Сергей Диковский - Егор Цыганков
Он выбрал место, где вода казалась уносистей, поддел песок краем лотка, и сразу, повинуясь нетерпеливым рукам, камешки затанцевали, закружились по шершавому дереву.
Он нисколько не разучился. Руки его, ритмично покачиваясь, встряхивали лоток мягко и сильно. Первой оползла земля, потом мелкий песок. По самому краю заскакали пустяковые, но упрямые камешки. Егор скинул их щепкой и снова принялся гонять по лотку тяжелую массу. Он был увлечен, глух ко всему, кроме шуршания песка и камней. Смывал... подкидывал... отбрасывал мелочь, стараясь не глядеть в знакомую лунку.
Как всегда, золото хитрило, пряталось в самых тяжелых железистых крупинках. Но Егор знал твердо: оно улыбнется под самый конец, когда руки готовы опрокинуть лоток.
Посмеиваясь, он вынул из кармана магнит и медленно разгреб черную кучку. Подкова сразу обросла бородой.
Он нагнулся... Ерунда!.. Кварц, железняк. Что ж! Первый лоток всегда холостой.
Он зачерпнул и промыл горсть песку. Ни крупинки! Это бывает. Надо бы подняться чуть выше. Промоина - верное место.
Шесть пустых лотков нисколько не смутили Егора. Тем лучше. Значит, козырь в колоде. И он отправился вверх по ручью, сначала к промоине, затем к бочажку, излучине, перекату, останавливаясь изредка у подозрительных мест, чтобы снова взять пробу.
Чем выше поднималось солнце, тем сильнее росло нетерпение приискателя. Напрасно он пытался успокоить себя воркотней. Пусто! С таким же успехом можно было искать золото в калужских суглинках.
Он стал горячиться. Швыряя на лоток комья земли, скатывал, торопясь, и тряс... тряс... тряс... старческими, лиловыми от холода руками, точно стремясь вырвать у земли признание в преступлении.
Наконец, он устал. Бросил лоток, а задубевшие руки сунул за пазуху.
- Шабаш! - сказал он с обидой. - Кончился фарт!
Кто-то негромко засмеялся. Он оглянулся и увидел девушку в берете и лыжных штанах. Она стояла на обрыве возле треножника и нацеливалась трубкой на пеструю палку.
- Смешной вы человек, - сказала она мягко. - Ведь здесь прошла драга.
- Ну и что же?
Вместо ответа девушка улыбнулась. Вероятно, он был действительно смешон - измазанный глиной, с багровым от досады лицом.
- Боюсь, вы ничего не найдете, - сказала она.
Егор озлился. Он терпеть не мог, когда его учили, особенно бабы. Он скривил было рот, собираясь сказать что-нибудь ядовитое, но девчонка была совсем молоденькая, длинноногая, с ясными глазами зверька, и Егор сдержался.
- Гляди в трубку... жужелица! - сказал он презрительно. - Нам лаборантов не требуется.
И ушел, вытирая руки о ватник.
Техник уже ждал его у столовой. На этот раз он повел его прямо к луже, где среди щепы и битого льда плавала драга - странное сооружение, похожее сразу на баржу, элеватор и морской кран. Она беспокойно ворочалась на месте, подгрызая ковшами обрыв, а из длинной железной трубы беспрерывно сыпались камни и сочилась вода.
После неудачной утренней разведки с лотком Егору не хотелось смотреть на машину.
- Это нам известно, - сказал он ворчливо. - На ядах работает.
- А вот и ошиблись. Тут золото рассыпное, старательское. Кстати, на драге старичок любопытный. Должно быть, вас помнит.
Они поднялись наверх и в стеклянной будке нашли капитана. Маленький волосатый человечек в охотничьих сапогах грыз копченую рыбку. Увидев гостей, он немного смутился и накрыл завтрак газетой.
Егор первый узнал капитана:
- Мурташка! Милок, это ты?
Удивленный фамильярностью, капитан сухо ответил:
- Да... То есть... Муртаза Ахмет - это я.
И тут же заулыбался, узнав старого друга.
Они расцеловались.
- К нам, навсегда?
- Нет, друг, - сказал довольный Егор. - У нас свое назначение.
- Служишь? А кем?
Егор помедлил с ответом. Стыдно было признаться, что сорок лет прошли зря. Он важно соврал:
- Кем? В инспекторах числюсь... Тысяча двести целковых...
- Ну-ну, - сказал изумленный Мурташка и даже покрутил головой.
Старики помолчали. Они так долго не виделись, что говорить было не о чем.
- Чего ж ты молчишь? - спросил гость. - Прежде ты браво рассказывал.
- Вольтаж меня режет, - сказал капитан. - Норма сто двадцать, дают девяносто.
- Только?
- Табак твое дело, - заметил Егор равнодушно.
Они посмотрели в окно на отвалы. Ковши лезли вверх, блестя отточенными краями. Слышался визг, точно отворяли сотню ржавых дверей. Железный пол в рубке дрожал так сильно, что Егор с непривычки лязгал зубами.
