Владимир Романовский - Цена человека
- мама добилась, что Клару приняли. Школа показалась ей необыкновенной. Великолепные, добрые учителя, интересные уроки, но что её поразило - кружки. В них изучали языки, ставили пьесы, осваивали танцы. Детям ничего не запрещалось, во время большой перемены ставили музыку и разрешалось танцевать. Вместе с учениками танцевали и учителя. Из школы не хотелось уходить, а в неё Клара летела, как на крыльях. Но главное - там был Лева, он был где-то близко, она постоянно ощущала это. А с его сестрой Ирой они даже оказались в параллельном классе. Все это выглядело добрым предзнаменованием. Клара иногда бывала у них дома, а Леву теперь видела в школе почти каждый день. Внешне его отношение к ней не изменилось, он смотрел на неё весело и добродушно, как на всех. А Клара, подмечая какие взгляды бросают на него старшеклассницы, сгорала от любви и ревности.
Пролетел год. Лева закончил школу и стал готовиться к экзаменам в Военно-морскую медицинскую академию. А через месяц началась война... Военкомат направил его в академию, а Клару приняли в госпиталь санитаркой. Она ещё не знала, что война разлучит их на целых четыре года, что потом они снова встретятся в послевоенном хаосе и уже никогда не будут разлучаться. В госпитале готовили санитарок для фронтовых госпиталей, она была рослой девушкой, и её приняли. И только перед отправкой на фронт, когда нужно было предъявить паспорт, открылось, что ей 15 лет, и её отправили домой. В сентябре вместе с теткой и 3-х летним двоюродным братом она была эвакуирована на Урал, в небольшой город Невьянск. Они жили впятером в 8-метровой комнатушке, Клара продолжала учиться в школе, вечерами занималась при коптилке, нянчила двух малышей. В холодном, голодном Невьянске среди однообразных забот и тревог она жила воспоминаниями и надеждой. Летом вместе с одноклассниками работали в колхозе, она научилась ездить верхом на лошади, вязать снопы. Вечерами в темноте выходила во двор, смотрела на запад, на звезды и думала о Леве. Где он, жив ли, помнит ли ее? Через год приехала мама и увезла её в город Березники, где она работала инженером-химиком на азотно-туковом комбинате. Здесь Клара закончила 10 класс, и летом 1945 года с бабушкой вернулась в Ленинград - поступать в институт.
Улицы выглядели непривычно пустынными, население огромного города уменьшилось во много раз, дома были расписаны указателями бомбоубежищ, а кое-где ещё сохранились вырытые от бомбежек "щели". Но все так же зеленела сирень на Марсовом поле, и небо белых ночей было таким же необыкновенно светлым, Клара подала документы в университет, на английское отделение филологического факультета, и её приняли без экзаменов (она имела золотой аттестат). Это была такая радость, что ноги сами понесли её к знакомому дому на Кронверкской. Ее тянуло туда, едва она ступила на ленинградскую землю. Но идти было страшно - больше всего она боялась узнать какую-нибудь черную весть. Откладывала, колебалась и вот, наконец, - решилась. Несколько раз с замиранием сердца она прошлась вдоль их подъезда, и в этот момент из парадной вышел Лева. Потрясенная Клара замерла на месте, чувствуя, как загорелись её щеки. Давняя, почти детская любовь вспыхнула с новой силой. Он заметил её и, улыбаясь, двинулся навстречу. Он был в летнем костюме, совершенно взрослый, только улыбка осталась такой же детской и ослепительной.
- Здравствуй, - он взял её за руку. - Ты что тут делаешь? И вообще, ты откуда взялась?
Она видела, что он был искренне рад встрече. Что это было невероятное совпадение, счастливая случайность или судьба? - потом, спустя много лет, она долго терялась в догадках. Клара начала что-то выспрашивать об Ире, говорила какие-то слова, она чувствовала себя совершенно потерянной.
- Иры нет дома, - он подхватил её под руку и потянул к трамвайной остановке, - поедем лучше со мной, мне срочно нужно к дядьке... Дорогой поговорим.
Постепенно она приходила в себя, ведь теперь они были на равных: ему 21 год, ей - 19, она - студентка, и он, по существу студент, только военный. И в красоте они не уступали друг другу. Они были даже похожи чем-то. Позже, после многих прожитых вместе лет, совершенно не знавшие их прежде люди, при встрече будут думать, что они - брат и сестра.
А тогда они сели в трамвай - единственный в то время регулярный транспорт - и говорили, говорили, говорили. Она расспрашивала об общих друзьях, знакомых, он рассказал ей про гибель своего отца, которого и она знала - встречала в их доме несколько раз до войны. Лева говорил об этом с такой болью, что Клара забыла о собственных бедах. Чем она могла помочь его горю, только сердечным участием...
