, я прощаю тебе и этот раз. Только покайся, если у тебя есть капля любви, покайся! и сию же минуту за перо, и напиши ко мне два, три слова, не боле, что ты здоров. Я чорт знает чего не передумал об тебе в эти дни. Бог знает, может быть, и это письмо будет так же безуспешно, как и три предыдущие. Может быть, ты уже не в Париже, а где-нибудь или в Брюсселе, или в ином городе Европы. Я бы писал к тебе о многом, но по этому самому поводу не могу писать — не хочется даром терять слов и чувств, не зная, услышит ли кто их. Если ты в Париже, то рекомендую тебе моих добрых приятелей Межаковых*, отца и сына. Ты ими очень будешь доволен и, верно, благодарить меня за знакомство. Пожалуйста, облегчи им и помоги сделать скорее первое знакомство с Парижем. Укажи, где и что лучше и как что нужно делать, и проч. и проч. Жду с нетерпением твоего ответа. Слово, полслова! но твоей руки и поскорее.