Айлин - Анель Авонадив
Когда фары проезжающих мимо машин начинают слепить, я вытираю слезы и осматриваю незнакомую местность.
Телефона нет, я не могу позвонить. Разум подсказывает, что лучше уйти с дороги и спрятаться ближе к лесополосе, насильники могут передумать, вернуться и осуществить задуманное. А я не хочу пережить больше такой кошмар, мне нужно как-то вернуться в город.
Поднимаю голову и несмело поднимаюсь, кутаясь в куртку, стараясь закрыть распахивающуюся рубашку, пуговиц на которой не осталось. Обхватывая себя руками, поворачиваюсь, осматриваю местность.
Вокруг ни души, кругом темно, глаза только начинают привыкать к темноте. Хочется громко рыдать. Но я не могу себе позволить сковать свою волю страхом.
Я Мимирханова, а значит смогу найти выход, я не сдамся.
Позже, когда доберусь до дома смогу вдоволь поплакать на плече подруги, вспоминая свое унижение. Но сейчас нет, я должна быть сильной и не раскисать.
Оборачиваюсь, всматриваясь в лесополосу. Как бы не было страшно я должна уйти с обочины, чтобы не вздрагивать от каждого свиста проезжающей машины.
Пробираясь вглубь, утешаю себя, что самое страшное уже позади, Аленка наверняка меня ищет, возможно позвонила Алану, они могут вычислить мой телефон, я никогда не выключаю геолокацию.
Эти люди могли по дороге выкинуть сумку с телефоном, и будет понятно что за трасса, все не так безнадежно.
Добравшись до первых посадок деревьев, всматриваюсь в кроны и стволы, стараюсь не реагировать на извивающиеся щупальцы веток, которые пугают и колышутся от ветра создают иллюзорное присутствие чудовищ, создавая безобразные тени.
Облокачиваюсь спиной к широкому стволу старого дерева. Выдыхаю. Инстинкт самосохранения подсказывает, что не зная лесных троп вглубь идти бессмысленно: голые ветки без листьев вряд ли могут спрятать, если действительно кто-то решит меня разыскивать.
Главное расслабиться и дождаться утра. Все самое страшное позади, нужно чуть-чуть потерпеть.
Всматриваюсь в темное небо, затянутое тучами, не могу найти звезд. В детстве я считала что одна из звездочек моя мамочка, которая смотрит на меня и всегда оберегает.
Смахиваю крупные капли слез тыльной стороной ладони, шмыгаю носом, начинаю тихонечко петь черкесскую колыбельную, которую мне часто пела моя вторая мама Алима. Она всегда могла успокоить меня своим мелодичным голосом из воспоминаний детства, когда я была расстроена. И сейчас напевая себе под нос я тоже успокоюсь.
Родные мотивы напоминают о доме, по щекам катятся слезы: завтра настанет новый день и все будет хорошо, с утра, я пойду в сторону города, весь этот кошмар останется в прошлом.
Резкий грохот тяжелого металла, и свет фар, заставляют сердце биться в два раза быстрее. На обочине остановливается большая фура. Я всматриваюсь в темноту, пытаясь понять остановка вынужденная или долговременная на ночлег.
Из места моего укрытия ничего не разобрать. Собирая последние силы, пробираюсь к трассе — это моя единственная возможность попросить о помощи, узнать какой населенный пункт рядом и позвонить.
Вероятно остановка все же вынужденная, я это понимаю по тому, как часто и много ругается водитель странными словами на уровне "сленга", значений которых я не знаю и никогда не слышала.
Подхожу ближе, не вижу водителя, слышу только грубый мужской голос. Может я не вовремя, но стараюсь не трястись, набираю в легкие воздух, произношу поражаясь своему сиплому голосу:
— Извините пожалуйста…. — человек не реагирует, продолжая греметь где-то под машиной.
Набираюсь наглости подхожу ближе, попутных машин нет, кромешная тьма и только световые огни большой фуры освещают пространство.
— Вы не могли бы мне помочь? — слова застревают в горле, присматриваюсь, мужчина в горизонтальном положении что-то крутит огромными руками, корчась и постоянно ведя диалог с самим собой.
Моргаю, наверное я тихо говорю, набираю в легкие воздух, хочу снова сказать заготовленные фразы, только водитель фуры выползая из-под машины, резко обрывает мой диалог
— Сколько? — я моргаю, — мужчина рассматривает меня словно товар на рынке, — у меня полная жопа, красавица, потому я не прочь тебе помочь, — он вытирает огромные руки грязной тряпкой, рассматривая водителя высоко задрав голову, вижу перед собой двухметровую статую, сглатываю, делаю шаг назад
— Я хотела попросить телефон чтобы позвонить, — мужчина резко хватает за локоть
— А ключи от дома тебе не дать? — ничего не понимаю, почему человек ведет себя таким образом, я не давала повода думать, что я воровка.
Язык немеет, нужно ответить, дергаю руку, но мужчина крепко держит в своем в захвате
— Пустите, — тысячу раз пожалела, что пошла просить помощи, страх липкими каплями стекает по позвоночнику.
— Что-то ты пугливая, — он внимательно всматривается в мои глаза, отпускает локоть, приближается ближе и я не различая дороги, поворачиваюсь и бегу. Резкий скрип тормозов, фары ослепляющие глаза и я больше ничего не помню.
Глава 18
Егор
После того как расстался со студенткой, домой еду не сразу. Какое-то время катаюсь по городу, собирая свои мысли.
Все еще чувствую аромат запаха ванильной сладости, которые Айлин каждый раз с завидным постоянством оставляет на моей коже. Каждый поцелуй с ней разный, какой-то особенный. Ее образ впечатывается в мою память словно несмываемая краска.
Может я схожу с ума, только вкус ее губ вызывает дикий первобытный восторг.
Айлин так откровенна в своей страсти, такая открытая и честная в проявлении чувств. Нет этой наигранности, показухи.
Она одуряюще вкусная девчонка, появившись случайно в моей жизни пронеслась по вкусовым рецепторам к самому центру удовольствия, вызывая мгновенное привыкание.
Касаясь ее губ, обмениваясь дыханием, не в первый раз замечаю, что не хочу останавливаться, почему-то мне трудно ее отпускать из своих объятий.
Паркуюсь во дворе дома. Выхожу не сразу, сижу какое-то время в машине. Закрываю глаза, откидываю голову на подголовник, передо мной возникает образ Айлин, ее глаза, которые с обожанием смотрят на меня, что и пару часов назад. Я точно буду гореть в аду за пошлые мысли относительно этой девочнки.
Почему-то всплывает в памяти, как держал ее холодную ладошку, и то как хотелось коснуться ее кожи, втягивая в себя каждый пальчик по отдельности. Почему-то снова улыбаюсь, вспоминая как она назвала объятия, по современному «обнимашки».
От ее таких детских порывов, сносит к чертям все мое мужское самообладание. Никогда еще так не ломило в паху, перед глазами пелена, Когда я с Айлин меня накрывает острым, безотчетным, отчаянным мальчишеским безумием, забытым за давностью лет. Я не могу объяснить себе свое состояние, но это определенно сильнее, чем