Так они и ехали на дребезжащем довоенном трамвае, ещё не осознавая полностью, что каждое слово, каждая минута сближает их друг с другом. Конечно, наверняка все у них потом было, как у большинства - белые ночи, томительные прикосновение, нежные поцелуи. Так же, как у большинства, и все-таки не так. У них была классически ясная, почти хрестоматийная любовь, без неврастенических взрывов и изломов, без скандалов и измен. Это были глубоко родственные души, как две половинки, они взаимно дополняли друг друга. Вместе они пройдут по жизни почти полвека, согреваясь теплом этой вспыхнувшей любви, воспитают двух - тоже любящих - сыновей и трех внуков. Потом, в тяжелые дни после его кончины, на мой вопрос, что было главным в его отношении к ней, Клара Ивановна ответила: нежность и верность. Необыкновенная нежность - и тогда, в молодости, и всю последующую жизнь...
А.С. Пушкину принадлежат слова: "Говорят, что несчастье - хорошая школа: может быть. Но счастье есть лучший университет". Счастливое детство - с хорошими родителями и умными учителями, обретение любви - в этом, скорее всего, и состоит рецепт - для всех времен и государственных режимов, другого нет. Казалось бы, так просто, но, при виде некоторых интеллектуалов, невольно возникнает сомненние. И родители у многих были превосходные, и учили их уму-разуму вполне прилично, и любовь их не миновала, а толку? Кто же тогда исключение из правил - он, профессор Поляков, или они? Загадка, впрочем, не очень сложная.
Глава II.
КУРСАНТ СТАЛИНГРАДСКОГО КУРСА
1940 год... У самых границ, окутав Европу дымом пожарищ и концентрационными лагерями, заливая её кровью, бесчинствует фашизм. Идет советско-финляндская война. Отец Левы мобилизован в действующую армию. Ленинград превращается в почти прифронтовой город. В его госпитали поступают раненные, по улицам строем проходят бойцы. Далеко на востоке поднимает голову японский милитаризм.
Лева был обычным юношей тех лет - комсомольцем и патриотом, и так же, как и его одноклассники, стремился стать настоящим защитником родины. Настоящим - значит профессионалом, кадровым военным. Ленинград - город военных моряков, многие из школьников, в том числе и Лева, мечтали поступить в военно-морской флот. Какой ленинградский мальчишка не грезил тогда о настоящем морском кортике... Но Лева одновременно хотел стать и врачом, как отец. Все это - и медицину и морскую службу - можно было совместить, если поступить в Военно-морскую медицинскую академию, - так, скорее всего, думал Лева. Вместе с ним решили поступать в эту же академию ещё двое одноклассников. В декабре 1940 года они отправляются в военкомат и подают заявления в Военно-морскую медицинскую академию. Экзамены должны были состояться 1 июля 1941 года. Конкурс в академию был огромный, в 1940 году - 12 человек на место, сдавали 12 экзаменов.
Остальные ребята - выпускники школы, как и большинство их ленинградских сверстников, написали заявления в военные училища и академии. Лева засел за учебники.
Наступил 1941 год. Лето приходит на берега Невы вместе с белыми ночами. Прекрасный город выглядит особенным: налет времени на зданиях выбоины, щербатины, пыль растворяется в серебристых сумерках. Фасады, колонны, барельефы в этом призрачном свете приобретают первозданную свежесть. Отгремел выпускной бал, и Лева с друзьями вышли на улицу. По Каменноостровскому проспекту в сторону Елагина острова - традиционного для выпускников места - шумными группами двигалась молодежь. Мелькали светлые платья девушек, белые, с закатанными рукавами рубашки юношей. В воздухе взрывы хохота, песни, говор и звуки шагов многочисленных ног в парусиновых туфлях.
Лева молчал, устав от разговоров и хохм приятелей. Странное ощущение владело им: и приятное ожидание - впереди открывались манящие возможности взрослой жизни, и легкая тревога - грустно было расставаться с беспечным и озорным школьным братством. Впрочем, все клялись встречаться как можно чаще, а многих теперь связывал и выбранный ими общий путь, как Леву и Виля Пручанского, решивших стать военно-морскими врачами.
Вдоль центральной аллеи Елагина острова в прозрачных сумерках отчетливо проступали кроны вековых дубов, с залива набегала прохлада. Набережная западной стрелки пестрела от выпускников. Над водой с пронзительными криками носились белые чайки. Вышли на облицованную гранитом террасу, по краям в сумеречном свете замерли два изваяния - два каменных льва. У каждого под мощной лапой - тяжелый шар, они словно катят их друг другу.
