Степан Печкин - Рассказы
Из бесчисленных торб: "Кто познанье приумножит,
Приумножит и скорбь!" Но пускай мы гибнем рано,
Чуть завидевши свет, С этой стороны экрана
Нам спокойствия нет. Пусть грядущее помянет
Лишь презреньем и злом Я живу, чтобы за грани
Подглядеть хоть глазком... Но к чему все эти выси
И словес витийство? Мой король, ведь ты лишь крыса,
И не больше того! Но с тобой Закон извечный
Выступает, храня, И поэтому, конечно,
Ты сильнее меня. Пусть и нет в тебе отваги
Ты дрожишь - не беда. Крысами побьются Маги
Повсеместно всегда. Но не сдамся я без боя,
Пусть проигран мой бой: Ты узнаешь, что такое
Биться крысе со мной! И на больше ста процентов
Знаю я наперед: Скоро новый Трансцедентор
Мое место займет. Будет новый Маг, я знаю,
И молитва моя Чтобы он узнал за краем
Чуть побольше, чем я... Но тебе ведь...
Манускрипт VI (Предпоследний).
...I've cried my cry, I've weep'd my weep. I've tried to hide it, tried to keep That still enchancted world of mine Which you durst not to determine. It had been born as gift to you, If only you'd let me get through... But you had gone yet, you had flew! And part of it you took with you. Should it have been its greatest part? 'Twas nothing else but my poor heart! And since that nought in me preserves Except my eerie fev'ring nerves. Why did not you let me get near? Maybe you read intentions queer Inside me? But there was no black, 'Twas caused more likely of a lack Of life, of living in my mind... But now my mind is left behind. And thus - no 'is', but desp'rate 'was'. Oh, how I wish I could explose And all my flesh, my blood and brain Could fall on you like fertile rain, My purple goddess, and you'd saw The sad insideness that I bore Within according to my fate To bear but not to tolerate. Oh, madness rest between her breasts! I'd give you better place to rest! It's in my brain - they're ready now To melt the skull with fretful glow. Come, I don't care, it's never mind Since everything have left behind. I'm merely now a living dead. If even I am not as mad As it's enough for you to dwell I'm going madder now so well With every moment of delay Of the long-waited funeral day. The God of Love! The God of Dark! The God of Blood! The God of Fuck! The God of red hot tight wet Womb! Forgive me in my shallow tomb! Thou art almighty power alone! The sin of shameful shyness shown Thou canst forgive if only wish; Restore me as thy sacriliege! Consume me with thy holy ring! But thou'st accursed my filthy sting; Thou made me thy condemned foe, That is the cause of hopeless woe. And nothing in the swarming worlds Now can suspend the death that swirles High in the sky like leaden cloud; Here comes an hour; he's laughing 'loud... I'm sick of dying and that disease, I know, can get no mean to ease, No remedy...
Манускрипт VII (Последний).
... Я пришел к тебе с приветом рассказать, что солнце встало, что оно горячим светом по листам затрепетало, не минуя также стебли и цветы, и частью корни травянистого растенья, чья измолотая масса, просушенная на солнце, поутру затрепетавшем, крайне ценится в народе той страны, отсель далекой, где столицей избран город, в коем, может быть, затем, что место под постройку взято средь болот, где, как известно, нечисть правит и лютует, и людское проживанье, мягко скажем, небезвредно а возможно, от того, что в тех строеньях, из которых выстроен чудной тот город, есть какое-то такое неосознанное нечто, но в столице этой каждый год, когда приходит осень, льется тайная отрава из астрального пространства, что раскинулось в астрале точно над столицей этой; и, впитав отраву эту, незаметно и невольно, исподволь и постепенно поколенье в поколенье населенье изменилось той загадочной столицы, и пошли чудные дети у родителей обычных: все с огромными глазами малосвойственных оттенков; руки тонкие и пальцы; бледнолицы, и особо волосы растут без меры, как везде, так и на теле; и меняются повадки, и обычаи и нравы, и одежда, и предметы непонятного их быта отличаются так резко от того, что характерно в том краю, где солнце светит в небесах лишь четверть года, и из всех его сезонов два всего лишь различимы долгая зима и осень (а в последние столетья метеорологами их стала замечаться склонность превращенья зим бесснежных, безморозных, оттепельных, в просто заморозок длинный, что по осени обычны), и поэтому там сыро круглый год, и так тоскливо, что порою склонны люди, изменив людским законам жить раздельно, сам-едино, или индивидуально, как сказал бы муж ученый, собираться вместе в стаи, дабы обогреть друг друга в них своим теплом дыханья, если образно представить, как поэту подобает; только холод их - душевный, не телесного он свойства, на таком горит морозе огнь творческий лишь ярче и у них вот он пылает ярости такой пожаром, что талантливых немало происходит из...
