Он уже идет - Яков Шехтер
На слушание дела его пригласили через три дня. Желтое здание суда со стрельчатыми окнами и роскошной аркой парадного входа располагалось на центральной площади Курува. Широкая мраморная лестница, покрытая ковровой дорожкой, стертой почти до подкладки каблуками посетителей и чиновников, вела на второй этаж. Он был полностью отведен под беломраморный зал в три света, в котором было зябко даже летом, а зимой пальцы сводило от сырого холода.
Стены зала были обшиты темными дубовыми панелями, стряпчие сурово взирали из-за тяжелых дубовых столов на подследственных и свидетелей. Их серьезные лица выражали неподкупность и строгую приверженность закону. А судья, восседавший на возвышении, казалось, олицетворял собой саму справедливость в ее земном воплощении.
– Если бы не этот поц из Варшавы, – прошептал Мендель сидевшему рядом с ним на скамье подсудимых Залману, – мы бы купили их всех скопом, по дешевке. Но они боятся Славека Дембовского больше, чем бешеная собака боится воды.
«Я тоже его боюсь, – подумал Залман. – Только совсем по другой причине».
Славомир расположился за отдельным столом и сосредоточенно перебирал лежащие перед ним бумаги, словно не замечая сидящих напротив Менделя и Зямы.
– Приступаем к слушанию дела, – объявил судья. – Начнем с опроса свидетелей обвинения. Прошу вас, пан Дембовский.
Славомир встал, одернул мундир, чуть поклонился судье и начал:
– Ваша честь! Ввиду непредвиденных обстоятельств два свидетеля не сумели явиться на заседание. Поэтому сегодня мы можем заслушать показания лишь одного, но зато главного свидетеля, Станислава Ольшевского.
– Потрудитесь объяснить, что произошло с остальными, – ответил судья.
– По дороге на суд зашли в шинок, поссорились, подрались, покалечили друг друга.
– Одного свидетеля, даже главного, недостаточно для рассмотрения вопроса и вынесения приговора.
Вид у судьи был недовольный, ему явно хотелось все закончить за одно слушание.
– Ваша честь, – произнес Славомир. – В деле присутствуют письменные показания свидетелей, зафиксированные следователем. Прикажите доставить из моего кабинета папку, и тогда мы можем обойтись без самих свидетелей.
– Хорошо, – ответил судья. – Объявляю перерыв.
Дождь перестал, но водяная пыль все еще плавала за высокими стрельчатыми окнами. Лучи солнца, выглянувшего из-за туч, раскрасили эту пыль во все цвета радуги.
– Стройте замыслы, но они рухнут, – пробурчал Мендель. – Говорите слова, но они не сбудутся. Потому что с нами Бог.
– А они считают, будто с ними, – ответил Зяма.
– Демоны с ними, а не Бог! А с нами все будет хорошо.
– С чего ты так решил, Мендель? Откуда у тебя такая уверенность в благополучном исходе?
– Я не Мендель, я Мендель-Зисл. А уверенность от ребе Михла.
– Ты изменил имя?
– Да. Как вся эта каша начала вариться, я сразу побежал к ребе. А он говорит: меняй имя. А я ему говорю: меня в честь прадеда назвали, не могу менять. А он: мой совет такой, а дальше решай сам. А я ему: дед перед смертью попросил моего отца назвать первенца в честь прадеда. Так и сделали. Разве можно теперь менять? А ребе говорит – можно. А я спрашиваю: почему Зисл? Во время опасности дают еврею второе имя Хаим или Рефоэль. А ребе отвечает: так надо. Ну, я пошел в субботу в синагогу и у Торы взял второе имя. Теперь я Мендель-Зисл.
– Это хорошо, – согласился Зяма. – Это помогает. Но для полной уверенности в благополучном исходе недостаточно.
– Еще как достаточно! Вчера я был на кладбище. Неловко все-таки, решил прощения у прадеда попросить. Насилу отыскал могилу. Памятник мхом зарос, накренился. Счистил я мох и прочитал: тут погребен Мендель-Зисл сын Арона-Лейба. Ребе пророчески увидел, что мое имя неполное, то ли по ошибке, то ли не знаю почему. А спросить некого, родители умерли. Имя – это ведь судьба. Если оно неправильное, от него все беды.
– А может, ребе Михл просто был знаком с твоим прадедом? – хмыкнул Зяма.
– Не-е-ет. Тот умер задолго до того, как ребе Михл приехал в Курув.
– Ну, так может, ему о нем рассказывали.
– Да что о нем рассказывать? Самый обыкновенный был человек. Простой портняжка. Это святое наитие подсказало ребе Михлу ошибку.
– Может быть, может быть, – задумчиво произнес Зяма. Его мысли моментально скакнули от Менделя на него самого. Ведь он тоже приходил к ребе за помощью, и тот посоветовал ему уповать на Небеса. А вот Менделю дал более действенный совет, и, возможно, поэтому его упование сегодня куда сильнее Зяминого.
– Уверен, мне бояться нечего, – продолжил балагула. – А уж если мне бояться нечего, то тебе-то… – Мендель-Зисл осекся. Он едва не сболтнул лишнего, ведь Залман по-прежнему ничего не знал о его и Брохи махинациях с водкой.
– Что ты сказал? – переспросил Зяма, по-прежнему занятый своими мыслями.
– Ничего, ничего, так – зацепился за слово.
– А-а-а, бывает, – вздохнул Зяма. – Ладно, будем надеяться, что ты прав, уповать на Всевышнего и верить в благополучное завершение всей этой сумасшедшей истории.
Один из стряпчих объявил о завершении перерыва. Судья вновь поднялся на возвышение и уселся в кресле.
– Прошу вас, пан Дембовский, огласите показания свидетелей.
Славомир встал, одернул мундир и громко произнес:
– Ваша честь, произошло досадное недоразумение. Мыши, – тут он поднял со стола папку в сафьяновом переплете и показал начисто отгрызенный угол. – Этой ночью мыши уничтожили все документы.
– Я в первый раз слышу, чтобы в здании суда мыши сгрызали показания свидетелей, – нахмурился судья. – Вам не кажется, что в этом деле слишком много досадных недоразумений?
– Вы совершенно правы, ваша честь, – нимало не смущаясь, ответил Дембовский, – но я лично еще вчера читал эти показания и могу повторить их слово в слово. Однако я все же предлагаю выслушать главного свидетеля, пана Станислава Ольшевского. Уверен, что вашей чести не понадобятся дополнительные материалы.
– Хорошо, – согласился судья, – приступайте.
Станислав встал, повинуясь знаку, поданному Славомиром, и уже собрался было начать, как вдруг дверь распахнулась, и в зал, звеня шпорами, ввалился шляхтич. Был он в расшитой золотом малиновой венгерке, залихватски заломленной меховой шапке и в гусарских рейтузах, заправленных в начищенные хромовые сапоги.
– Ваша честь! – командирским голосом рявкнул шляхтич. – Прошу слова.
– Вы находитесь в присутственном месте, – холодно произнес судья, – прошу вас прежде всего снять головной убор и представиться.
– Виноват, ваша честь, – рявкнул шляхтич, срывая с головы шапку. – Помещик Пулавского повята, поручик в отставке Болеслав Понятовский.
Шляхтич щелкнул каблуками и чуть склонил голову, выражая почтение суду.
– Итак, – более мягким тоном произнес судья, – что вы хотите сообщить суду?
– Я бы хотел сообщить суду, – с напором заговорил Понятовский, – что вот этот пся крев, – он поднял руку и указал дрожащим от возмущения указательным пальцем прямо на Станислава, – наглый враль
