Словно птица - Люси Кристофер
— Давай, помоги мне, — говорит он.
Он опускает руки под воду и поднимает птицу. Выходит на берег, и я протягиваю к нему руки. Касаюсь мокрых мягких крыльев. Лебедь тихо шипит. Я стараюсь не смотреть на обугленную рану на плече птицы и поднимаю руки повыше, чтобы крепче ухватить ее.
— Он жив, Айла, — шепчет папа. — Этот жив.
Глава 3
Папа несет лебедя через заповедник. Мне приходится бежать, чтобы не отстать от него. Одно крыло лежит поверх папиной руки. Оно как-то странно изогнуто: наверное, сломано.
— Он умрет, если мы оставим его здесь, — говорит папа.
Лебедь раскрывает клюв, как будто хочет ущипнуть папину руку, но даже на это у него не хватает сил. Кажется, он уже сдался.
— Куда ты несешь его? — спрашиваю я.
— Надо найти ветклинику… Что может быть открыто в воскресенье?
— Нужно отвезти его к дедушке.
Папа останавливается и смотрит на меня.
— Не думаю, что это хорошая мысль.
— Почему? Он живет в этой части города, и все оборудование до сих пор хранится в старом доме.
У папы раскраснелись щеки, тащить птицу очень тяжело. Он перехватывает ее поудобнее и стоит, размышляя.
— Он не станет лечить лебедя.
— Дедушка же в прошлом году помог соседской собаке, которую сбила машина. Он еще способен лечить животных.
— Он не захочет лечить его.
Мы добираемся до машины. Я протягиваю руки и подхватываю лебедя, чтобы папа мог достать из кармана ключи. Даже через куртку чувствую, какие мокрые у него перья. Его трудно держать, но скорее неудобно, чем тяжело. Он так близко ко мне. Пытается сфокусировать взгляд сначала на мне, потом на папе. Клюв приоткрыт, розово-черный язык свесился набок. Хочется дать ему воды.
— Пап, он долго не протянет, — снова говорю я. — К дедушке ехать ближе всего.
Папа с сомнением качает головой, открывая багажник.
— Дедушке это не понравится.
И замолкает, как бывает всегда, когда кто-то пытается заговорить с ним про дедушку. Он складывает задние сиденья, чтобы лебедь поместился. Потом подхватывает птицу, и вместе мы кладем ее в багажник. У папы на лбу выступают капли пота, и это странно, ведь лебедь не такой уж и тяжелый. А папа сильный, наверное, самый сильный человек из всех, кого я знаю.
— Все хорошо? — спрашиваю я.
Папа не отвечает, просто крепче перехватывает лебедя со своей стороны, пока мы пытаемся уложить его получше. Я стараюсь расправить сломанное крыло. Чувствую все эти маленькие косточки прямо под кожей. Одна из них торчит явно не там, где нужно, практически вылезает наружу. Я касаюсь этого места и ощущаю под пальцами острые края, как маленькие зубки. Внезапно лебедь больно, до крови, щиплет меня за руку. И шипит до тех пор, пока я не убираю пальцы.
— Прости, — шепчу я, слизывая капельки крови с руки.
Поворачиваюсь к папе. Он выглядит еще хуже. Оперся рукой о машину, опустил голову. И тяжело дышит.
— Папа!
Он отмахивается:
— Все хорошо.
Подойдя к нему, я жду, чтобы он на меня посмотрел. В этот момент я даже забываю о лебеде. Лицо у папы красное и потное.
— Тебе же только что было холодно. Ты дрожал в холодной воде. Тебе не может быть так жарко.
— Все хорошо, — повторяет он.
— Позвонить маме?
— Нет.
Он выпрямляется, чтобы показать мне, что он в порядке, но я вижу, как он морщится от каждого движения.
— Просто этот парень тяжелый, вот и все.
Папа с трудом улыбается, пытается обратить все в шутку, но при этом избегает моего взгляда, и я ему не верю. Он делает шаг в сторону водительского сиденья. Но я не даю ему сесть в машину.
— Я звоню маме, — говорю я, роясь в карманах в поисках телефона. — Или дедушке, он ближе. Кажется, тебе не нужно садиться за руль.
— Все нормально, — твердо отвечает папа. — Я могу доехать до дедушки, да и до дома тоже. Прекрати волноваться.
Я не отпускаю его руку. Только так я могу помешать ему сесть в машину.
— Мама говорила, что ты болен. Сказала, тебя отпустили домой с работы.
— Правда? — Папа вытирает со лба пот, его глаза сердито сверкают. Потом вздыхает, прислоняется спиной к машине и смотрит на меня. — Я промок и замерз, а птица была очень тяжелой, вот и все. И чем быстрее мы доберемся до дедушки, тем лучше, правда? Иначе лебедь умрет.
Я неуверенно киваю, а он поворачивается, чтобы открыть дверь. Я окидываю взглядом парковку. Тут по-прежнему никого. Вдруг я понимаю, что хочу поскорее выбраться отсюда, отвезти папу куда-то, где есть еще люди, кроме меня.
— Если тебе не станет лучше, я позвоню маме, — предупреждаю я.
— Ладно, — снова отмахивается папа.
Пока он садится в машину, я внимательно наблюдаю за каждым его движением. Папа немного хмурится, но лицо остается непроницаемым. Если он и обеспокоен, то старается мне этого не показывать. Но такое случается уже не первый раз. Мама сказала, что, когда он подрезал деревья в городском парке, у него начались боли в груди. Вот почему его раньше отпустили с работы. Я сажусь в машину, не спуская с него глаз. Потом оборачиваюсь и смотрю на лебедя. Тот не шевелится, но все еще тихо шипит. Я слегка касаюсь его крыла, всей душой надеясь, что мы успеем добраться до дедушки.
Когда мы выезжаем с парковки, папа пытается мне улыбнуться.
— С ним все будет в порядке, — говорит он, кивая в сторону лебедя.
Но я не знаю, о ком сейчас больше беспокоюсь: о лебеде или о папе. Кажется, я не дышу до тех пор, пока мы не оказываемся снова на кольцевой дороге. Там есть и другие машины. Другие люди, не только мы с папой. И теперь уже недалеко до дедушкиного дома.
Глава 4
Я не помню, когда была у дедушки последний раз. Кажется, летом, много месяцев назад. Папа старается не видеться с ним зимой: говорит, тогда он становится слишком сварливым, с ним бывает нелегко найти общий язык.
До съезда к дедушкиному дому всего несколько миль по кольцевой дороге, но я все равно не спускаю с папы глаз. Он едет медленно, но уверенно, его кожа постепенно принимает естественный оттенок. На дедушкиной улице меня охватывает странное чувство. Изгородь кажется маленькой и безжизненной. Но ведь сейчас зима. Я разглядываю молочную ферму, которую построили по соседству, — дедушка
