Мерцающий огонь - Джулиана Маклейн
– Опять он. Не сдается.
Откинувшись на спинку стула, я пробежала глазами очередное сообщение.
«Джилл, я не могу перестать о тебе думать. Пожалуйста, ответь и скажи, когда мы сможем увидеться. Я хочу извиниться лично, чтобы ты поняла, насколько я подавлен. Я вчера был сам не свой. И совершил самую большую ошибку в своей жизни. Прошу тебя, поверь мне. Клянусь, это был первый и последний раз. Меня тошнит от одной только мысли о моем поступке. Пожалел о нем сразу же – и теперь просто ненавижу себя. Пожалуйста, ответь. Дай мне еще один шанс. Я люблю тебя и не могу без тебя жить».
Я молча откинула со лба волосы.
– И что пишет? – спросил папа.
– Извиняется и умоляет дать ему еще один шанс. Но зачем? Изменил один раз – изменит и второй, верно?
– Не знаю. – Отец тяжело вздохнул.
Не собираясь отвечать Малкольму, я положила телефон на стол.
– Вы с мамой когда-нибудь изменяли друг другу?
– Боже милостивый. Нет, конечно.
– Вот видишь. – Я выразительно подняла палец. – Ты либо изменник – либо нет. Середины быть не может.
– Наверное, так и есть.
Я наклонила голову и с любопытством уставилась на отца.
– Как-то неуверенно это прозвучало. Ты со мной не согласен?
Папа пожал плечами:
– Иногда кажется, будто знаешь человека от и до. А потом вдруг понимаешь, что знать все о ком-то – даже о самом близком – попросту невозможно. Вероятно, люди, которых мы считаем хорошими – очень-очень хорошими, – всего лишь умеют хранить секреты лучше других.
Я нахмурилась:
– Ты о чем, пап? Это как-то связано с тем, о чем ты хотел поговорить?
Он невидящим взглядом уставился в окно над раковиной.
– Вчера я кое-что нашел на чердаке – и теперь не знаю, как поступить.
– Что именно ты нашел?
Он снова посмотрел мне в глаза:
– Думаю, сначала тебе самой надо взглянуть, а потом… – Он так и не сумел закончить мысль.
– Что потом, папа?
– Не знаю. Пойдем на чердак – а то мне скоро за бабушкой ехать. Она освободится в три. – Он глянул на часы. – Немного времени у нас есть. Примерно час.
– Хорошо. – Заинтригованная, я опрокинула в себя остатки кофе и встала из-за стола.
Глава 2
Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз переступала порог бабушкиного чердака – еще до смерти мамы. Тогда мы поднимались по скрипучей лестнице с дедушкой Джеком, и я строила дом из простыней, накинутых на древнюю мебель и ворохи коробок. Настоящее приключение! Дедушка рассказывал мне страшилки, я просила еще и еще, пока с визгом не сбегала от него вниз по лестнице.
Бабушкин чердак всегда казался мне обиталищем призраков. Возможно, дело было в паутине и дохлых мухах на подоконнике. Или в завываниях ветра под крышей, от которых весь дом поскрипывал, будто застигнутая штормом старая каравелла. Или в прелом запахе сырого дерева и коробок с заплесневелыми фотоальбомами, бережно хранившими снимки давно ушедших из этого мира людей.
Чердак остался таким, каким я его помнила: крышу поддерживали толстые деревянные балки, сквозь щели в стенах пробивались солнечные лучи. Только вот раньше он не казался мне таким тесным. У окна по-прежнему скучало плетеное кресло-качалка. Я отчетливо, словно это было вчера, вспомнила, как привязывала к его ножке веревку и раскачивала, воображая, будто это делает призрак. Лишь бы напугать дедушку Джека.
– Я поднялся сюда вчера, – начал папа. – Думал немного утеплить стены – говорят, зима будет суровой. И нечаянно наткнулся на кое-что… памятное.
Я покосилась на большой сундук. Бабушка хранила в нем свадебное платье, в котором выходила замуж в первый раз. Выполненное в стиле ар-деко из шифона и кружева шантильи, оно было поистине великолепно. Я часто примеряла его, когда была маленькой, – и бабушка, казалось, совсем не возражала. В том же сундуке лежала кожаная летная куртка дедушки времен Второй мировой, его медали за храбрость и старый плюшевый мишка Тедди, с которым в детстве играл мой отец.
На столах громоздились ветхие картонные коробки, полные книг, журналов и фотоальбомов. Среди множества послевоенных фотографий, на которых была запечатлена жизнь бабушки и дедушки Джека в Америке, иногда попадались сделанные в самом начале войны снимки с ее первым мужем.
Папа кивнул на небольшую антикварную шкатулку. Бабушка всегда держала ее запертой, но однажды открыла по моей просьбе, когда мне было двенадцать. Поэтому я знала, что там внутри и где находится ключ – в ящике одного комода. Бабушка не стала упрекать меня, когда я, тайком пробравшись в ее комнату, стащила ключ и примерила все хранящиеся в этой особенной шкатулке украшения.
Мама рассказала мне по секрету, что это были подарки от первого мужа бабушки, англичанина, и что она чувствовала бы себя виноватой, если бы продолжила носить их после того, как вышла замуж за дедушку Джека.
Был ли первый муж бабушки любовью всей ее жизни? Я спросила об этом маму. Она ответила, что понятия не имеет, так как бабушка не любила о нем говорить.
– Все это в прошлом, – отмахивалась бабушка и умело переводила тему на что-нибудь не связанное с войной – например, интересовалась нашими планами на отпуск.
Отец смерил меня нетерпеливым взглядом, и я, снова ощутив смутное беспокойство, подошла по расшатанным половицам к шкатулке, которая стояла на полке рядом с креслом-качалкой.
Я провела пальцами по медной пластине, на которой была выгравирована фигура дамы в платье эпохи Регентства[3].
– Мне известно, что здесь. Куча драгоценностей от первого бабушкиного мужа. Она всегда прятала их от чужих глаз, но, когда я была маленькой, показала мне, где лежит ключ. Она хранила его в своей спальне.
– Сама показала? – удивился папа. – Ну, я так понимаю, она недавно сюда наведывалась и забыла ключ в замке. Теперь он у меня. – Он сунул руку в карман, достал ключ, отпер шкатулку и поднял крышку. В розовой атласной колыбели беспорядочной грудой лежали жемчужные ожерелья, колье из драгоценных камней, браслеты и бархатные коробочки с кольцами. – Об этом, насколько я понимаю, ты знаешь.
– Да. В детстве я называла эту шкатулку сундуком сокровищ. Мама сказала, что все это подарил бабушке твой родной отец.
Но отчего папу так встревожила эта шкатулка? Непонятно. И почему он не рад находке? Ведь дело не только в сентиментальных соображениях, но и корыстных: эти драгоценности, вероятно, стоили целое состояние. В конце концов, его настоящий
