Эффект пустоты - Тери Терри
Слушаю гудки — один, два, три, четыре. Смотрю на маму и качаю головой. Наконец кто-то берет трубку.
— Здравствуйте. Извините, мы не можем ответить прямо сейчас, пожалуйста, оставьте сообщение после звукового сигнала. — Голос мягкий, мужской; шикарное английское произношение, но с каким-то иностранным акцентом.
— Это автоответчик, — шепчу я маме, не зная, что сказать.
Бип.
— Э, привет. Я увидела эту листовку в магазине. О девочке по имени Келиста. И…
— Алло, алло! Это Кай Танзер. Я брат Кел исты. Ты знаешь, где она? — Это тот же мужской голос, что на автоответчике, он полон надежды, человек торопится расспросить меня. Я с ним не знакома и ничего про него не знаю, но так не хочется разочаровывать его.
— Нет, извините. Я не знаю, где она. Но я ее видела.
— Где? Когда?
— Это было давно. Я только сегодня заметила объявление, а девочку видела в прошлом году, двадцать девятого июня, в день, когда она пропала. — Я, должно быть, сотню раз прошла мимо листовки на доске объявлений в магазине и не обратила внимания. — Это было в конце дня. Она шла, а потом села в машину с каким-то мужчиной. Я подумала, что это ее отец. — Подумала ли? Действительно подумала или просто оправдываюсь из страха, что могла бы предотвратить то, что с ней случилось, если бы отважилась и спросила?
— Ага. Понятно. — В его голосе слышится боль. — Она пропала утром, так что это происходило позже. Ты помнишь, как он выглядел?
— Думаю, да.
— Іде ты?
— Недалеко от Киллина, в Стирлингшире. Это в Шотландии. — Называю ему адрес, рассказываю про дорогу с односторонним движением, по которой надо ехать, объясняю про холм, наш переулок с указателем «Особняк Эдди».
— Жди. Прямо там. Я приеду поговорить. Обещай, что никуда не уедешь.
— Я буду на месте.
— Мне понадобится часа два, может, два с половиной, чтобы добраться к вам. Как тебя зовут?
— Шэй.
Связь обрывается.
5
ОБЪЕКТ 369Х
ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ
До начала отсчета 28 часов
Время тянется медленно.
Наконец что-то приходит в движение. В одной из стен открывается дверь, и я съеживаюсь в углу комнаты. Входят люди в балахонах.
Они не обращают на меня внимания, и чуть погодя я вылезаю из своего угла. Двигаю руками перед их лицами — никакой реакции.
У них приборы, и они берут пробы пепла с пала. Зачерпывают маленькими совочками и ссыпают в какой-то детектор. Кажется, они довольны. Потом появляется метла. Не очень совершенная техника. Они сметают то, что осталось от моего тела, в кучку, потом появляется какой-то серебристый прибор, к нему прикручивают насадку и… ух ты. Это новейший пылесос. Они меня пылесосят. Вот так. Раз — и готово.
Вынимают из пылесоса мешок, пишут на нем: «Объект 369Х».
И тут я злюсь. Сильно злюсь.
— Это Келли! — кричу я.
Они замирают — похоже, озадачены. Смотрят друг на друга, потом пожимают плечами и принимаются собирать оборудование. Идут к двери; я держусь прямо за ними. Не хочу оставаться взаперти в этой пустой комнате.
Их реакция говорит о том, что они могут меня слышать, по крайней мере, хоть как-то. Кем бы я теперь ни стала, маски на лице больше нет, а я так долго не говорила, что теперь, когда голос вернулся, я просто счастлива.
Я могу петь! Начинаю мурлыкать песенку, которую напевала одна из нянечек, когда я, больная, лежала в постели, и какой-то техник отвечает — насвистывает мелодию в унисон.
6
ШЭЙ
КИЛЛИН, ШОТЛАНДИЯ
До начала отсчета 27 часов
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я осталась? — спрашивает мама, в нерешительности маяча у двери.
— Я тебе в девяносто девятый раз говорю: иди. Со мной все будет в порядке.
— Ты позвонишь, если…
— Если что? Если он убийца с топором? Не уверена, что это сработает, когда я скажу: простите, не могли бы вы отложить свой топор, пока я позвоню матери? — Она сердито смотрит на меня. — Все будет хорошо. У тебя есть его имя и номер, правильно? Иди.
Наклонившись, она целует меня в макушку. И выходит из дома.
Какая-то часть меня хочет попросить ее вернуться, но я справляюсь с этим порывом. Шестнадцать — почти семнадцать — это слишком много, чтобы прятаться за спину матери. И почему я так нервничаю?
Вздохнув, бросаюсь на тахту и обнимаю Рэмси, моего огромного плюшевого белого медведя.
— Будь честной хотя бы с собой, Шэй. — Произношу эти слова громко, и в пустом доме они звучат так гулко, что я подпрыгиваю. Мне не дает покоя мысль, что когда он услышит весь рассказ и узнает про все, что я видела, про все, чего не сделала, то может решить, что я виновата, что я могла уберечь его сестру от того, что с ней случилось потом.
Внутренний голос негромко, но постоянно твердит мне об этом. Мимолетная встреча с незнакомым человеком год назад не должна бы застрять в памяти, и нет никаких причин придавать ей особое значение, помнить о ней. А помню я ее так ясно по одной простой причине: я чувствовала что-то неладное. И ничего не сделала.
Медленно тикают часы. Наконец издалека доносится урчание мотора; я поднимаюсь и откидываю штору на окне, чтобы взглянуть. Солнце вот-вот сядет за гору, и тут из-за поворота появляется мотоцикл. На секунду огромный байк и мотоциклист, одетый в черное, оказываются на фоне заходящего солнца. Потом все скрывает тьма.
Распахиваю входную дверь, он как раз снимает шлем. Проводит пальцами по волосам, убирая их с глаз.
— Шэй? — спрашивает он. — Я — Кай. — Снимает перчатки и протягивает руку. Берет мою ладонь и пожимает. Его взгляд прикован ко мне — пристальний, ждущий, требующий чего-то, и я не могу отвести глаз. У него карие, отливающие зеленью, с золотистой дужкой вокруг зрачков глаза.
Моргаю и отнимаю руку.
— Заходи, — говорю ему, отступая внутрь. Он идет следом. — Хочешь чашку чая или…
— Нет. Нет, Шэй. Расскажи мне, что видела. Пожалуйста, — В голосе напряжение и боль. Его сестра, его младшая сестра пропала почти год назад. Каково это чувствовать? Я обязана в точности рассказать ему все, что случилось, никак себя не выгораживая.
— Конечно. Мне очень жаль.
Он идет за мной; показываю ему на стул,
