Вадим Кожевников - Степан Буков
Но если после подвига спортсмен испытывает счастливое чувство удовлетворения, то машиниста, напротив, охватывает ярость. И после смены он высказывает горному мастеру свое мнение о нем в таких выражениях, которые наша общественность считает недопустимыми.
Помимо прочего, негабарит бьет по добыче и, значит, по заработку машиниста. Если, скажем, от неравномерной глубины скважин в подошве забоя остаются гребни, то на них не поставишь строго горизонтально экскаватор, возможен перекос, и. машина от этого страдает.
Интерес буровиков: дать побольше скважин на несверхтвердых грунтах и поменьше на сверхтвердых — нормы у них в метрах. А интересы взрывников: экономить при всех обстоятельствах взрывчатку, но побольше произвести взрывов.
Подобные противоречия существуют и у других представителей горняцких профессий, в том числе у транспортников, которые предпочитают длинные маршруты коротким. Премиальные получают с тонно-километра.
Бригада, в которую зачислился Буков, не считалась передовой. И странным прозвучало предложение Букова проводить летучки не до начала рабочего дня, а после, с целью выяснить, кто лучше всех работал в истекшую смену.
Буков пояснил миролюбиво:
— Мы спорим, ругаемся, кто из нас хуже работал. А почему же не выяснить, кто лучше? И ему удовольствие, и нам приятно — стоящему человеку хоть руку пожать. Вроде как перед строем вынести благодарность.
Произнес задумчиво:
— Самое скверное — это когда человек к плохому привыкает. Легче всего к плохому привыкнуть…
Первая такая летучка затянулась. Но после бурных споров большинством в один голос было признано, что лучше всех в смене работал нынешний день бульдозерист Васильев. И после того как не все охотно пожали ему руку, Васильев, багровый, сконфуженный, вдруг взволнованно сказал:
— Вот, когда свои же признали, мог бы даже, не уходя, на вторую смену остаться. Такое, значит, хорошее получается настроение.
— Окрылился?
— Сами же вознесли.
— Так, на один день.
— Понравится — еще захочет.
— Желающие найдутся.
— Не ты ли?
— Все может быть…
С ходом времени тщательный разбор рабочей смены, почему тот или другой заслужил первенство, обрел характер интимного и глубокого проникновения в сущность трудового дара каждого. И хотя премиальной надбавки все это не сулило, люди дорожили высоким мнением коллектива, гордились им. Чувствовали себя осчастливленными.
— Однажды Буков пришел в контору рудника и попросил бухгалтера не без робости:
— Аполлон Григорьевич, не могли бы вы изобразить в цифрах, сколько на небрежностях во всяком виде работ каждый из нас в получку теряет. И второе: что получится, если вообразить — нет никаких потерь. Сколько тогда на руки каждый получит…
Через неделю бухгалтер передал цифровые выкладки Букову. Буков переписал их крупно на листе ватмана и повесил на доску рядом с различными приказами. Потом на собрании сказал:
— Вот два наших цифровых портрета. Один неказистый, на текущее время. А другой — мечта! Один обидный, а другой исключительно красивый.
Степан Захарович ходил на курсы по вводной части общей характеристики геологии, слушал лекции по визуальному определению сортов руд, регулярно посещал семинар для механиков. Кроме того, он записался в конструкторское бюро на общественных началах машинистом-испытателем, поскольку такой штатной должности не было.
И если к этому приплюсовать различного рода партийные поручения, бытовые хлопоты о членах бригады и даже регулирование их домашних конфликтов, на одного человека нагрузка порядочная.
Для того чтобы сохранять при всех обстоятельствах душевную и физическую бодрость и быть всегда "на высоте", Буков вынужден был вести строго расчетливую жизнь, — как он говорил, "по армейскому расписанию".
Даже в приятной компаний, с хорошей закуской, Буков, взглянув вдруг на ручные часы, объявлял категорически:
— У меня, ребята, отбой.
И уходил на твердых ногах, неумолимо отказываясь посидеть еще минут двадцать. Подвиг для умеющего и любящего принять в норму немалый.
Вставал засветло, шел в карьер пешком. Для моциона и продумывания работы на сегодня.
Возвращаясь с рудника, расслабленно дремал в автобусе, но разом просыпался, когда автобус подходил к поселку, там, где его ждало какое-нибудь дело или учеба.
В боковом карманчике у Букова всегда лежала аккуратно свернутая бумажка, куда он с вечера записывал себе задание, что ему надлежит сделать, о чем и с кем поговорить.
Эту манеру он себе завел после того, как прослушал лекцию "О гигиене умственного труда".
Однажды у него появилась запись: "Совесть совестью. Но определение оптимального варианта режима по сортной добыче на счетной машинке — вещь!"
