В. Пистоленко - Ласточка
— Если пила, — сказал Иван Матвеевич, — не все еще потеряно. У нее, видимо, был кризис. Хорошо, что вы насильно влили ей лекарство, оно безусловно принесло свою пользу.
Ласточка лежала в прежнем положении, но уже не дрожала и время от времени пыталась приподнять голову.
Иван Матвеевич снова внимательно осмотрел ее и выслушал. Потом размешал в воде белый порошок и всю эту смесь насильно влил в рот Ласточке.
Он пробыл возле лошади больше часа, а когда собрался уезжать, сказал ребятам:
— Ну, герои, кажется, самое страшное миновало. Во всяком случае — надежды терять нельзя.
На следующий день, несмотря на дождь, Ласточку приходили проведать многие ребята даже из других классов.
Юрино звено написало письмо тете Фене и Даше. Показали его Ивану Матвеевичу. Он внимательно прочитал и дописал: «Ласточка осталась жива благодаря ребятам». И подписался: «Врач Тимин».
В выходной день ребята привезли фургон сена. Потом еще и еще.
Юра составил расписание дежурств. Каждый день, после занятий, с ним приходил кто-нибудь из ребят, помогал ему убирать в дровянике и дежурил возле лошади.
Иван Матвеевич проведывал Ласточку через день и всякий раз, осмотрев лошадь, сокрушенно покачивал головой и говорил:
— Загнать такую лошадь! Да ведь ей цены нет. Ухаживайте, ребята, хорошенько. Болезнь у нее тяжелая, но выходить можно.
Мальчики старательно делали все, что приказывал врач. Ласточка стала понемногу есть. Она уже начала подниматься на ноги, но по-прежнему кашляла и внешним своим видом все еще напоминала скелет, обтянутый кожей. Стояла обычно понуро опустив голову.
Вскоре пришло письмо от тети Фени и Даши. Обе они благодарили ребят и просили приласкать за них Ласточку. Ребята ответили. Так завязалась между ними оживленная переписка.
Прошла дождливая осень, наступила долгая зима
Нередко зимой в выходной день к Юре собиралось все звено, и каждый из ребят считал своим долгом принести Ласточке какой-нибудь гостинец: ломоть хлеба или даже кусочек праздничного пирога. Она привыкла к этим подаркам и с удовольствием принимала их. Однажды кто-то принес даже комочек сахару. Ласточка взяла его и, видимо, не без наслаждения съела. Присутствовавший при этом Иван Матвеевич погрозил ей пальцем и сказал:
— Видишь, как они о тебе заботятся? Нужно немного и совесть знать.
Потом подумал и добавил:
— Посмотрим еще, что весной будет.
В мае, когда появилась свежая и сочная трава, Ласточка стала быстро поправляться.
Куда девались ее понурый вид, неповоротливость. Она вскоре превратилась в стройную, красивую лошадь, с блестящей, почти черной шерстью, с изогнутой по-лебединому шеей.
Ребята достали для нее упряжь и попробовали запрягать.
Ласточка легко и быстро мчалась по степной дороге, но скоро уставала и тут же после езды ложилась.
Врач посоветовал не увлекаться частыми и длительными поездками, но и не рекомендовал давать лошади застаиваться. По его совету Юра каждое утро садился верхом и «проминал» Ласточку. Проминать ее было нелегко. Она оказалась горячей лошадью и всегда пыталась мчаться во весь опор Юре с большим трудом удавалось удержать ее на тихой рыси. Особенно горячилась Ласточка, когда видела впереди себя другую лошадь. Тогда она старалась во что бы то ни стало обогнать ее, и удержать в этом порыве Ласточку было почти невозможно.
К концу лета она настолько поправилась, что на ней начали работать: подвозили к школе во время ремонта глину, песок, возили на школьный двор топливо. Правда, старались ее не перегружать, за этим следил лично директор школы, да ребята и сами никому бы не дали в обиду свою любимицу.
Однажды на школьный двор пришел колхозный животновод. Ребята как раз привезли с опытного участка картофель.
— Пришел поглядеть на вашу лошадь, — сказал он. — Слышал, что очень стройная да красивая.
Ребята бросили свою работу, окружили животновода и наперебой стали расхваливать Ласточку. Один говорил, что она послушная, как ребенок, другой — работящая, третий, что у нее глаза умные, совсем как у человека, что она понимает каждое слово и только говорить не может. Им всем хотелось, чтобы дедушка Егор — так звали животновода — по достоинству оценил Ласточку. В Петровках все знали, что он, как никто, разбирался в лошадях и что его похвала стоит многого.
Старик внимательно осматривал и ощупывал лошадь со всех сторон, измерял длину ноги от копыта до коленного сустава, причем проделывал все это молча, без единого слова.
