Михаил Анчаров - Самшитовый лес. Этот синий апрель... Золотой дождь

- Надо выпить за самого старшего среди нас шахтера! Профессора Филидорова!

- Я не шахтер… - стеснительно сказал Филидоров.

- Не верьте ему, - сказал Сапожников. - Он шутит.

- Ура! - крикнули все.

Кроме Сапожникова - абсолютно незнакомые лица. Ни "швед", ни трое "наших" в плавках так и не появились.

Со двора два гангстера подносили шашлыки, дым поднимался, как при казни еретика Джордано Бруно, и профессор Филидоров уже не боялся хозяйки, он боялся дружинников. И жителей города.

- Ты хороший человек, - говорил ему Илья Муромец.

А Добрыня Никитич доливал ему в бокал пиво:

- Запей… Хорошо будет.

- Я не пью, - говорил Филидоров.

- Только один шахтер не пьет, - говорил Алеша Попович. - памятник на министерстве.

- Я не шахтер, - все более весело говорил Филидоров.

- Он шутит, - говорил Сапожников.

И профессор Филидоров уже ничего не боялся.

Только одни раз он испытал чувство ужаса и паники. Это когда все, и он с ними, оглашая ночь песнями, спускались вниз к морю и в нижнем конце улицы увидели слепящую фару и услыхали треск милицейской коляски. Пропало все. Доброе имя, уважение общественности.

Гости окружили патруль. Профессор отчаянно и благородно выступил вперед.

- Я профессор Филидоров… - сказал он. - А это мои ученики…

- Потише, граждане, - сказал милиционер. - Поздно уже.

С песней: "А кто твой муж, гуцулочка? Карп-аты!.." - гости двинулись в дом отдыха. А профессор Филидоров, Сапожников и тихий человек, которого все шахтеры называли Аркадий Максимович, сели возле тихого моря на теплую гальку. Последней подошла Неля.

- Стыдуха, - сказала Неля. - Ну прямо стыдуха.

Она сегодня шепелявила, у нее губа треснула. И еще она боялась лететь на самолете, а ей улетать послезавтра.

- А почему боишься? Тошнит?

- Да сто ты? Мозно аэрон принять. Я на самолете не боюсь… Просто если он навернется, сто тогда будет?.. Смотри, губа треснула… Слусай, а это не рак?

- Не надо на ветру целоваться, - сказал Сапожников.

- Да ты сто? Откуда целоваться? У меня зених в Донецке… Видись, ессе треснула?

Это не рак?

- Рак, - сказал Сапожников. - Ну - что ты пристала?

- А мне серт с ним, сто рак, - сказала она. - Мне главное дело с родителями попроссяться… Ах, серт возьми, заль, сто не в Донецке заболела, не успею с родителями попроссятся…

- Не рак у тебя, не рак, успокойся, - сказал Сапожников.

- Сестно?

- Честно тебе говорю. Я знаю. Иди.

И Неля тоже ушла.

- Странно… - сказал профессор Филидоров. - Это чудовищная дикость, варварство…

Водка эта, пиво… Но я никогда не проводил такого чудесного вечера… Все так непривычно… Вот вы шахтер, Аркадий Максимович… объясните мне…

- Я не шахтер, - сказал Аркадии Максимович. - Я археолог.

Он увидел светлячка и нагнулся, Сапожников увидел светлячка и нагнулся, и они стукнулись лбами.

Так Сапожников познакомился с Аркадием Максимовичем.

Так в эту ночь возник, и, быть может, главный для Сапожникова, поворот на его жизненной дороге проб и ошибок. Но он этого, конечно, не знал тогда, и тем более не знал, к каким это его приведет выводам.

Аркадий Максимович перебирал камешки на берегу теплого моря и вдруг сказал, что в сборнике фантастики он читал сапожниковский рассказ о Скурлатии Магоме, нерадивом ученике будущего, и что его, как археолога, привлекла там одна мысль.

- Какая? - спросил Сапожников.

Оказалось, мысль о том, что если машина времени возможна, то она уже изобретена в будущем, и в этом случае поездки в прошлое наших потомков неизбежны, а также неизбежны их скрещивания с нашими предками, и этим объясняется разнообразие рас.

Это очень простое объяснение и очень смешное.

- Из-за того, что смешно, - сказал Сапожников, - редактор и не хотел печатать.

Солидности ему не хватало… А без солидности какая наука?

- При чем здесь наука? - сказал Филидоров. - Это же фантастика. А фантастика для возбуждения фантазии.

Аркадий Максимович засмеялся и стал вспоминать сапожниковский рассказ. А Филидоров засмеялся и сказал, что это, конечно, не литература и не наука, а черт те что, но читать можно.

"Он только уснул, как вдруг услышал: -…И выходит, что интуиция, то есть предчувствие, - это момент восприятия информации из будущего, момент стыковки прошлого с будущим через настоящее, - сказал Скурлатий.

