Охотники за скальпами. Тропа войны. Дочь черного доктора. - Майн Рид
Силы его росли; он испытывал особый душевный подъем, особую телесную бодрость и жажду деятельности, которых никогда еще в такой степени не чувствовал; всякая деятельность была ему радостна. Как будто быстрее и горячее струилась в его жилах кровь, как будто обострились все внешние чувства: он мог, не мигая, смотреть на солнце.
Степная горячка!
Воспоминание о ней сохранится еще на долгие годы в душе путешественника. Долго-долго после того, как перед глазами его перестанет расстилаться бесконечная равнина, пальцы его все еще будут сжиматься, как бы порываясь натянуть повода, колени все еще будут стремиться сжать благородное тело коня, и все еще сохранится жажда скакать без цели по зеленым волнам степного моря…
Глава IV
ВЕРХОМ НА БИЗОНЕ
После двухнедельного путешествия караван очутился в долине вблизи Арканзаса, расположенной примерно на шесть миль ниже Плум-Бутта, недлинной горной цепи; здесь было решено сделать привал на 24 часа. Телеги были сдвинуты так, что составили огороженное помещение, внутрь которого были загнаны вьючные животные, и всадники уже готовились расседлать коней и мулов, как вдруг раздался взволнованный голос Сен-Врэна:
— Посмотрите-ка, вон там, у группы хлопчатников, — клянусь, нам попалась богатая пожива!
Все повернулись по указанному направлению и, действительно, разглядели у небольшого возвышения пять каких-то фигур… Несомненно, это были бизоны — первые, попавшиеся охотникам… Тотчас раздались веселые клики и звуки охотничьих рогов. Все были рады предстоявшей добыче, жаркому на ужин из мяса и языков бизонов.
Вмиг были оседланы верховые животные, и 10 или 12 всадников поскакали с места стоянки; между ними были Галлер и Сен-Врэн.
Караван сделал в этот день небольшой переход, лошади еще были свежи, и охотники быстро проскакали галопом две мили из трех, отделявших их от дичи. Но тут Галлер и еще некоторые новички сделали промах: мчались на бизонов прямо по ветру, и, когда они были уже на расстоянии меньше мили от места, один из бизонов, потянув воздух, почуял их приближение, обернулся, ударил копытами об землю и бросился бежать, увлекая за собой своих четверых товарищей.
Что было делать? Отказаться от охоты или пришпорить коней и ринуться в погоню за бежавшими зверями? Охотники решились на последнее и помчались галопом, но вдруг очутились перед глиняным валом вышиною в шесть футов, составлявшим границу расположенной выше равнины и поднимавшимся к ней в виде террасы.
Это непредвиденное препятствие вынудило охотников остановиться. Некоторые, раздосадованные неудачей, повернули лошадей и направились обратно, а Галлер, Сен-Врэн, канадец Годэ и еще трое, у которых лошади были лучше, не пожелали отказаться так дешево от добычи, пришпорили коней и решили взобраться по ступеням террасы.
Когда они были наверху, им пришлось проскакать сильным галопом еще пять миль, пока один из зверей оказался от них на расстоянии ружейного выстрела. Это была молодая самка. Галлер, порядочно опередивший остальных, опустил поводья на шею своего Моро, поднял ружье, прицелился, выстрелил, и когда рассеялся дым, на земле лежал мертвый зверь, которому пуля попала в голову за ухом.
Так как добытого мяса должно было хватить на всех, охотники решили не преследовать остальных зверей и принялись сдирать шкуру с добычи.
Эта работа, так же как и разделка мяса на части, потребовала в искусных руках немного времени; охотники, покончив с нею, оглянулись на свой лагерь и попытались определить расстояние, отделявшее их от него.
— Добрых восемь миль, — сказал Сен-Врэн, — а завтра снова сюда, так как мы здесь как раз у самой дороги (он указал на старые следы, свидетельствовавшие о проезде телег купцов из Санта-Фе) — это значит шестнадцать миль. А что, если бы мы совсем не возвращались, а сразу же остались здесь? Воды и травы вокруг довольно, там вон сочное буйволиное мясо, а у ручья достаточно хвороста для разведения костра. На ночь у нас есть одеяла, чего же нам больше?
— Я высказываюсь за остановку здесь, — сказал Галлер.
— Мы тоже! — воскликнули остальные.
И охотники сняли с себя лишний груз, расседлали коней и пустили их пастись стреноженными по сочной зелени прерий. Упомянутый ручей хрустально-чистой воды протекал к югу от Арканзаса, и на берегу его, под защитой холма, был разбит лагерь.
Вскоре сочное мясо буйволицы зашипело на вертелах, протянутых над костром. Охотники поели, запили мясо глотками из походных фляг и закурили свои трубки, расположившись поуютнее, и, обволакиваемые волнами табачного дыма, принялись рассказывать друг другу разные приключения.
Огонь потухал под слоем пепла, и все нашли, что пора на покой. Было условлено, кому оставаться на ночное дежурство, и жребий пал на одного из охотников, Гиббетса, славившегося своей сонливостью; но на первую часть ночи это не представляло опасности, так как индейцы имели обыкновение совершать свои нападения незадолго до рассвета. Остальные завернулись в свои одеяла и вскоре уснули.
Один только Галлер не сразу уснул. Перед наступлением ночи он заметил на берегу ручья очень красивое место, шагах в пятидесяти от того, где улеглись товарищи, и теперь у него вдруг явилось желание лечь спать там. Он захватил свое ружье и одеяло, крикнул Гиббетсу, взобравшемуся на свой пост на береговой обрыв, чтобы он его разбудил, если случится что-нибудь, и устроился в избранном местечке.
Через несколько минут, погрузившись в мягкую траву и убаюканный чудесным светом лунной ночи, он задремал. Но не прошло и четверти часа, как чуткую дремоту его прервал какой-то странный шум, похожий на отдаленные раскаты грома или гул водопада, глухо донесшийся до его слуха. Казалось, земля задрожала под ним.
«Будет гроза, — пробормотал он про себя, не вполне проснувшись, — и отлично, это освежит немного воздух и дальнейший путь завтра будет еще приятней…» Он тихо зевнул, и мерное дыхание его свидетельствовало, что он снова спокойно уснул.
Но покой был опять недолог. Раздался такой громкий шум, который поднял бы полумертвого. Галлер