Он покосился на Мурташкины сапоги. Полуболотные... Целковых четыреста. Поди, заважничал капитан.
Вспомнив разговор с девчонкой у ручья, он кивнул в сторону каменных грядок:
- Так это ты вычерпал золотишко?
- Да, это я, - ответил тот просто.
Егору стало немного спокойнее. Как ни говори, своя приискательская рука.
- Так я и думал, - сказал он облегченно. - Одним лаборантам не взять.
Вскоре техник ушел, и Мурташка увел гостя наверх. Он и в самом деле считал себя капитаном, хотя драга за сутки проходила не больше двух метров. И слова тут были морские: трап, палуба, навигация, вахтенный журнал. Даже мальчишку-лодочника, отвозившего посетителей на берег, называли здесь гордо матросом.
У входа в маленькую комнатушку сидел милиционер. Заметив Егора, страж вскочил и взялся за кобуру.
- Посторонним нельзя, - сказал он поспешно.
Но капитан протолкнул гостя вперед:
- Инспектор... С разрешения дирекции.
И Егор снова увидел настоящее золото.
Контролер, важный седоусый старик, держа одной рукой совок, другой прикрывал его сверху, точно боялся, что крупинки разлетятся от ветра.
Золото ссыпали в чашку весов. Оно было ровное, чистое и светилось мягко, словно сухое пшено. Трое стариков склонились над ним, и каждый по привычке ругнул тощую землю.
Впрочем, все трое были довольны: "пшено" наполнило доверху холщовый мешочек.
Они посидели еще немного, вспоминая знаменитый в прошлом столетии ключик Желанный. Но беседа не разгоралась. Мурташка все время поглядывал на часы.
- Однако прощай, - сказал капитан неожиданно. - Вечером приходи.
- Прощай, однако, - машинально ответил Егор.
Он спустился по трапу, оглушенный, притихший, унося в ушах томительный визг драги, и до вечера ходил по поселку, отыскивая знакомые углы и друзей.
Стариковская память капризна. В семьдесят лет уже не мог сказать Егор, как звали приисковую мамку, бабу ласковую, падкую до курчавых, но подарок ее - берестяную табачницу с незабудками - и полушалок ее, красный, с большими стручками, и счастливый смех глупой бабы в шалаше из корья помнил твердо. А вот с кем ушла от него, Егор не припомнил.
Кроме Мурташки, никто во всем городе не мог вспомнить Егора. Да и сам он шел по земле, не узнавая ни лиц, ни домов. Больше всего удивлялся Егор строгости жителей. То ли водки завозили небогато, то ли разучились старатели пить, но пьяных на прииске было мало. Один только раз, возле приискового ресторанчика, увидел Егор настоящего, всерьез загулявшего приискателя.
Толстогубый, чубатый парень, в плисовых шароварах, кушаке и сапожках гармоникой, лежал на спине посреди шоссе и грозил кулаком машинам.
Несколько раз шоферы оттаскивали пьяного на обочину. Но едва машина трогалась, приискатель, изнемогая от хохота, приползал и ложился на старое место.
Егора развеселила пьяная настойчивость приискателя.
- Эх, пофартило парню, колупнул золотишка!
Но какой-то прохожий сердито ответил:
- Это наш счетовод... москвич... Начитался романов, балда!
И Егору снова стало обидно и грустно. И этот не настоящий. Плисовые штаны... Мальчишка! Дурак!
Он посмотрел на счетовода с досадой, точно на фальшивый гривенник, а когда пьяный снова остановил машину, Егор схватил его за ноги и с наслаждением оттащил под откос.
- Лежи, ферт несчастный! - сказал он сердито.
Зайти к Мурташке Егор не успел. Вечером приехала машина и увезла его в клуб. Здесь гостя усадили за стол, рядом с главным инженером и барышней с карандашиками, и председатель сказал, кивнув на Егора:
- Тут, между прочим, сидит наша живая история. Знаменитый старатель Егор Цыганков. Просим его рассказать про царскую каторгу.
Все захлопали, и Егор поклонился. "Помнят все-таки, - подумал он, щурясь. - То ли дальше будет".
Он не спеша влез на трибуну и громко сказал:
- Привет вам и здравствуйте, дорогие старатели-горняки! Расскажу вам все по порядку, как видел и что испытал понемногу... Жили мы обыкновенно, можно сказать, исторически... Больше в землянках. Год цингуем, неделю гуляем... Мальчиком я сотенный билет только один раз видел - на пасху, во сне. А тут сразу почти в миллионщики вышел.
Он рассказал про знаменитую четверговую дележку, когда приискатели, смеха ради, напоили свинью коньяком и сожгли вместе с китайской харчевкой.
- Крику было! - сказал, жмурясь, Егор. - Мадама китайская в одних сподниках выскочила. Хозяин сначала за ведро, потом плюнул... Сам хворост подкладывал, крыша горит - он громче прочих хохочет, Знал, как старатели забаву оплачивают.