- Но если время движется вперед, почему оно вдруг с нами стыкнется? - спросил Сапожников.

- А потому, что оно движется не только вперед, но и вихрем по спирали, и потому оно набегает сзади и проскакивает мимо нас, - сказал Скурлатий.

- И снова набегает сзади?

- Да… Но оно уже не то самое, что было… То есть мы то гонимся за прошлым, то отстаем от будущего и только моментами движемся с временем наравне. Мы не можем двигаться быстрее времени, но можем перескакивать на виток, бегущий обратно, или на виток большего диаметра и, значит, летящий быстрее… У нас поэтому и логика совершенно другая. У вас линейная…

- А у вас нелинейная, - сказал Сапожников. - Я давно об этом догадался.

- А если это мы догадались?

- Нет… Я сам до всего дошел, - сказал Сапожников.

- Почему ты так решил?

- А потому, что если в моей природе нет способности воспринимать будущее, то никакие сигналы не помогут. Это раз, а во-вторых, если у меня нет хотя бы зародыша этой способности, то и у вас бы ее не было… Вы - мои потомки, а не я - ваш. И выходит, что передача от меня к вам важнее, чем от вас - ко мне, - сказал Сапожников. И вдруг сообразил: - Но ведь тогда совсем по-другому объясняется такая вещь, как расы и прочая этнография… Вы прилетали уже изменившиеся во времени и плодились здесь, скрещивались и выводили новую породу.

- И не один раз, - сказал Скурлатий. - Саморазвитие - медленная штука. А так - мы вас развивали, а вы нас… Жизнь-то колесом катится, а не копьем летит.

- А что вам-то предстоит?

- Ну, судя по тому, что мы есть, - наше будущее нас не угробило.

- И то хлеб… - сказал Сапожников. - Интересно… Выходит, возникновение новых рас - это скрещивание с будущим… Будущее влияет на нас сознательно и бессознательно, а вовсе не только прошлое, как мы предполагали. То есть причины наших поступков лежат и после нас, а не только до нас… Но почему вы считаете, что если переменить причину, то изменятся и последствия?

- Как же иначе?

- Господи, уткнулись носом… Дескать, вот пара - молоток - гвоздь… Молоток ударил, гвоздь вошел в стену. А это все ерунда. Главная причина - твое желание вбить гвоздь. А бить можно и не молотком, а микроскопом. А можно вообще не бить.

Поставь с другой стороны магнит - гвоздь сам влезет… Каждое явление есть следствие бесчисленных причин, а не одной…

- Вот ты как… Это надо запомнить, - сказал Скурлатий. - Вообще мы тебя у нас в школах проходили… Ты у нас считаешься основоположником.

- А тебе сколько за меня поставили?

- Пару.

- Малограмотный, черт. Никакого от тебя толку… Хотя к двоечникам я почему-то испытываю слабость. А почему - непонятно.

- Понятно, - сказал Магома. - Мы развиваемся по неизвестной программе, а отличники по известной.

- А почему бы вам просто не улучшить нашу жизнь! Ну, сделать ее хотя бы похожей на вашу… А мы бы тем самым еще более улучшили бы вашу жизнь…

- А почему именно вашу жизнь улучшать? - спросил Магома Скурлатий. - А до вас что? Не люди жили?

- Тоже верно… Значит…

- Ага, - сказал Магома. - Мы этим и занимаемся… Мы ищем, как запустить в оборот такой главный фактор, который бы выстроил и выправил всю человеческую историю заново и сделал бы ее счастливою.

- Ну? И нашли такой фактор?

- Нет. Ты должен найти этот фактор.

- Я?!

- Ты.

- Ну почему я?! Почему опять я?! - завопил и заныл Сапожников и проснулся". …В черном небе стояли неподвижные звезды. Аркадий Максимович и Филидоров смеялись, когда вспоминали сапожниковский рассказ и его нелинейную логику.

- Хотя в этом что-то есть, - сказал Филидоров. - В нелинейной логике…

Пахло олеандрами и прочими магнолиями, и посторонний мужчина в шляпе и белой майке скрипел галькой, укладываясь спать у тихого моря на надувном матрасе.

- Слава богу, машина времени принципиально невозможна, - сказал Филидоров. - Иначе пришлось бы допустить, что время это материя.

- Я допускаю, - сказал Сапожников.

- Ну, это понятно…

- Нет, я серьезно!

- Ага, - сказал Филидоров. - Это я понял… Все сверхъестественное вам по душе.

- Кстати о сверхъестественном, - сказал Сапожников. - Если завтра кто-то пройдет пешком по воде - это тут же перестанет быть сверхъестественным… Доказать же, что такого не может быть ни при каких условиях, - тоже невозможно. Если захотеть, можно придумать, как это сделать… Можно только сомневаться, так ли это было, как рассказано в мифе… Да и в мифе, я думаю, фантастичны не факты, а их объяснение.