Юрий Коростелкин - Гостиница Мухтар
- Гони его! Хватит уже, - бросает в раздражении дед. И делает угрожающее движение в сторону пса. Тот, не очень-то испугавшись, лениво отбегает на несколько метров. Понимает, что ему здесь больше "не обломится". И не спеша трусит дальше в поисках новой кормушки.
В этот момент я думаю, что тому, из-за кого мы приехали сегодня сюда моему отцу, - мы уделяем мало внимания, или лучше сказать - нашей памяти. И прошу деда (это первое, что пришло мне на ум) рассказать, как он выдавал мою мать замуж за моего отца. Вернее, не хотел выдавать.
- Отец твой, - сразу же начинает оправдываться дед, - старше был твоей матри... матери, - поправляется он (до сих пор деревенский сленг, хотя дед с двадцати лет живет в городе, дает о себе знать).- Кажется, на восемь годов? - спрашивает он у мамы.
- Угу, - кивает она, перекладывая в новом порядке цветы на могиле.
- Что ты хотел? Восемь годов- это большая разница.
- И потом, - продолжает он, - ходили о нем разные разговоры.
- Какие? - спрашиваю я. Хотя сразу же понимаю, что тут замешаны были женщины.
Дед говорит:
- Какие, какие? Веселые были разговоры.
И мне вспомнилось, как мама по молодости ревниво листала альбомы отца с фотографиями его прошлых женщин. Она все высмеивала их, говоря отцу, что у него дурной вкус. Но к какому-то времени ликвидировала их. А может быть, они попросту растерялись.
Вся отцовская прошлая жизнь окутана была для меня тайной и ревностью. Ходили слухи, что где-то у отца есть сын, - от той пышнотелой и глазастой женщины, чью фотографию до какого-то времени я видел в альбоме.
- Ну, а потом твоего отца признали все, - говорит дед.- Лев Матвеевич был человеком.
И это было так. У деда сложилось с годами стабильное уважение к моему отцу.
Ну, а вечером, когда мы сели с мамой вдвоем - помянуть отца, - мы разговорились. И мама поведала мне много интересного. В том числе и о своих сердечных делах.
С детства в памяти застрял один эпизод, когда мама решила пооткровенничать со мною. Я не помню, сколько мне было тогда лет. Помню только, что в ее сбивчивом рассказе фигурировал какой-то ленинградец, ухаживавший за ней. Я всегда был на стороне мамы, чего бы это ни касалось. Также и в этой истории. Но в какой-то момент подумал: "А как же папа?".
Мать, помнится, уловила это мое настроение по моим глазам и вовремя одумалась. Папе теперь в ее рассказе отводилась главная роль, а ленинградец сделался просто хорошим знакомым. Я, разумеется, будучи ребенком, тут же поверил ей. Но в глубине души понимал, что это неправда.
И вот уже много лет прошло со дня смерти отца, а уж тем более - со времени того рассказа мамы о ленинградце. Но я в этот вечер опять ощущаю себя тем самым маленьким мальчиком, которому хочется верить в непогрешимость своей матери.
И хотя мама и говорила, что так ни разу и не изменила отцу (и, скорее всего, так оно и было), ленинградец тогда разбередил ее воображение.
Важно ли это: изменила - не изменила? В мыслях ли изменила? Или не изменила вовсе?
В жизни ее, как в жизни каждой женщины, определенное место занимали мужчины. Да, я знаю, что между отцом и мамой были непростые отношения. Было все, что бывает в браках, и не в самых худших. "И дай мне Бог, - почему-то подумал я в этот вечер, - найти такую же близость, какую нашли друг в друге мои родители".
Ну, а утром мама проснулась в хорошем настроении. Обещанная дедом магнитная буря прошла мимо нее, и она встала помолодевшей лет на десять. Кое-как заставил ее позавтракать - ох, уж это поколение! - и она тут же, чтоб не быть в тягость, убежала домой.
После двухмесячного почти тотального безделья появилась работа. Поступил заказ на фирму, и мне надо сегодня выглядеть, как прежде, "с иголочки". "Где моя почти "сукинсыновская" уверенность в себе?" - думаю я, примеряя костюм. Делаю серьезные физиономии перед зеркалом, и что-то мне подсказывает, что у меня сегодня все получится.
На улице стоит странная погода. Прошел теплый проливной дождь. Хотя еще вчера было холодно, и никаких признаков "бабьего лета" не было и в помине.
Дождь залил все вокруг, в том числе и дорогу, по которой я иду в гараж. И когда я, наконец, добираюсь до него, то вижу что сохранить ноги сухими, а брюки чистыми мне так и не удалось.
- Ну, и хрен с ними, - думаю я, пока открываю замок гаража. - Стихии сегодня нам будут только на пользу. Они объединяют людей, и мы используем их для психологического контакта с клиентом.
