Легенда об Арсении и Марине - Адам Орех
Вижу, что герои наши вышли из дома Кирилла. Но перед сим, конечно же, происходило преудивительное прощание Арсения с ним.
Кирилл, встав, обнаружил, что…
Господи!
Господи!
Господи!
Что
про-
и-
зош-
ло?
Не знаю уж, что и говорить: всё слишком страшно и плохо. Пишу сие тридцать первого декабря две тысячи двадцать второго года в шестнадцать часов пятьдесят три минуты. До той заветной границы, разделяющей времена (надобно, хочу сказать, помнить, что время разделяют: и месяц, и неделя, и день, и час, и минута, и секунда, и даже нечто, что менее секунды; но год как-то совсем по-другому воспринимается людьми, может быть потому, что он период достаточной величины, чтобы подвести некоторые итоги вселенскаго масштаба (а впрочем, неважно)), осталось совсем чуть-чуть, или часа так шесть (часов). Забавно! У кого-то, правда, сия дата настанет через четыре таких периода по шестьдесят минут, а у кого-то — через четырнадцать. Что ж поделать! Таков необъятный наш мир и, в частности, великая наша Россия, раскинувшаяся так, что её даже с высоты выше неба трудно взглядом обогнуть.
Даже не знаю, стоит ли пытаться… — Конечно же стоит! Как ты вообще смог допустить подобной мысли проникнуть в твои хоромы великие? Ну и ну! Говоря кстати, пять дней назад, если меня не подводит память сия человеческая, началу писания данного наступил ровно год. Это, право, забавненько! Но медлить уж нельзя — я возвращаюсь к героям или, по крайней мере, пытаюсь вернуться, ибо связь с ними, к большому сожалению, оборвалась…
Итак, пропущу нечто неважное и изображу слова между Кириллом и Арсением.
— Ну, вот и наступил тот сладкий и поистине прекрасный, в самом деле исторический день, когда я наконец-то воссоединюсь с — о, смею ли я произносить имя этой богини! (Арсений, произнося сие, глядел на небо с непритворным восхищением, возложив руку свою на грудь.) Ма… — герой наш после сего издал громкий стон, — Мариной… Поздравь меня, поздравь меня, Кирилл! Ах, что бы я делал без тебя!
— О, да, классно, здорово, — молвил тот с огромною улыбкой.
— Я обязан тебе жизнию своей! — с жаром произносил герой наш.
— Да что ты, что ты… Это обязанность моя как лучшего твоего друга!
— Нет, я недостоин этого!
— О, честное слово, не стоит, не стоит, братишка…
Арсений пал на колени и с выступившими слезами сказал:
— Я… помогу тебе… тоже! В чём бы ты… ни нуждался, я… исполню… Я сделаю тебя… счастливым! О… о… о… Никогда не… смогу тебя я… отблагодарить вполне! Ты… заслужил вечного блаженства…
Кирилл поднял сего человечка и, схватив за руку его, начал с удивительною улыбкою трясти так, будто… Бог знает что так трясут!
— Благословляю! — промолвил он.
— Ах! — ахнул, как видите, Арсений.
— Да будет всё с тобой удачно!
— Ах! — ахнул он снова, как видите.
— Да успешно вступите в вечный союз мужчины и женщины, или, как говорят, брак!
— Ох! — уже охнул, как видите…
— Ступай, мой друг!
— О всякая сила магическая, храни сего человека! — вздыхая, произнёс измученный наш герой. Казалось, он вот-вот упадёт, да не упал.
Вот и направились шестеро наших ребят. Ура! Ура! Какой, в самом деле, исторический, как сказал Арсений, день!
«В этот яркий день с температурой в двадцать один градус по Цельсию, переменной облачностью и ветром в два метра в секунду я встречусь с моей сладенькой… — о, да! — куколкой, сей феей Дрáже, наипрекраснейшей нимфой, поразительной, точно как вишенка спелая, принцессой, ангелом света… Как же я её, Господи, люблю! Как легка Твоя заповедь «возлюби ближнего твоего, как самого себя»! О, легкотня! Да я даже себя люблю меньше, чем её!.. Я готов терпеть всякое унижение от неё в свою сторону, всякий плевок, грязь всю, ибо я так её люблю… Она удивительная, она просто неописуемая… Ни в сказке сказать, ни пером описать… Как же я её люблю! Какой у неё красивый, гармоничный, стройный, нечеловеческий стан! Её белая кожа похожа на гранит — застывший в одном месте и ждущий, ждущий тёплого, такого нужного ему прикосновения со стороны… Ах! Её рука такая лёгкая, такая нежная, такая, Господи, красивая, как будто бы это перо какое птицы белой, лебедя допустим… Её глаза выражают глубокую загадку, но показывают грубое и дерзкое, однако в то же время и истинное, по-настоящему правдивое согласие, выражают любовь и моментальную радость, моментальную предрасположенность и небезразличность к тому, на кого они смотрят… Нет, это не случайный какой-нибудь человек, у неё такой лишь один — я! Ах… В глазах сих виден чистый изумруд, они настолько непорочные, настолько блестящие и живые, что это, несмотря на разумную неестественность, кажется столь настоящим, столь нормальным, приемлемым и даже святым, угодным Творцу, что я… просто застываю на месте… О, это мне! А! А какие у неё брови… Мой грешный язык попросту не может описать всей красоты этих бровей… Они точно нарисованы художником, которого свет ещё не видел, которому только суждено родиться, если вообще суждено… Волосы её настолько пушистые и мягкие, что являются чистою, драгоценною наградою для того единственного меня, которого она избрала: трогая их — разве я достоин этого? — попадаешь в иное измерение, в иной мир, мягкий, далёкий от суеты и никогда не знавший её, райский мир… Всё её тепло, которым она так богата, выливается огромными потоками и — ах! — устремляется именно ко мне… Я… Неужели?.. Я… Теперь я… теперь… Невозможно!.. Ты чистый ангел! Господи! Господи! Что я такого сделал, что ты награждаешь меня сим?! Просто… А каков её сладенький, сахарный носик? Какой же он нежный! Какой он светлый, милый, умеренно-смешной и невинный! Разве позволительно этому маленькому носику передавать вонь мою ей? Разве я… С ума сойти! Почему она любит меня? Почему? Я такой грязный, ужасный, злой, грешный, гордый, противный, мерзкий, нелепый, уродливый, дурной, некрасивый, гадкий, тупой, неграмотный, глупый, слабый, безответственный, лицемерный да и что там! просто плохой… Так почему? За что? Что во мне хорошего? Неясно… Туча чёрная! Туча тё-ё-ё-ё-ёмная! Да-да!»
Но тут! великое и непонятное явление вдруг как бабахнуло, что я ушёл на много дней и не вернулся — опять.13 Не знаю даже, смогу ли я творить как раньше… Увы, я забыл слова русские, забыл всё, что помнил, — бог знает что делать! Новый год прошел уже давно, а мои читатели всё ждут, ждут неведомого им… А вдруг не ждут? Вдруг сие