— Кто из вас за старшего, за хозяина возле лошади? — спросил дедушка Егор.
— Пока не заберут ее в колхоз, — сказал Юра, — хозяином считается школа, директор школы. Он нам все распоряжения дает.
— Ну, а конюшит кто, вроде как за старшего конюха?
— Все наше звено за ней ухаживает, — ответил Юра.
— И совсем не так, зачем неправду говоришь, — вмешался Семен Половинкин. — Юра у нас главный конюх, а мы все помогаем.
На крыльце школы показался директор. Увидев дедушку Егора, он направился к нему.
— Посмотрел, Егор Иванович, нашу лошадку? — спросил он.
— Посмотрел, — ответил животновод.
— Ну и как она?
Взоры всех ребят устремились на животновода. А он медлил с ответом, словно не решаясь сказать или обдумывая, как лучше сказать им что-то неприятное.
— Посмотрел вашу лошадь, посмотрел. И вот что скажу…
Он быстрым и решительным взглядом окинул столпившихся мальчиков.
— Это настоящая, думаю, что не ошибаюсь, чистокровная рысачка. Рысачка воронежских кровей. Не лошадь, а богатство. Благородный конь. Молодцы, ребята, что выходили. Ей бы, матушке, разве картошку да глину возить? На скачках, на бегах ее место, на племенной ферме.
— Выходит, на ней работать нельзя? — спросил Юра.
— Ну, почему нельзя? Теперь ей, пожалуй, только и осталось, что работать. Как-никак — переболела лошадь. Это, наверное, отразилось на ней.
Слова старого животновода опечалили ребят. Им очень хотелось, чтобы Ласточка стала самой лучшей лошадью. Они немало слышали рассказов о чистокровных рысаках и мечтали, если не прокатиться на них, то хотя бы вблизи увидеть такую лошадь. И вдруг их Ласточка — рысак, но рысак, который бегать уже не может.
У Семена Половинкина отец был колхозным бригадиром. Как-то днем, проезжая верхом к отцу в бригаду, Семен завернул на будку к Юре. Под ним был молодой жеребчик Резвый, один из самых быстрых в бригаде.
Семен постучал в окно, не слезая с лошади, и, увидев Юру, поманил его к себе. Когда Юра вышел, Семен, словно заговорщик, молча оглянулся вокруг и таинственно прошептал:
— Давай попробуем. А?
Хотя и не было сказано, что именно предлагает «попробовать» Семен, Юра его прекрасно понял.
— Нет, — ответил он, — а вдруг опять с ней что-нибудь случится.
— А что с ней случится? Вон какая она налитая. Скажи, что просто боишься за нее.
— Чего же это мне бояться?
— Будто не понимаешь? А вдруг да не выдержит перед Резвым. Нахвалить-то ее нахвалили, а может еще и не за что.
Семен пренебрежительно улыбнулся и говорил, почти не глядя на Юру. Слова Семена и его улыбка возмутили Юру, ему захотелось поругаться с Семеном, но он сдержался и спокойно ответил:
— Кто же это нахваливал Ласточку? Лошадь как лошадь. И говорить зря нечего.
— Значит, не будешь скакать?
— А зачем я буду на ней скакать? Она не из скаковых, а из рысистых, — ответил Юра.
— Ну и мы давай их в рысь пустим, — настаивал Семен.
— Сказал — не буду, значит не буду, — решительно ответил Юра и хотел уйти домой, но Семен ловко спрыгнул с лошади и схватил его за руку.
— Юрка! Ну, будь другом, — неожиданным для Юры, просящим голосом заговорил Семен. — Ведь мне жалко ее — рысистой породы и не может бегать. Давай попробуем, «а! Ничего с ней не случится, — мы немного, чуть-чуть порысим, вон до того куста. Только попробуем. Может, и неправду говорил дед Егор. Ты знаешь, мне сегодня всю ночь кони снились. Тысячи коней. И Ласточка всех обгоняет. Давай, а? Даю тебе честное слово: если Резвый обойдет Ласточку, я никому, понимаешь, никому ничего не скажу.
Юра никогда не видел Семена таким возбужденным. Он понял, что Семён беспокоится о славе Ласточки и что в его просьбе — пустить Ласточку бежать с Резвым — нет злого умысла. Ему и самому не раз приходила в голову мысль, высказанная сейчас Семеном, мысль о том, что, возможно, дедушка Егор ошибся.
Юра колебался.
А Семен продолжал уговаривать:
— Понимаешь? Может, мы для нее доброе дело сделаем… Мы же не на десять километров пустим, а малость одну.
— Немного ехать — ничего не узнаешь, — ответил Юра.
— Как не узнаешь? Сразу увидим, кто обгонять будет.
Юра долго еще не соглашался, но возражения его становились все менее решительными и твердыми, а желание обогнать Резвого быстро возросло.
