Полусвет. Страшный смешной роман - Елена Викторовна Котова
«Это Самойлов мне пишет»,
– следом пришло пояснение.
«Он в образе
_рожица_с_высунутым_языком».
«Про Мелитополь уже знаешь?
_шесть_серых_ладошек_пятерней».
Все понятно. Самойлов для Куки умер, а Зоя рассказала ей про Мелитополь. Маруся переключилась на телегу.
«В субботу собираю всех на даче, приезжай», – это Глеб. Ответив, Маруся вернулась к ватсапу, там снова Наумов: «Кукины два миллиона – копейки по сравнению с квартирой, которую ей Матвей купил». В отличие от других, Самойлов писал относительно внятные месседжи: «Куки затеяла войну, надо посоветоваться. Думал вчера тебя встретить».
Где он думал вчера встретить Марусю? И Наумов пишет насчет вчера, и Зоя встретила Самойлова вчера. Что-то слишком много событий вчера мимо прошло.
Корнелия появилась на Гагаринском, где Маруся, сидя на полу, курила, читая месседжи, в которых все по-прежнему происходило вчера. Куки уселась на подоконнике, бросив рядом рюкзачок.
– Говорила вчера с Мотиным партнером, как ты велела. Выражал понимание, обещал помочь. Но, видимо, как только заикнулся Самойлову, что я с ним говорила, тот пошел в разнос.
Каждый гонит волну, круги идут по воде все шире. Всё повернулось так, будто Куки вымогает деньги у Матвея, звучит-то как неприглядно! Как бы душевно люди ни относились к Корнелии, клише вымогательства для всех выглядит понятным объяснением, и не надо вникать в запутанные отношения пары, вместе прожившей почти четыре года. Куки стала тыкать Жуковой свой айфон:
«Трезвонишь, что я тебя обобрал.
Зная, что врешь».
«У тебя цель втоптать мое имя в грязь».
«К тебе близко подходить опасно».
– Говорю же, в образе! – закатила глаза Куки, – и под утро, это я тебе уже пересылала: «Считай, что я для тебя умер». Покойничек бегает по Москве, рассказывая, что я порочу светлый образ его! Полгода пахала, заглаживала его косяки, а заработала одни помои.
– Я не понимаю, вы вчера тусили, что ли? Почему я ничего не знаю? – Марусю больше всего интересовал этот вопрос.
– Ох, Маня, неисповедимы пути нашего света. Вчера была гала по поводу Хануки.
Как это? А Марусю никто не пригласил… А вот так! Списки утверждал Мисонов, не любит он Марусю, если говорить прямо. Сам вычеркнуть не решился, понимая, что Жуковой все доложат, решил разжижить интригу, подключил Рошаль. Мисонов и Рошаль повторяли, что Жукова обо всех говорит гадости и вечно интригует. Корнелия этого Марусе пересказывать не стала, зачем травмировать человека. Но характер у Мани действительно не сахар, у нее дар со всеми ссориться.
– Манечка, не расстраивайся, им же надо не только сделать гадость, но и раззвонить об этом.
– Что раззвонить-то? – у Марусе в голосе зазвучали слезы.
Раззвонить надо одно: все собравшиеся – сливки сливок, никаких лишних людей. Взять, к примеру, Жукову: человек сложный, не все ее любят, таких мы не приглашаем. Ключевое слово – «мы». Чтобы всем напомнить, что они opinion leaders московского света.
– За что мне этот ярлык, что у меня сложный характер? У кого он простой? – слезы из голоса Маруси просочились в глаза.
– Блатная разведенка, у меня то же самое: Самойлов у меня пальто украл или я у него, но Фокс шантажистка, – захлюпала и Куки.
В холодной квартире, среди несобранной мебели две дамы полусвета утирали слезы. Отсморкавшись, Куки произнесла:
– Зато познакомилась с Ричардом Гиром по имени Боря, приятный мужик. Что у него баба из Мелитополя живет, ты уже знаешь. Вот наворот будет, чувствую. Холод тут зверский, пошли в кофейню.
Купить квартиру в двух шагах от «Лавки братьев Караваевых» было непростительной оплошностью. Дважды в неделю жрать эклеры недопустимо, пришлось заказать зеленую гречку со свеклой. Под такую еду сплетничать – никакой радости.
– Ненавижу веганов, велосипедистов и джоггеров, – повторяла Жукова, глядя на посетителей, которые все, как один требовали кофе без кофеина и молока без лактозы.