"Клянусь своей коллекцией, - говорю я себе, - что накручу клиенту на смету за мои грязные штаны", - и подмигиваю Ленину на портрете, что висит у меня сразу же у входа в гараж.
Я подобрал этот портрет, кем-то выброшенный, около одного семейного общежития. Не поленился, помнится, и притащил сюда.
С того времени и началась моя гаражная коллекция - портретов, табличек, планшетов и вывесок, которые я с некоторых пор собираю.
Есть у меня портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского, простреленный настоящими пулями. Это менты по пьянке развлекались, стреляя из табельного оружия по своему "пахану". А мой друг, работающий в этом же учреждении телефонистом, зная о моей коллекции, принес мне его.
Есть и планшет с застольной речью Сталина по случаю празднования Дня Победы, чудом сохранившийся до сих пор, с текстом: "Я пью за русский народ, ибо у него есть характер, ясный ум и совесть...". Этот планшет я увидел над козырьком проходной рыбного завода. И непонятно было, на заре перестройки, кто мог повесить его туда?
Может, конечно, "сталинист" какой объявился, - подумал я тогда.- А скорее всего - заводской художник от скуки решил "приколоться", откопав планшет в загашниках мастерской.
Несколько дней мы с Шушариным, помнится, облизывались, глядя на такой антиквариат. И вот в одно из воскресений, пока никого не было на проходной, сподобились.
Планшет оказался огромным - три метра длиной и метр шириной, - добротно оббитым жестью. И пока мы несли его, все, кто встречался нам по пути, оглядывались вслед.
Особенное удивление мы вызвали, когда проходили по территории Клуба собаководства, где владельцы собак, привязав своих "меньших братьев" к трибунам, играли в футбол.
Увидев нас, они остановились, видимо, подумали, что планшет предназначен для нужд клуба, и очень удивились, когда мы прошли сначала мимо них, а потом скрылись за железнодорожным полотном.
Есть у меня, тоже редкая в своем роде, табличка, которую я "увел" с одной небольшой церквушки, что находится при больнице. На толстом картоне написано от руки: "Храм закрыт. Не стучите". Особенно мне нравится вторая часть текста, стреляющая по каждому кто прошел время очередей, скандалезная - "Не стучите".
Планшет "Окно ГАИ" с фотографиями моих бывших жен в разделе "Нарушители".
Но жемчужиной моей коллекции будет считаться еще не снятая, но уже присмотренная мною в том же Клубе собаководства вывеска "Гостиница "Мухтар"".
Как-то я шел из гаража, как всегда мимо Клуба собаководства. Взгляд мой привычно блуждал по знакомым предметам, встречающимся ежедневно на моем пути - прогнившая трибуна, футбольные ворота, площадка с препятствиями. И вот неожиданно мой взгляд натыкается на неприметное одноэтажное здание, что стояло немного поодаль, но на территории клуба. А наверху этого здания, под самым козырьком, - веселая вывеска: "Гостиница "Мухтар"", мимо которой я столько раз проходил, но почему-то не замечал ее.
"Почему, интересно, гостиница "Мухтар""? - подумал я тогда. Хотел, было у кого-нибудь спросить. Но никого поблизости не было; лишь группа из людей и собак, копошилась на одной из дальних площадок.
И так размышлял я, пока шел домой: "Следуя логике названия, получается, что гостиница эта - для приезжих собак? Где же тогда проживают люди... их "двуногие братья", пока собаки "прохлаждаются" по гостиницам? Надо будет спросить у кого-нибудь из местных старожилов", - подумал я. И через пару дней имел полную информацию об этом заведении.
Оказывается, здание предназначалось для случки собак. Как уж эти случки там происходили, не знаю. Со временем здание превратилось в распивочную, где гуляла "головка" клубного руководства. И поговаривали, что гуляла буйно, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Сейчас здание "на клюшке", на огромном замке, и окна зарешечены. Говорят, там хранится теперь всякий клубный хлам, и вскоре его должны сдать в аренду.
"Надо снять вывеску, - подумал я. - Все равно она используется не по назначению. А вот в моей "гаражной коллекции" может появиться новый, и, может быть, лучший экземпляр".
С кражей, вернее, со снятием вывески, все задержалось на полгода. Сначала все не было времени, а потом анекдот с вывеской как бы потерял свою актуальность. Но мой тринадцатилетний сын, который обожает подобные истории, напомнил мне об этом. И, чтобы не прослыть "трепачом" в его глазах, я и решил вместе с ним и Мишей спроворить это мероприятие.
Был выбран день. Дело происходило поздней осенью. Ночами, помнится, тогда выпадал обильный мокрый снег, а днем он таял.
