Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
И тут Шахар пришел в неистовство:
– Ты издеваешься надо мной! Никак тебя не поймешь!
– Нет, это ты издеваешься надо мной! Сказал бы хоть, как тебе мой коллаж, – ответила Галь чуть ли не вызывающе.
– Твой коллаж? А причем здесь он?
– А при том, что он уже неделю висит на доске, все его видели, а ты вспомнил о нем лишь сегодня благодаря Дане.
Шахар мужественно принял заслуженный удар. До него стало доходить, за что Галь была так обижена на него. А, может быть, ее, впридачу, расстроила оценка по английскому? Кто мог бы подсказать ему, что творилось в ее вздорной голове, под каскадом растопорщившихся темных густых волос?
– Сердишься на меня? – произнес он с раскаяньем. – Да, я в последнее время не уделял тебе достаточно внимания и не заметил твой коллаж. Понимаю, что ты очень старалась, хотела меня впечатлить. Но и ты меня пойми: я был очень занят. Это эссе выжимает из меня все силы. Но до каникул я намерен его сдать. Вот увидишь, любимая, все наладится! Давай потом куда-нибудь махнем вдвоем? Отдохнем как положено!
Девушка стояла перед ним, как потерянная. Ей было бесконечно жаль столь долгожданной, но испорченной возможности уединиться с ним в этой спальне. Ее сердце разрывалось от боли. "Держаться любой ценой!" – заклинала она себя, страшась вызвать друга на бурное объяснение, которое могло их привести к чему угодно.
– Галь, малышка моя, – молвил он, видя ее напряжение. – Ну, расслабься. Что я сейчас могу сделать, чтоб ты перестала на меня дуться? Иди сюда, – прибавил он с улыбкой, протянув к ней руки.
Она послушно подошла и обняла его механически, но при этом глаза ее были влажны. Шахар сначала снял с себя, а потом с нее свитер и прижался к теплому телу Галь в одной облегающей футболке. Он нежно перебирал ее волосы, шептал ласковые слова. Затем взял в руки ее лицо и покрыл его поцелуями. Ненавязчиво подведя ее к постели и уложив, он принялся водить губами по ее шее, задерживаясь в том месте, где раздавались удары ее пульса. Ему хотелось, чтоб Галь хоть чуть-чуть расслабилась и любила его сегодня, как всегда, и потому не торопился с более страстными ласками. Отстранившись на мгновение от лежащей в отрешении подруги, он сказал:
– Малышка, пойми… я хочу, чтоб ты понимала: все, что я сейчас делаю, я делаю ради нас.
– Нет, не понимаю, – сдавленно выговорила Галь. – Ты рассуждаешь, как взрослый, хотя ты еще школьник. Не забывай об этом.
– Так тем более, – гордо бросил уязвленный юноша. – Пока я свободен от семейных хлопот, от работы, от кучи разных дел, я должен пробивать себе дорогу в жизнь, и не отступлюсь, даже если на это уйдут мои самые лучшие годы!
Несчастная девушка вновь услышала в голове пронзительный голос Лиат, утверждавшей, что она модель на миллион. Господи, специально ли так вышло, что судьба поманила ее карьерным блеском для того, чтобы, столкнув с честолюбием любимого парня, заставить горько сожалеть об утраченном редком шансе – не ради денег, а ради растоптанного самоуважения?
– Причем же тогда здесь я? – глухо спросила она.
– Тебе же хотелось красивый дом возле моря? Вот поэтому я должен заработать на него, – резонно промолвил парень.
– Я возненавижу этот дом, если он мне будет стоить отдаления от тебя, – всхлипнула Галь.
– Ну вот, уже она уже плачет! – воскликнул Шахар, вскакивая на ноги. – Можно подумать, я запрещаю тебе заниматься тем, чем тебе нравится, и ограничиваю твою свободу! Если ты хочешь знать, – попытался приободрить он подругу, – в семье должны быть две зарплаты.
И тут эмоции хлынули бурным потоком. Галь ринулась к столу Шахара, схватила рамку с любительской копией своей судьбоносной фотографии, и ткнула ему ею в лицо.
– Ты видишь это? Это – то, что ты сюда поставил вместо моего подарка? – вскричала она. – Ты знаешь, что мне было предложено за мой тебе подарок? Контракт с одним из крупнейших модельных агентств в стране. Все было в нем учтено: и работа за границей, и конкурсы… Я с презреньем отказалась от этого контракта, несмотря на уговоры мамы и Лиат, потому что решила остаться с тобой! – голос ее перешел почти в визг. – С тобой самим, а не с твоим эссе и твоими амбициями! Будь проклят тот день, когда я это сделала!
И она, расплакавшись, упала на постель.
Шахар стоял рядом, бледный, с разинутым ртом, в глубочайшем смятении, не веря своим ушам, не зная, что делать и что говорить. Он только выдавил:
– Ты… что?!..
– То, что ты слышал, дорогой, – рыдала Галь, зарываясь лицом в покрывало.
Парень в ужасе отпрянул, пытаясь вникнуть в ее сдавленные крики, и в отчаянье воскликнул:
– Галь! И ты мне ничего не сказала?
– Я не хотела ничего говорить… ради тебя… не хотела разбивать нашу гармонию… омрачать нашу любовь… но я надеялась, что ты оценишь то, что я для тебя сделала… что я для тебя важнее всего, как и ты для меня… а ты… ты готов променять наши встречи на стопку печатных листов! Ты строишь планы для себя, а не для нас! То, как ты себя со мной ведешь в последнее время, недостойно любящего мужа!
Молодой человек был в полнейшей растерянности. Он ни на мгновение не задумывался о том, что занятость его могла так отразиться на Галь, не представлял, что вел себя каким-то ужасно недостойным образом. Но больше всего потрясла его фраза, в которой его подруга назвала его своим мужем.
Отчего в этой маленькой милой головке зародились такие странные мысли? Что он сделал не так? Ведь все было прекрасно!
Шахар Села, с замираньем сердца, прилег рядом с горько рыдавшей возлюбленной и начал ее бережно утешать. Он прижимал ее к себе, гладил взъерошенную шевелюру, целовал лицо, руки, называл солнышком, радостью, глупенькой, клялся, что его планы на будущее нисколько ей не угрожали. Когда она ему заметила, что именно ее несостоявшиеся планы и могли представлять для них угрозу, и что она отказалась от них сознательно, парень пожурил ее за умолчание этой истории. В этом случае, горячо проговорил он, им бы сегодня не пришлось поссориться. Ведь сначала он подумал, что она расстроилась из-за фотографий, вслед за ними выместила гнев на коллаже, потом он даже погрешил на ее оценку экзамена. И лишь сейчас ее прорвало. К чему было скрывать правду, если в итоге они к ней пришли безобразнейшим образом? И к чему было столько времени лгать, выдавать свой нелепый гнев за плохое самочувствие, если все обстояло намного серьезней?
Но Галь ответила вопросом на вопрос: а что бы это изменило? Разве, узнав о