— Я не таксист, — сказал Буков на совещании дирекции рудника, — чтобы гонять экскаватор по территории карьера, а вдруг кто внезапно закажет! Конечно, приказ есть приказ. На все времена — закон. И обсуждать его во время работы не следует. Но понять его я должен: как понять, спрашивается? Вовсе не требуется, чтобы диспетчер приказ объяснял мне по радио. Нужна строго плановая перспектива. А ее оперативно вычислить по запасам на текущую неделю может быстро только счетная машина — штабной инструмент, тогда я к маневру заранее готов.
— На каком руднике вы видели счетные машины?
— Читал, с людьми разговаривал, стоящее обзаведение, — уклонился Буков от прямого ответа.
— И дорогостоящее!
— Самое дорого обходящееся в любом деле — это суета в конце месяца по выполнению плана добычи.
— Машина людей не заменит.
— Но мозги вправит тем, кто со штурмовщинкой сжился. И цифрой, без дискуссии докажет наши ошибки.
— Конкретно, что вы предлагаете?
— На средства, сэкономленные по ремонту техники, заключить договор с республиканским институтом кибернетики.
При этом Буков лукаво усмехнулся и хохотнул добродушно!
— Будет тогда над всеми еще одно высшее начальство — счетная машина. Вот я за то, чтобы ей штатную должность предоставить.
И где бы, на каком уровне ни шло совещание, Буков упорно сводил разговор к управлению производством посредством техники, в чем его поддерживали многие специалисты.
На совещании в областном комитете партии по вопросам партийной учебы Буков попросил слова и заявил:
— Вот в плане у нас лекции на тему "О научной организации труда". А зачем?
По залу прошел насмешливый гул. Буков выждал, переступил с ноги на ногу, выпил воды.
— Думаю, не только для чистого просвещения, но и для того, чтобы коммунисты за это дело боролись. Вот, например, счетная машина! Может она разработать определение оптимального режима по сортной добыче. Вот мы и не будем таскаться по территории всего карьера — клады искать. Скажете, дорогая вещь, с обслугой и прочим. Пересортица-то дороже обходится. Вот я коммунист. За такую машину подаю голос.
Буков поднял руку и, не опуская ее, глядя в зал, ждал. Попросил жалобно:
— Может, поддержите, а?
Стал считать, кивая. Оглянувшись на президиум, объявил, сияя:
— Большинство — "за"!
К залу:
— Спасибо, товарищи. — Снова к президиуму: — Скажете, пробивной, да? Но я у себя с коммунистами советовался. Дали наказ — жми! Партия как дело нынче по всей линии жизни ведет? Научно обоснованно. Вот! Все! — Посмотрел на часы. — И в регламент уложился. Ну как? — спросил шепотом Буков соседа. — У меня на бумаге убедительнее, с выкладками. Но читать постеснялся.
— И правильно. Нечего жевать по написанному.
Буков досадливо поежился:
— Вот забыл сказать. Можно и подержанную купить.
— Давно этим болеешь?
— Инженер из нашего общественного конструкторского бюро на мой экскаватор свой экспериментальный автомат поставил. Как машина в простое сразу радиосигнал автоматически. Хочу или не хочу, сигналит. Сразу диспетчер из динамика на весь рудник: "В чем дело?" Никто из машинистов не хотел такого у себя автомата. А я согласился. Совесть совестью, а контроль посредством автомата тоже гарантия. Техника! Разве на нее обидишься, если даже она на тебя кричит? Ну и зажегся. Инженер объяснил дальнейшие возможности. Можно с человека большие нервные нагрузки снять, чтобы не только человек человеком командовал, но и автоматика автоматикой.
— Культурно! — сказал сосед.
— А как же! Скинем с человека излишнюю нервную нагрузку по оперативному руководству и контролю. Жизнь?
— А ты там, в карьере, на руководящей работе?
— Когда план с присыпкой даю, — усмехнулся Буков.
— Какая же у тебя все-таки должность? — допытывался сосед.
— Главная, — сказал Буков, — руду брать…
* * *Обычно, дожидаясь порожняка, Буков не сидел без дела: выравнивал подошву забоя ковшом, производил перевалку глыб, перелопачивал по сортам руды. Так что насыщенность труда у него была всегда высокая. После смены, отдохнув, он уходил в другой забой, где работал еще час, уже в качестве машиниста-испытателя. Программа испытаний была сложная, включала задачи обнаружения слабостей машины путем ее перенагрузки и даже излома. Здесь требовались виртуозное мастерство, пытливая наблюдательность, смелость, бесконечное терпение, спокойное самообладание и выдержка.
