Старик - Вера Семенова
От родителей Петюне и красота по наследству досталась, и статность в фигуре. Только вот характером ни в отца, ни в мать он не пошел.
— Ты, Петюнька, в прадеда нашего пошел, — говорила ему иногда мамка. — Он смирный очень был, тихий. Слово наперекор никому не мог сказать. С одной стороны, вроде бы неплохо. Особенно жене с таким мужем. Но самому мужику-то как!
А отец всегда приговаривал:
— Петюнька, ты у меня ни рыба ни мясо! Мужик должен уметь за себя постоять.
Отец Петюни, Иван Петрович Красавин, был на фронте с первого дня войны и до последнего. Вернулся с войны орденоносцем, но металлом нашпигованный, как солонина чесноком. Был отец первым красавцем на селе, сама фамилия за себя говорит, таким и остался. Только вот седина появилась, хотя и тридцати пяти лет еще не было, да постоянно его боли мучили. И ушел на тот свет рано — в пятьдесят.
Иван был родом из Тулы, а в этих краях пять лет отслужил в армии. После увольнения в запас решил обосноваться здесь из-за Катерины, девушки, которая ему очень приглянулась. На родине Ивана никто не ждал: отец погиб на гражданской войне, а мать умерла от голода в Поволжье в 1921 году, куда уехала из Тулы вместе с сыном после получения известия о гибели мужа. Маленького Ваню, чудом выжившего, учетно-распределительная комиссия по учету детей-беженцев из голодающего Поволжья определила в один из детдомов в Туле по месту рождения, так как детские дома в Поволжье были переполнены.
С Катериной Иван познакомился в городском парке Ярославля на танцах. Приглянулась она ему сразу. Было Катерине двадцать три года, а ему уже двадцать шесть. В двадцать один год, как и все его одногодки, он был призван в армию и оказался в танковых войсках. До службы в армии успел поработать на Тульском оружейном заводе токарем.
Катерина была местная, родом из Волкова — там проживали ее родители, старшая сестра и младший брат. В первый же вечер Иван узнал, что работает Катя на прядильно-ткацкой фабрике «Красный Перекоп», которую ярославцы называли по старинке фабрикой Корзинкина, и живет в фабричном общежитии.
Как-то сразу все и сложилось. Может быть потому, что подходили друг другу, как два сапога пара. Она красавица, ему под стать: глаза синие, лоб высокий, волосы пышные, русые, коса была длинная, ниже пояса. Петюня сызмальства помнил, как мамка перед сном косу свою гребнем расчесывала, а отец говорил ей:
— Ты, Катерина, меня своей косой в полон взяла! — А мамка, смеясь, всегда отвечала:
— Помню, помню, Ванюша, как ты косу-то мою на руку намотал и сказал, что куда рука твоя, туда и коса моя!
В Волкове была своя машинно-тракторная станция — МТС, на которую и устроился Иван после увольнения в запас. Был танкистом, стал трактористом. Скоро и свадебку сыграли в родительском доме Катерины. Гуляли всем селом, как полагается. Здесь и жить стали, тем более что Евдокия, старшая сестра Кати, за год до этого вышла замуж за москвича и уехала с ним в Москву. Места в родительской избе Катерины было достаточно. Конечно, молодые строили планы относительно постройки годика через два-три своего дома.
Катерина с фабрики ушла: стала заниматься хозяйством и на ферме работать. Вскоре и дочка родилась, ее решили назвать в честь матери Кати — Антониной. А уж сына решили, если будет, назвать Петром в честь отца Вани, погибшего в годы гражданской войны.
Недолго длилось счастье молодой семьи Красавиных. Уволился в запас Иван Красавин в 1938 году, а через год началась вторая мировая война. Обстановка была накаленная. Иван ждал мобилизации, он ведь танкист в запасе.
Мобилизовали его только в июне 1941 года, с началом Великой Отечественной. Отец Катерины, Сафонов Лукьян Петрович, и младший брат Ефрем, которому как раз исполнилось восемнадцать лет, тоже были мобилизованы. Из троих домой вернулся только Иван.
Глава 4
Осталась Катерина с матерью и маленькой дочкой на руках. Старик Иваныч дословно помнил рассказы матери о тяжелом военном времени.
— Немцев у нас не было, Петюня, ни одного я не видела, однако бои шли недалеко от Ярославля, и были постоянные бомбардировки в первый год войны, — рассказывала Катерина сыну. Ой, как страшно было, бомбы летят, свист, а мы окопы оборонительные роем. Я ведь, Петюня, когда Тоне два годика исполнилось, вернулась в Ярославль на фабрику. Фабрика наша в годы войны не эвакуировалась, а стала выпускать разные виды брезента для фронта и другую техническую ткань. Я брезент делала, а сама думала, что как будто танк папки твоего укрываю от фашиста. А с Тоней бабушка дома оставалась.
— Оборонительные укрепления делать меня направляли от фабрики. Какая зима была морозная в первый год войны. Ноги-то тогда и отморозила, рукам-то теплее, когда землю ломом и лопатой роешь. Земля мерзлая, на одном месте топчешься и не замечаешь, что ногам холодно. А руки все в мозолях кровавых были. Очень трудно было, Петюня. Но копала эту землю и думала все время о папке твоем, о твоем дедушке Лукьяне и о братишке Ефреме, это твой дядя. Им на фронте тяжелее было, чем мне. Только это и помогало.
— Посмотри-ка на их фотографии, сынок. Они-то тебя никогда не увидят, — говорила Катерина. И Петюня подходил к стене, на которой можно было увидеть в траурных рамках фото дедушки Лукьяна и дяди Ефрема.
— Работала я почти без выходных, дома редко бывала. Как в октябре сорок первого на фабрику устроилась, только в апреле сорок второго и смогла навестить маму с Тонечкой. Полегче стало к тому времени: фашистов под Москвой разгромили и линия фронта от Ярославля передвинулась подальше. Вот как сейчас помню, в первое воскресенье апреля мне удалось дома побывать, на попутке доехала, а обратно меня на телеге из нашего колхоза подвезли. Потом-то уже чаще смогла домой приезжать.
— Знаешь ли ты, Петюня, что в нашем селе были эвакуированные из Ленинграда. Много их
