Антон Чехов - Том 22. Письма 1890-1892
1) У меня далеко еще не кончена моя работа*. Если я ее отложу до мая, то сахалинскую работу придется начать не раньше июля*, а это опасно, ибо сахалинские впечатления у меня уже испаряются, и я рискую забыть многое.
2) У меня совсем нет денег. Если я, не кончив своей работы, возьму еще тысячу рублей на поездку, а потом после поездки на прожитие, то я так запутаюсь, что сам чёрт не вытянет меня за уши. Я еще не запутался, потому что изощряюсь и живу скромнее просвирни, но если я поеду, то всё пойдет к чёрту, счеты мои запутаются, и я почувствую себя в неоплатных долгах. При одной мысли о двухтысячном долге я падаю духом.
Есть много и других обстоятельств, но всё мелко перед работой и деньгами. Итак, просмакуйте мои соображения, войдите на мгновение в мою шкуру и решите: не лучше ли мне остаться? Вы скажете, что всё это пустяки. Но Вы бросьте свою точку зрения, а станьте на мою.
Жду скорейшего ответа.
Моя повесть подвигается, но ушел я недалеко.
Был в деревне у Киселевых. Грачи уже прилетели.
Ваш А. Чехов.
Шавровой Е. М., 6 марта 1891*
917. Е. М. ШАВРОВОЙ
6 марта 1891 г. Москва.
6 март.
Я страшно виноват перед Вами, уважаемая Елена Михайловна, но если бы Вы знали, какую длинную повесть пишу я*, как кружится у меня по этому поводу голова, то извинили бы меня за то, что я до сих пор не даю Вам никакого ответа. Я еще не читал Ваших рассказов*. О, я злодей! Днем я не читаю ничего, потому что это помешало бы тому моему порядку мыслей, который нужен для работы, а к вечеру бываю утомлен и зол, и тоже не читаю ничего, кроме статей газетного характера.
В начале будущей недели я, вероятно, уезжаю в Италию*. До отъезда я прочту Ваши рассказы* и сделаю всё, что нужно. Если же не уеду, то ответ Вы получите не ранее конца второй недели поста.
Я хотел устроить для Вас свидание с Сувориным*, но он вдруг заболел и уехал. Он любит литературу страстно и отлично бранится, а Вы теперь переживаете тот стадий Вашей начинающейся деятельности, когда с Вами нужно жестоко браниться. Хотя бы за бритую рожу.
Ну, коли Вам понадобится актер, то почему не взять настоящего, например, Ленского, а не эту восковую, богоподобную фигуру? Не терплю двуногих богов, особенно, если их сочиняют. Давайте нам жизнь, г. Шастунов!
Опишите-ка Филиппыча*. Этот покрупнее Зильбергроша*. Я встретился с ним в Театральной конторе и спросил о Вас, он похвалил, я проболтался о том, что Вы пишете*, и поспешил взять с него честное слово, что это останется между нами. Он не сдержал своего слова, ну а я в отместку за это не велел его принимать, и ему уже раз было отказано.
О какой «Каштанке» Вы пишете?* У меня такого рассказа нет. Если кончили про Зильбергроша*, то пришлите. Но, г. Шастунов, откуда Вам известна жизнь Зильбергроша? Интересно будет прочесть, очень интересно. Пришлите. Если пришлете, то всё прочту в один присест и тотчас же дам ответ.
Будьте здоровы, г. Шастунов. Отчего бы Вам в Италию не поехать? Я еду туда с Сувориным.
Ваш А. Чехов.
На конверте:
Елене Михайловне Шавровой.
Здесь, Волхонка, д. Воейковой.
Вологдину И. С., 8 марта 1891*
918. И. С. ВОЛОГДИНУ
8 марта 1891 г. Москва.
Книги посланы 666 руб. пароходом без наложенного платежа, погодите высылать деньги до июня.
Чехов.
Шавровой Е. М., 8 марта 1891*
919. Е. М. ШАВРОВОЙ
8 марта 1891 г. Москва.
8 март.
Получил рассказы и прочел, Елена Михайловна, и ничего не нахожу ужасного в Вашем «Михаиле Ивановиче»*. Напротив, всё очень скромно. А за Репина позвольте обидеться: разве можно в жаркое время кормить писателя поросенком? Побойтесь бога!
Я заказывал Зильбергрошу рассольник из потрохов, и рассольник всякий раз был удивительный.
