Метафизика - Лалла Жемчужная
Дорога промелькнула как сон: аэропорт, проверки, самолет, аэропорт, проверки, вокзал, разговорник, такси… Агния показалась таксисту ужасно странной: ткнула на бумажной карте в точку, и попросила туда отвезти. Конспирация? Он заподозрил в ней секретного агента, а образ серой мышки с удивительно глубокими темными, опасными глазами лишь укрепил его уверенность. Вдобавок, она искусно делала вид, что ничего не понимает ни на испанском, ни на ломанном английском, что было просто невообразимо в современном-то мире.
Таксист всю дорогу молчал, лишь в самом начале что-то активно пытался Агнии объяснить на своем, чужеземном. Она не понимала, что конкретно он спрашивает, объясняет – это касается места, куда они едут? Спрашивает, какого черта ей надо в закрытом пансионе? Поэтому, когда он наконец озвучил стоимость поездки, Агния просто добавила сверху пять евро. За молчание – так она сказала с жутким акцентом и осталась собой совершенно довольна. Словно шпионка из какого-нибудь боевика.
Дорога была дорогой из сна, с поправкой на то, что во сне она промелькнула за считанные шаги, а теперь они размеренно ехали в разогретом авто. Мадрид сменился пригородом, пригород – пасторалью. И вот, когда они не забыли свернуть налево, впереди показался такой хорошо знакомый забор. Сердце Агнии забилось в трепетном восторге и страхе: реальные санкции, злые родители, тюрьма – все это охватило ее существо. Она поддалась глупому порыву совершенно бездумно, и теперь страх настигал ее, накатывал волна за волной. Она со своими снами никогда не сможет подстроиться под реальность. Над ней только посмеются: нет никакого Пауля в этой школе, и в помине не было!
Расплатившись у ворот, она подошла к калитке и пропускному пункту. Там сидела благодушная с виду женщина, в обхвате как три Агнии, почему-то в медицинском халате. Подменяет охранника? Она замялась.
– [Здравствуйте], – ломанный, искусственный испанский давался с трудом. Женщина подняла на посетительницу круглое лицо и улыбнулась. Теперь уже Агния заметила, что и охранник есть: крупный пожилой мужчина в углу будки КПП. – [Я к Паулю.]
Она долго репетировала эти слова перед зеркалом, но теперь, из-за страха, слоги смешались и слиплись в один комок.
– [А, вы его русская родственница!] – Агния не поняла ни слова, но женщина так оживилась, так подскочила на месте! Сложно было представить, будто она с таким радостным тоном собирается кричать: «Караул! Полиция!» — [Наконец-то! Он один, все время, пока живет тут. Мы уже отчаялись! Идемте, скорее!]
Она махнула рукой и выскочила из КПП вперед Агнии. Женщина что-то радостно тараторила. Если бы гостья понимала хоть немного испанский, то она бы услышала, что ее провожатая постоянно говорит слова: «странный», «добрый», «удивительный». Если бы Агния понимала испанский получше, то разобрала бы в суетливом рассказе историю об удивительно найденных Паулем потерянных ключах от администрации. Но Агния все это не понимала. А еще она вдруг перестала понимать, где находится. Дворик, ночью пустой, теперь был наполнен людьми. Вот только это были не школьники: вокруг крутились нянечки, молодые люди в специальной форме и старики. Много стариков. Кто-то в кресле, кто-то на скамейке, кто-то под руку с другим стариком. Агния похолодела, сжимаясь внутри в тугой комок, засмотрелась по сторонам и споткнулась. Сама того не осознавая, из возросшего страха, разочарования, непонимания – она схватила камень, о который ударилась носком, и сунула его в карман куртки. Женщина-тараторка даже не заметила заминки со стороны гостьи и уже убежала на несколько метров вперед. Агния ускорила шаг.
– [Вот, пожалуйста, проходите! Говорю же, удивительный человек – почти не выходит из палаты теперь, но все знает!] – Женщина что-то болтала, потом ойкнула и, пропустив Агнию в комнату, поспешно удалилась. Агнии показалось, что, она сказала что-то вроде: «я скоро вернусь» в конце.
Она замерла у изножья постели. Слева было окно, справа – дверь. Солнце освещало древнюю, покрытую старческим пухом сухую голову на высокой подушке. Человек в постели смотрел на нее, и морщинки вокруг глаз и сложенных в усталой улыбке губ были теми самыми, что были во сне. Агния хмурилась, сунув руки в карманы куртки. Из вещей у нее с собой была лишь небольшая сумка, которую она оставила в аэропорте: она думала приехать, разочароваться в реальности своих умений и уехать, чтобы добровольно лечь в психиатрическую клинику. Теперь же она не понимала: куда ей ложиться?
– Я жить много, – голос старика был тихим, тенью голоса из снов. – Видеть война. Знать чуть русский. Для тебя.
Хотелось выбежать, кричать, броситься куда глаза глядят! Прочь, пока усталость, смертная усталость не скует мышцы. Упасть на землю, врасти в нее, перестать быть человеком – проснуться падающей звездой. Агния шагнула к изголовью и, не понимая того, достала камень из кармана. Если ее кошмар – это прошлое, возможно, сама судьба привела ее теперь сюда ради мести? Череп старика казался таким же хрупким, как череп ребенка.
– Как всегда, да? – у него были зеленые глаза. Он смотрел на нее и улыбался. Ни тени страха не было на его лице.
Агния отступила. Рука ее опустилась, и камень мягко выскользнул из пальцев. Если кошмары и сны – это прошлое, то глаза у палача девочки были черными. Совсем как у нее.
– Все мы видеть звезды. Быть звезды, – Пауль закрыл глаза. Он видел многое. И теперь, когда, наконец, спустя множество разных исходов, человек в его комнате увидел звезды, услышал их… он мог успокоиться. Бесчисленная череда опущенных на голову камней и других орудий прервалась. Пауль мог проснуться ото сна, где он был то девочкой, то стариком, то героем романтических историй и снова стать кометой.
Дом осени
Осень. Она подкралась незаметно и вдруг ударила мягкими лапами по спине – словно мышкующая лиса. Только что светило яркое солнце, почти по-летнему теплое, и вдруг пошел дождь, налетел и смешал зеленые листья с опавшими желтыми холодный ветер. И легкое платье, пестрое и воздушное, мгновенно промокло и потяжелело, а завитые с утра волосы вытянулись и прилипли к лицу и шее. Стало промозгло и ужасно неприятно в сандалиях на босу ногу шагать по мокрой плитке Арбата. И она, как всегда забывшая