– Ты бы видела, как все вчера выглядело, – Корнелия не видела смысла обсуждать веганов и велосипедистов.
Зоя с рыцарем Борей справа, Миша с женой – слева, Самойлов ходит мимо Куки с каменным лицом, за ним вприпрыжку Маклакова. Рыцарь Боря рассказывает Асе, что встретил женщину своей мечты Зою, а Наумов поддакивает…
– Погоди, погоди, рыцаря зовут Боря, так? А свою бывшую жену он держит в Мюнхене? И Глеб притащил к нам в Берлине на Новый год Борю Маркова из Мюнхена. Выходит, Зоин рыцарь и есть Марков!
– Так это именно о нем я наводила справки, когда Глеб просил, еще год назад?! Выходит, мы его знали давным-давно.
– Он в тот Новый год зафрендился с Эльзой, и он же подослал Дунина смотреть дворец, помнишь зашквар с аквалангами?
Такого не бывает ни в каких сериалах, такого и в жизни представить невозможно. Маруся стала пересказывать выдержки из тайных записей Ванечки, которыми тот все же делился с женой. Значит, и Маклакова с этими хабалками, с грудастой Нелли и с Вероникой? Во, вляпался Самойлов.
– «Макаронный король», угораю, – простонала Корнелия.
– «Леди, недоделанные из цветочниц»… У Ванечки в записях все их реплики на порядок гаже, чем Зоины «голимый трэш» и «адский пипец», – добавила Маруся.
– Адский трэш и голимый пипец, не засоряй язык, – поправила ее Куки. – Пока у рыцаря Бори не прошла гормональная горячка, Зое надо избавить его от Мелитополя, он сам не решится.
Сплавить бэбика бабушке, собрать сумку с вещами: кружевное белье, чулки, кремы и прочие вызывающе интимные причиндалы, явиться к Боре и сумкой об пол – бац! Здрасьте, я тут живу, а вы что тут делаете? Сидеть в квартире, пить шампанское и брать измором. По телефону громко обсуждать обручальные кольца.
– Рыцарь Боря в одном прав, – продолжала Корнелия, недобро косясь на свеклу, – лучше всего Vacheron, крутая коллекция. Можно еще Tiffany, но рыцарь хочет парные, а у Tiffany мужские убого смотрятся.
Покончив с вопросами Самойлова, колец и Мелитополя, Жукова опять понеслась на Спиридоновку.
– Как ты могла не прийти вчера? – спросила Зоя, будто только что вспомнила.
– У меня в Москве нет вечернего платья, только коктейльные, – ответила Маруся, не желая рассказывать, как ее назначили изгоем.
– Как это у тебя нет длинного платья? Коктейльные это в прошлом, – Жукова совсем оторвалась от жизни в своем убогом Берлине. – Оказывается, вы все, включая и Наумова, знаете моего Борю, вы Новый год в Берлине вместе встречали.
– Я это давно поняла, но, раз ты скрывала, я и молчала, – с важным видом произнесла Маруся, надо же как-то выправлять позиции.
– Стояли бок о бок с Наумовыми. Миша обращался ко мне на «вы», выглядело смешно и жалко. Маруся, я тебя не понимаю, не прийти из-за какого-то платья… Могла бы в конце концов у меня одолжить. Ты правда на два размера толще, но у меня есть просторные балахоны, – Зоя говорила и говорила, чтобы чужими бедами заглушить собственную тоску.
Ведь их с Мишей ребенок зачат в любви, Миша ведь умолял родить ему сына! А потом испугался. Чего? Вот этого Зоя понять никак не могла. И все повернул так, будто его поставили перед фактом, но ведь не так все было! Она встретила Борю, и внутри забились крылышками бабочки, смущая иллюзией любви. Любовь приходит в разных обличьях, ей не девятнадцать и даже не двадцать пять. Уже рукой можно дотянуться и до обручальных колец, и даже до Лондона, а волны тоски по Мише все накатывают. Если бы сейчас Миша ушел от жены, она бы бросила Маркова? От сумбура чувств Зою охватывала тоска, в которой был повинен конечно Миша. Сквозь тоску проступало жгучее желание уязвить, причинить ему боль. Чтобы он понял, как больно ей самой.
– Я побежала, завтра Ванечка прилетит, – заторопилась Маруся.
– Ты ж говорила, что Хельмут.
– Он в начале января, на русское Рождество. А Ванечка – сейчас,
