Откровенные - Константин Михайлович Станюкович
Марк не скрыл от него и истории своей сестры и о том, как Павлищев бросил ее на произвол судьбы, как потом, благодаря случайности, Павлищев обеспечил сына, положив на его имя десять тысяч.
— Так вот каков гусь Павлищев! — воскликнул старик. — А я ничего этого не знал…
— Юбочник! — с презрением промолвил Марк.
— Но послушай, Марк, как же ты не предупредил меня в то время, когда Ксюша была его невестой?
— С какой стати? И какое у меня было право предупреждать вас? Во-первых, вы могли подумать, что я действую в личных интересах, а во-вторых, я думал, что Ксения любит Павлищева… Зачем же было отравлять ее любовь напоминанием об ошибке молодости его превосходительства, тем более, что он, хотя и поздно, а все-таки несколько ее поправил?
Василий Захарович оценил деликатность поведения Марка и спросил:
— Ты, конечно, ненавидишь Павлищева?
Марк пожал плечами.
— Слишком много чести. Да и вообще я редко ненавижу людей — я их только определяю. Да и за что его ненавидеть? Сестра сама была виновата — поверила в привязанность Павлищева и в его речи… Ну, а он мастер болтать с женщинами и производил на них впечатление, особенно когда был помоложе…
Василий Захарович только подивился здравым рассуждениям Марка и выразил надежду, что он избавит сестру от унизительной зависимости от Павлищева.
— Уж я это сделал. Она отказалась от ста рублей, которые высылал ей Павлищев. Я делюсь с ней…
— И десять тысяч лучше вернуть.
— Уже возвращены! — гордо промолвил Марк…
— Умница ты, Марк! — весело проговорил старик, ласково трепля по плечу молодого человека. — Большая умница!.. Ты и без Павлищева выдвинешься. Ведь, он тебя, конечно, теперь не оставит при себе?
— Оставит! — уверенно отвечал Марк.
Василий Захарович бросил на него удивленный взгляд.
— Я ему нужен! — прибавил Марк, как бы в пояснение, — и он мною очень дорожит… А Павлищев настолько умен, чтобы не ссориться из-за пустяков…
— Отбить невесту с миллионом ты называешь пустяками? — с веселым смехом воскликнул Трифонов.
— Вот если бы я спихнул его с места — он не простил бы, а за Ксению — простит, как ему ни обидно, что богатая невеста выскользнула из рук! — промолвил, усмехаясь, Марк. — Ведь он прежде всего карьерист и жаждет власти.
— И ты останешься с ним служить?
— Отчего же не остаться? Останусь. Он наверное будет министром, и, значит, моя служебная карьера тоже обеспечена… Ну, а если Павлищев окажется глупее, чем я о нем думаю, я и без него теперь сделаю карьеру… Ведь, в департаменте знают, кто пишет Павлищеву записки, за которые министр благодарит его превосходительство! Нет, он не захочет потерять хорошего работника! — прибавил Марк, полный уверенности.
* * *
Свадьба была назначена в начале июня. Главным образом торопила со свадьбой Ксения, да и старики скорей хотели покончить с этим делом. Чего еще ждать?
В последних числах мая вызвали по телеграфу Бориса и, когда он приехал, ему объявили, что Ксюша выходит за Марка. Борис был поражен, но принял это известие без особенного неудовольствия и даже смеялся при мысли, как будет поражен Павлищев. Марка он привык уважать и даже несколько побаивался. Конечно, сестра лучше бы сделала, если б вышла замуж за князя Сицкого, но… раз она «втюрилась» в Марка — толковать нечего. А что она, как он выражался, «втюрилась» — в этом не была ни малейшего сомнения. Стоило только взглянуть на нее, такая она была веселая и сияющая, такая нежная и мягкая и такими влюбленными глазами смотрела на Марка.
Пятого июня, рано утром, Трифоновы и несколько человек русских случайных знакомых в Монтре, приглашенных быть шаферами и свидетелями, поехали в Женеву, и там в русской церкви произошло скромное венчание.
Радостная и счастливая, помолодевшая и хорошенькая, стояла Ксения перед аналоем в своем белом подвенечном. платье, которое так шло к ней, и с горделивым чувством взглядывала на стоявшего рядом с ней, чуть-чуть взволнованного, серьезного и дьявольски красивого Марка в своем элегантном фраке. Она в эту минуту не сомневалась в счастье на всю жизнь, полная беспредельной любви и страсти, а он думал, что теперь звезда его поднимется высоко… Богатство уже есть… карьера будет…
И на лице его блуждала гордая, вызывающая улыбка при воспоминании о прошлых днях нищеты и ничтожества, и в голове его бродили честолюбивые мечты…
Обряд венчания кончен. Молодые крепко поцеловались.
В тот же вечер они отправились путешествовать, а Василий Захарович уехал в Петербург, чтоб приготовить к приезду молодых отдельное роскошное гнездышко.
Два медовых месяца провели молодые в путешествии. Они побывали в разных местах Европы и наслаждались счастием… Прежний монах и аскет Марк сделался самым пылким мужем. Долго дремавшая в нем чувственность молодого, здорового животного пробудилась, и он влюбился в Ксению со всем пылом впервые загоревшейся страсти, почти не обращая внимания на нее, как на человека, на ее духовный мир.
Это были какие-то безумные дни двух молодых, вырвавшихся на свободу животных. У Ксении эта страсть одухотворялась, так-сказать, поэтической иллюзией и благородной любовью. Марк такой любви не испытывал и словно не понимал, слишком черствый эгоист, чтоб ее понимать. И он, анализируя свои отношения к жене, только дивился, как силен в человеке зверь, дивился и не без чувства удовлетворения видел, что эта свежая, страстная и расцветшая Ксения, несмотря на свой ум и независимость, вполне его раба, влюбленная, преданная и вполне счастливая раба.
И он высокомерно думал, с холодным цинизмом:
«Теперь хоть разочаруйся Ксения во мне, она моя — всегда моя!»
* * *
В конце августа они вернулись в Петербург. Гнездышко, приготовленное стариком Трифоновым, было действительно прелестное, роскошно отделанное, полное комфорта, в небольшом особняке, неподалеку от дома Трифонова. Экипажи и четверка славных лошадей были в числе приданого. И с приездом молодых Василий Захарович вручил Ксении сохранные расписки государственного банка на один миллион и, кроме того, передал Марку безыменные билеты на триста тысяч в полное его распоряжение…
— Ну что, ты счастлива, Ксения? — спрашивал отец у своей любимицы на другой день, когда она приехала к своим.
— Страшно счастлива… Мне даже совестно, что я так счастлива!.. — говорила Ксения и вся почему-то краснела…
— Ну, и слава Богу… Марк, ведь, славный человек…
— Это прелесть, а не человек…
— Ты, кажется, молишься на него, Ксюша, — подсмеивался старик, радовавшийся за
