Десятые - Роман Валерьевич Сенчин
Четыре года назад Ясир участвовал в том, что позже назвали в СМИ «погромом на Манежке». Тогда, через несколько дней после убийства в Москве русского парня – несколько раз выстрелили в упор в голову из травмата, – тысячи людей пришли к стенам Кремля требовать справедливости, наказать убийцу, который по горячим следам был задержан и очень быстро отпущен.
На Манежной площади сошлось очень много обстоятельств, которые привели к побоищу. Убит был русский, а убийца – с Кавказа, и в тот момент, когда толпа пришла под стены Кремля, пронесся слух, что рядом, в Александровском саду, кавказцы танцуют лезгинку. Толпа бросилась их бить. Милиционеров было поначалу всего несколько человек, и их смяли. Подоспевший ОМОН ринулся на протестующих, но те, разгоряченные, озлобленные, не побежали, а дали отпор…
По сути, ничего сверхужасного не случилось (по «Евроньюс» почти каждый день показывают кадры куда более жестких противостояний в Европе, в том числе и имеющих национальные причины), но тут дело происходило в двух шагах от сердца власти – Кремля, и поэтому нескольких участников, выбранных, скорее всего, произвольно, покарали очень жестко.
Впрочем, что значит «произвольно»… Осужденные на реальные сроки заключения оказались в основном членами той партии, в которой состоял Трофим. И хоть СМИ твердили, что на Манежке распоясались русские националисты, среди осужденных оказался, например, партиец с именем-фамилией Руслан Хубаев…
Митьку Ясира тоже хотели засадить. Нашли на оперативной съемке, как он кидает в ментов чем-то белым. То ли снежками, то ли сосульками. Объявили в розыск. Митька исчез. Говорили, что свалил в Белоруссию, оттуда – в Польшу… Обитает где-то в Европе. А оказывается, вот он – во глубине России! Скрюченный, в разбитых, потерявших форму берцах, в неизменной, но засаленной – белые и черные квадратики слились – арафатке на шее. Щетина во все стороны, как у чующего опасность ежа.
– Митюх! – сказал Трофим, и они обнялись. – Ты откуда, брат? Ты как?
– Да вот, – хехекнул тот, – нелегальствую.
От Ясира пахло преющей одеждой, грязным телом; Трофим инстинктивно отшатнулся.
– Слушай, – попросил товарищ, – можно у тебя помыться? Совсем что-то в последнее время… круг сузился.
– Да конечно! Какой разговор! Пойдем.
– Погоди, а у тебя чисто? Ну, в смысле, – и Ясир издал звук, напоминающий радиоволны.
«Про прослушку», – догадался Трофим и пожал плечами:
– Кто его знает… Вроде не было в последнее время поводов считать, что слушают… Но много способов… у нас вон телефоны в карманах.
– У меня выключен, и батарея вынута… Короче, – Ясир приблизил колючее лицо к уху Трофима, – я буду Ричардом, Ричей. Типа, музыкант приехал к тебе насчет проекта… Ты же занимаешься музыкой…
– Ну хорошо, хорошо, Рича! – Трофиму стало смешно от такой неуклюжей маскировки, Ясир же был серьезен и напряжен. «Еще бы – четыре года в бегах».
Пока Ясир мылся, Трофим собрал на стол кой-какой еды, приготовил чистую одежду – майку, трусы, джинсы, носки… Когда шум воды в ванной смолк, стукнул в дверь:
– Ричард, держи обнову.
Дверь приоткрылась, рука с темными длинными ногтями приняла белье.
– И там ножницы на полочке… мусорное ведро возле унитаза. Бритвы есть, побрейся.
– Ага, ага…
Трофим взял телефон, нашел номер Илюхи, своего соратника, с которым они утром должны ехать на Юго-Запад. Илюха отвечал за погрузку гуманитарки в грузовики.
– Привет, ну как, закончили?
– Всё в поряде! – бодрый голос Илюхи. – Готово.
– Тогда – в семь утра выезд. Водил проконтролируй, чтоб не проспали.
– Я им внушил.
– Хорошо… – Трофиму хотелось сказать про Ясира, представлял, как Илюха обрадуется, примчится увидеться со старым товарищем, но не стал. Мало ли что. Пожелал: – Спокойной ночи.
Больше сегодня звонить было некуда, звонков тоже не ожидалось, и Трофим отключил сотовый, вынул аккумулятор. Оглядел кухню, пытаясь угадать, где бы могли быть спрятаны жучки. И возникло старое, полузабытое чувство тайны, опасности… Задернул плотнее шторы, включил музыку. Тот альбом, что записал с местными музыкантами: дал несколько своих текстов, подпел в кой-каких треках…
Зазвучал ритмичный фанк, а потом раздался голос вокалиста Генки-Ганса:
Чернозем в моем сердце зарастает репьем,
Спят детские мечты, как бомж, укутавшийся
тряпьем,
В городе греха неживые голоса,
Спиралью лента шоссе в никуда – черная полоса.
– Твое? – кивнул Ясир на песню.
– Коллективное.
С год назад, когда сделали эту песню, слушал ее по десять раз на дню, а теперь не то чтобы приелась, а как-то не соответствовала душевному настрою.
Мой старый бардак и ваш новый порядок,
Как нежелательный сорняк для показательных
грядок,
Здесь на каждое небо триста тысяч ворон,
Пингвины едут по домам с работы, как с похорон.
Они не видят, они не слышат,
Они не ведают, что творят…
Покопался в дисках на подоконнике, выбрал сборник «Телевизора». Зазвучал красивый, гипнотизирующий голос Михаила Борзыкина:
Выключатель квадратен,
Он похож на портрет
Того доброго дяди,
Который принес нам свет…
– Да оставил бы то, – поморщился Ясир.
– Не хочу…
Впрочем, и «Телевизор» сейчас не катил. Тянуло снова послушать песню Александра Скляра. Жалко, диск остался в машине, а искать ее в интернете было сейчас некогда…
– Что пить будешь? Вино, водка? Коньяк есть…
– Водку, конечно… А семья-то где?
– За город увез. У детей каникулы начинаются.
– М-м, понятно. – Ясир произнес это нехорошо, с завистью, что ли; уселся за стол. – Опа, и икра у тебя?!
– Ешь, набирайся сил. У меня заночуешь?
– Ну, если не против, то с удовольствием бы…
– Тогда неси свое, постираем. К утру высохнет.
Ясир принес груду серой одежды, покопался в штанах, что-то вытащил, спрятал в карман новых джинсов. Засунул груду в стиралку. Трофим сыпанул порошка, включил.
– Теперь можно и приступать.
Ясиру налил водки, себе – белого вина.
– А ты водку не хочешь? – Ясир прищурился с подозрением.
– Мне в семь за руль. На Юго-Запад еду, помощь повезу.
– А, слышал, слышал про твою деятельность.
Чокнулись, выпили и стали есть. Ясир жадно запихивал в себя колбасу, сыр, маринованные помидорчики. Трофим тоже проголодался…
– Недавно «Мартина Идена» прочитал, – прожевав и громко взглотнув, сказал Ясир. – Теперь под впечатлением. Мощная книга.
– Ну да, мощная, – согласился Трофим, соображая, к чему гость заговорил о «Мартине Идене».
– Вот пробивался человек, пробивался. Пробился, стал известным, богатым – и утопился.
– Не просто так
