Клетка для бабочки - Анна Морозова
Петр Алексеевич вздрогнул и отвел взгляд от голубей на карнизе соседнего здания.
– Простите… У меня семейные проблемы, все время о них думаю. Не могу сосредоточиться. – Он потер лоб с таким потерянным видом, что Михаил понял: его почти не слышат.
– Давайте сделаем так, – осторожно сказал он. – Расскажите, что за проблемы вас беспокоят. Помочь я едва ли смогу, но вдруг соображу, к кому обратиться? И вот, выпейте кофе.
– Да, пожалуй, спасибо, – неуверенно ответил Петр Алексеевич и вдруг решительно достал телефон. – Вот, взгляните, пожалуйста, и скажите, что вы об этом думаете? Там листайте дальше, несколько фото.
Набережная. На бетонном парапете примостился темноволосый паренек с аккуратной современной прической, облокотился локтем на чугунные перила с ажурной ковкой, задумался, засмотревшись вдаль. Кончик носа покраснел, и рука, сжавшая подбородок, тоже. Джинсы, черная рубашка, короткая черная куртка, небрежно расстегнутая… За парапетом видно немного песка, остатки снега, а дальше – величественная широкая река, безмятежная, как жидкое серебро. Над ней – почти такого же цвета необъятное небо, только совсем немного светлее воды. Подросток весь как на ладони. Одиночество, грусть, неуверенность, амбиции. Но больше всего одиночества. И грусти.
– Никите здесь пятнадцать, в школе организовали поездку им по Волге. Тогда у меня с деньгами все в порядке было. Мне очень нравится эта его фотография. Такой он и есть. Сейчас похудел страшно. И не дает себя фотографировать. Ему семнадцать только недавно исполнилось, 16 октября. Одиннадцатый класс. Вы дальше листайте. Это я свидетельство о рождении искал, решил, может, в его столе. Никогда я по его вещам не лазил, вы не подумайте. Просто понадобилось срочно, а Никиты дома не было. А тут на дне ящика смотрю – из тетради что-то выглядывает, думал, вдруг оно. Мало ли, в школу нужно было. – Петр Алексеевич беспомощно развел руками.
– Да вы пейте кофе-то, – подбадривающе кивнул на остывающий стаканчик Михаил. – Я сейчас все внимательно изучу, не беспокойтесь. А сын у вас симпатичный парень.
Петр Алексеевич слабо улыбнулся, пару раз прихлебнул кофе, потом опять забыл о нем, внимательно следя за реакцией Михаила.
Конверт был самодельный: просто лист бумаги для принтеров согнули пополам и чуть прошлись по двум краям степлером. Он был не заклеен. «Прочитать после моей смерти», – было выведено на нем крупными буквами. Михаил перевел телефон на следующую фотографию. Лист тетрадки в линейку, почерк сначала аккуратный, потом более небрежный, взволнованный, попадаются исправления. «Дорогой папа, я тебя очень люблю. Ты самый замечательный человек из тех, кого я встречал. Пожалуйста, пойми меня и не осуждай за то, что я сделал. Просто я так больше не могу. Я совершенно никчемный и становлюсь обузой тебе, чем дальше, тем больше. Атестат (Михаил отметил, что это слово написано с ошибкой) у меня будет плохой. Я думал, что школьные предметы не важны, потому что из меня получится стоящий музыкант, но это была иллюзия. У меня в организме явно сидит какая-то болезнь, я это чувствую. Нет сил, ничего не хочу. Чувствую себя не живым, а персонажем каким-то. Сны давят, а я их не помню. Просыпаюсь, как будто на мне мешки таскали. И это не депрессия, а что-то другое. Я тебе не помощник, а камень на шее. Даже квартиру ты продать не можешь из-за меня, чтобы восстановить свой бизнес. Я знаю, как он для тебя важен. Прости меня. Я очень устал, правда. Сегодня двадцатое декабря. Я дождусь, когда кончатся праздники, и выпрыгну из окна. Сейчас не буду. Не хочу портить Новый год. Я тебя очень люблю и хочу, чтобы у тебя в жизни все наладилось. Прости меня, пожалуйста. Никита.
Передай тете Лене, что я ее тоже очень люблю».
– Говорите, хорошо было запрятано, не на виду положил? – вернувшись к фотографии парня, спросил Михаил.
– Нет, в тетрадке в самом низу. Явно прятал. – Голос его отца стал еще более хриплый, чем обычно. Он внимательно смотрел на Михаила.
– Я сейчас пошлю фотографии своему знакомому, он разбирается в таких вещах. И вообще как-то «видит» ситуацию. Мое мнение – опасность есть, и серьезная. Знаю я этот тип людей. Молчат, «все в порядке, не беспокойтесь», а потом раз, и… вычудят что-нибудь. Ладно, посмотрим, что скажет специалист. – И Михаил переслал фото Михаилу Ивановичу, «бордельному психологу», как он его давно для себя окрестил.
Ответ пришел быстро. Михаил даже не успел допить свой кофе. Отставив стаканчик, он прочитал вслух: «В роду явно был самоубийца, и где-то очень близко. Выясните подробности: что произошло, знал ли об этом мальчик, как он среагировал. И что по душевным болезням? У мальчика я вроде бы ничего серьезного не вижу, но лучше уточните. Я на связи».
– Мать. Ему восемь было, второй класс. Поздняя осень, холодно было очень. У нее бессонница, тревожность повышенная. Врач ставила депрессию и биполярку под вопросом. Никак не могли ей лечение подобрать, все не то. Потом от бессонницы купила какие-то таблетки, но они как-то странно помогали. Может, из-за сочетания с другими. У нее возникало ощущение неузнавания всего. Она не могла мне это толком объяснить, а может, просто меня жалела. Насколько я понял, она просыпалась и чувствовала себя инопланетянином, которого закинули в нашу жизнь. Видела нас, предметы, стены и потолок, свои руки, но не понимала, что это за цветовые пятна, к чему оно все. Может быть, так начинается шизофрения или Альцгеймер какой-нибудь? Ей бы перестать пить эти таблетки, наверное. Но они помогали от бессонницы. А потом она вышла из окна. Мы с Никитой сидели на кухне, делали поделку клеевым пистолетом. Там к школе задали, из природного материала. Она была в своей комнате, может быть, спала, не знаю. Потом вышла, постояла, посмотрела молча на нас, попыталась улыбнуться. И ушла к себе. А через какое-то время я услышал звуки сирены. Это скорую вызвали прохожие. Сына я сразу же услал к соседке. У нее окна на другую сторону выходят, он не мог видеть. Она умерла сразу, восьмой этаж. Как-то так.
– Никита проходил какую-то терапию? С ним разговаривал психолог?
– Мы сразу после похорон уехали на море, в Египет. Квартиру сестра моя быстро продала по доверенности и нашла нам двухкомнатную в своем районе. Агентство хорошее попалось, все быстро сделали. Мы у нее пожили месяц где-то, пока обустраивались. Сына в другую школу перевели. Сестра, по сути, ему стала как мать. А три