Для M-me Зильбергрош пятидесяти лет много. Не надо утрировать. И 40 довольно. Дело, впрочем, не в летах. Она может быть и 23-хлетнею. Главное достоинство M-me З<ильбергрош> — это ее черезмерная сытость. Когда она качалась на кресле, то давала такое впечатление, как будто всего накушалась, и ее теперь мутит, и хочется кисленького — байроническая черта. Мих<аил> Ив<анович> сделан у Вас очень хорошо, и она тоже, и офицерик. Пока Вы описываете то, что видели, выходит отлично, но как только дошли до Шурочки, которой никогда не видели, то выходит один только душевный вопль и больше ничего. M-me З<ильбергрош> платит своему гусю лапчатому 75 руб. в месяц; не понимаю, причем тут какая-то Шурочка? Похоже на то, что она пришла, понюхала и ушла*. Пусть она убирается к своему мужу! Этою Шурочкой и тающей Олей Вы делаете то, что внимание читателя раздваивается, уменьшается вдвое и сила рассказа.
«У гадалки» великолепный рассказ, и я этому ужасно рад. Очень, очень хорошо. Оба рассказа я в понедельник увезу в Петербург; туда же увезу «В цирке» и «Каштанку», если найду таковую. Насчет «In vino» — не послать ли нам его в «Артист»?* Там любят богоподобных актеров.
Вот что: у меня чешутся руки, не позволите ли Вы мне приделать конец к Зильбергрошу?* Ответьте до понедельника.
Из Петербурга еду за границу, на Святой буду в России.
Вчера был у меня моргающий Филиппыч. Опять его не приняли. Мне стало жаль его, и я вечером сходил к нему и видел репетицию*. Мне больше всех понравился жидок, который играл маркиза и поэтому не мог репетировать без шпаги. Сплошная грация.
Желаю всех благ.
Ваш А. Чехов.
На конверте:
Елене Михайловне Шавровой.
Здесь, Волхонка, д. Воейковой.
Киселевой М. В., 11 марта 1891*
920. М. В. КИСЕЛЕВОЙ
11 марта 1891 г. Москва.
11 март.
Отправляясь во Францию, Испанию и Италию, молю вас, о небеса, сохранить Бабкино в добром здравии и благополучии! Да, Мария Владимировна! В писании сказано: он ахнуть не успел, как на него медведь насел*. Так и я: ахнуть не успел, как уже невидимая сила опять влечет меня в таинственную даль*. Сегодня еду в Петербург, оттуда в Берлин и так далее. Взбираясь на Везувий или глядя на бой быков в Испании, я помяну Вас в своих святых молитвах*. До свидания!
Я был в семинарии и подбирал для Василисы семинариста. Много чутких и отзывчивых, но ни один не согласился. Сначала, особенно когда я сказал, что у Вас за столом бывают иногда горох и редька, соглашались, но когда я нечаянно проговорился, что в камере земского начальника* стоит кровать, на которой порют, все стали почесываться и бормотать: «Об этом надо подумать». Впрочем, один рябенький, которого зовут Герасимом Ивановичем, очень чуткий и отзывчивый, приедет к Вам на днях. Надеюсь, что Вы и Василиса примете его любезно. Пользуйтесь случаем: партия блестящая. Муж Самоварочки Голохвастовой* менее отзывчив. Пороть Герасима Иваныча можно, потому что он говорил мне: «Я до бесконечности люблю сильные ощущения». Когда он будет у Вас, запирайте шкаф, где водка, и держите форточки открытыми, потому что семинарская вдохновенность и отзывчивость дают себя знать каждую минуту.
Какая счастливая Василиса!
Идиотик у нас еще не был.
Куры клюют петуха. Они, должно быть, говеют, или, быть может, добродетельным вдовам не нравится жених.
Мне принесли новое пальто на клетчатой подкладке.
Ну, будьте небом хранимы, здоровы, счастливы, покойны. Земскому начальнику, Василисе и Елизавете Александровне нижайший поклон. Дай бог вам всем всего хорошего. Вернусь я на Святой неделе. Не забывайте искренно Вам преданного
А. Чехова.
Если Ольга Ивановна* еще не уехала от Вас, будьте добры передать поклон и ей.
Куманину Ф. А., 11 марта 1891*
921. Ф. А. КУМАНИНУ
11 марта 1891 г. Москва.
11 марта.
Посылаю Вам, Федор Александрович, очень миленький рассказик моего знакомого*, сотрудника «Нового времени». Рассказ прочтите. Сделан недурно. Если не будете печатать, то пришлите его в редакцию «Нового времени»* на имя Суворина: его там напечатают.