Комментарий Издателя.
Итак, уважаемый читатель, Вы только что прошли новое, четвертое издание старинной трагедии. Наверное, прочтение ее вызвало у Вас немало вопросов. Безусловно, не все из них доныне имеют ответы. Более того, по сложившейся традиции, на многие из этих вопросов отвечать попросту не принято. Мы ознакомим Вас здесь только с результатами некоторых последних исследований трагедии, в порядке, так сказать, факультативном. Это означает, что точки хрения на проблемы, поднимаемые этими исследованиями, изложенные здесь, никоим образом не являются истиной в последней инстанции, и каждый читатель и исследователь волен сам строить свои предположения, концепции и догадки, и делиться с ними со всеми кавдаллористами абсолютно на равных. Кавдаллористика - наука, не отделяющая корифеев от профанов, но напротив, объединяющая все умы человечества в едином мощном и неудержимом порыве.
Ваши мнения, догадки, сомнения и открытия мы просим присылать во Всемирный Центр Кавдаллористики им Дж.Джойса по адресу 198215, Россия, Санкт-Петербург, ул Водолаза Кузьмича д. 30 кв. 20; телефон (8)(812)254-6356, FidoNet 2:5030/156.1 'Merry Christmas'.
Итак, по прошествии времени и проведении кропотливой приходоведческой и глюкологической работы, наука с большей или меньшей долей уверенности может заявить, что в общих чертах один из возможных вариантов сюжета трагедии может представляться определенной группе исследователей следующим образом. Трагедия освещает конфликт между загадочным Кавдаллором Крысиным Королем и еще более загадочной фигурой могущественного волшебника, имя которого, равно как и многое другое, установить не удается. Из-за чего именно вспыхнул этот конфликт, также неизвестно.
Но прежде, чем излагать версии, следовало бы, видимо, указать, что согласно последним данным, не все манускрипты принадлежат перу одного автора или хотя бы группы авторов, стоящих на сходных позициях. Предполагается, что МV и МIII написаны явно не крысами. Загадка МIII еще ждет своего Шамольона, а по поводу МV наиболее смелые предположения, которые, предупредим сразу, мы склонны считать излишне опрометчивыми, гласят, что написан он собственноручно самим Магом. Безусловно, однако, лишь то, что ряд положений в тексте, равно как и некоторые стилистические и лексо-морфо-синтаксические особенности его указывают на то, что автор его не только не разделяет большинства взглядов крыс, но также и стоит на совершенно ином социо-культурном уровне. Самым прямым и очевидным указанием на это обстоятельство служит то, что ставило довольно долгое время многих исследователей в тупик - то, что во всех манускриптах в качестве действующих лиц фигурируют люди, а крысами народ Кавдаллора - как и он сам -называется только в пресловутом MV, да еще в названии трагедии. Объясняется это, по-видимому, тем, что так неизвестным переводчиком, видимо, давшим произведению и соответствующее название, было переведено самоназвание крыс.
Если придерживаться этой идеи, то мы имеем две точки зрения на зарождение конфликта, на его причину, точки зрения, изрядно вроде бы противоречащих друг другу, но в то же время и согласующихся друг с другом. Первая (MI) указывает, что чародей за что-то обиделся на Кавдаллора, разгневался и обрушил на него всю свою грозную мощь, описание которой и поныне поражает воображение. Маг, согласно ей, поступил по праву сильнейшего и, естественно, поступок его осуждается всеми фибрами души неизвестного автора. MII еще более распространен на эту тему (он, по некоторым, ничем пока не подтвержденным гипотезам, является отрывком какого-то материала пропагандистского плана либо времен конфликта, либо более позднего времени). В нем говорится, что душа мага вообще была черна, как ночь, что он не признавал никакой морали и добропорядочности, и крысы не угодили ему именно своей приверженностью моральным нормам, верноподданностью, правоверностью и именно добропорядочностью.
Вторую точку зрения излагает MV, являющйся, по видимому, частью апологии мага то ли перед крысами, то ли, что гораздо более вероятно, перед историей вообще, перед некоей высшей инстанцией истины. В нем он предстает перед нами как человек возвышенного нрава, героически-мечтательного характера, как философ, ученый, бесстрашный искатель и испытатель. Самым ярким местом манускрипта, да и всей, наверно, трагедии, является то место, где он говорит о том, что крысы, творчески пассивные, не мечтающие и не совершающие подвигов во имя познания, имеют больше шансов на выживание, и, следовательно, более предпочтительны для природы, чем он. Он ли начал борьбу с крысами или же наоборот, на это указаний здесь мы не находим. Для истинного приходоведа его субъективное восприятие является высшим объективным свидетельством, отражением реальности и авторитетом. Каждый, повторим, волен строить свои предположения и выбирать сам.
