Антоний Погорельский - Избранное
Анюта позвала его к матери. Старушка лежала в постеле; бледность покрывала лицо ее. С трудом протянула она к нему руку.
— Сын мой, — сказала она умирающим голосом, — благодарю Создателя, что мне довелось тебя еще раз увидеть!.. Я не ожидала такого счастия. По крайней мере теперь умру спокойно… Анюта останется не без защитника. Да благословит вас Бог, мои дети!..
Старушка не в силах была говорить более. Изидор орошал слезами ее руку; Анюта рыдала.
Изидор находился в мучительном положении. И мать и невеста были успокоены его приездом, между тем как самое жестокое недоумение терзало его душу. Нельзя было и думать о спасении престарелой матери. Он готов был вынесть ее на себе из города, но малейшее движение причиняло ей нестерпимую боль и могло погасить едва тлеющую искру жизни. С другой стороны, как решиться оставить ее в руках неприятеля? и что тогда будет с Анютою?.. Время было дорого; он не мог не открыть своей невесте чувствований, его тревоживших. Старушка после приветствия, сделанного сыну, казалось, впала в забвение. Изидор с Анютою стояли в той же комнате у окна и разговаривали между собою вполголоса, полагая, что мать не слышит их.
— Анюта! — говорил Изидор, — думала ли ты об опасностях, которым подвергается молодая девушка, оставаясь в Москве? Знаешь ли ты, что при одной мысли о том холодный пот проступает по мне? Как? моя Анюта в руках неприятелей!.. Я бы лучше согласился…
— Любезный Изидор! — отвечала Анюта с невинною улыбкою, — я теперь совершенно спокойна, потому что ты со мною.
Изидор страшился объявить ей, что служба, долг, честь не дозволяют ему оставаться с ними; он сказал только, тяжело вздохнув:
— Могу ли я защитить тебя против целой армии? Охотно пожертвую жизнию; но когда меня не станет, что будет тогда?..
Старушка услышала их разговор и велела подойти ближе к себе.
— Любезные дети! — сказала она слабым голосом, — о чем вы беспокоитесь? Я стара, больна и чувствую, что смерть приближается ко мне скорыми шагами. Оставьте меня здесь и спасайтесь… Я не могу и не должна быть причиною вашего несчастия. Поспешайте, любезные дети! благословение матери вашей и последняя молитва ее будут вам сопутствовать!..
Изидор и Анюта упали на колени.
— Нет! — вскричали они оба в один голос, — нет, матушка, мы вас не оставим!
Тщетно старушка их уговаривала; они были непреклонны.
— Если должно нам умереть, — сказала Анюта, обняв Изидора, — то умрем вместе. Не страшна смерть, когда она не разлучает нас с милыми!
Изидор оставил мать и невесту и вышел в другую комнату. Долго ходил он взад и вперед большими шагами. Со всех сторон угрожали ему неминуемые бедствия, нигде не находил он спасения! Покинуть умирающую мать, отдать на поругание милую невесту… какой сын, какой любовник решился бы на то? Но бросить свои знамена и остаться в Москве, когда присяга, честь и русская кровь зовут его на поле брани… какая ужасная крайность для русского воина! В исступлении отчаяния Изидор ломал руки, скрежетал зубами и рвал на себе волосы… Наконец любовь и ревность одержали верх над долгом и честию: Изидор решился остаться…
Строгий читатель! прежде, нежели холодное сердце твое станет обвинять Изидора, вообрази себя на его месте — и ты о нем пожалеешь!
Изидор возвратился к матери.
— Анюта! — сказал он, — я отлучусь в свою комнату на короткое время… Оставь меня одного; я скоро возвращусь.
Решившись оставаться в Москве, Изидор должен был спрятать свой мундир, чтоб отдалить малейшее подозрение неприятеля. В глубокой печали вошел он в комнату. Здесь всё напоминало ему о днях счастливой, беззаботной молодости. Он вздохнул, вспомнив, с какими блистательными надеждами в последний раз оставил он родительский дом; как разгоралась в нем кровь при мысли о славных бранях, его ожидавших! А теперь… куда девались очаровательные картины, освещенные восхитительною зарею молодости?.. Пусть и успеет он спасти умирающую мать от грозящей опасности; пусть удастся скрыть Анюту от алчных взоров необузданного врага, но что ожидает его в будущем? Бесчестие и раскаяние!..
Изидор подошел к шкафу, где лежала прежняя его одежда, которую незадолго пред тем променял он на блестящий кирасирский мундир. Медленно и дрожащими руками снимал он с себя воинские доспехи. «Увы! — думал он, — когда все вооружаются для спасения царя и отечества; когда все пылают нетерпением смешать кровь свою с кровию ненавистного врага… я, как презрительный трус, должен бежать от сражения!.. Вечное посрамление покроет мое имя… постигнет меня смерть постыдная, и никто не пожалеет о мнимом изменнике!..»
Изидор держал в руках палаш; медленно вынул он острое железо из стальных ножен; в последний раз хотел он взглянуть на верного товарища… Вдруг ужасная мысль как молния опалила его душу!.. Он приставил острый конец меча к бьющемуся сердцу… одно мгновение — и Изидор избегнет бесчестия, которого страшится более смерти!.. Но он вспомнил о матери, вспомнил об Анюте — и рука его онемела. Он опять вложил палаш в ножны и откинул его далеко от себя!
Уложив мундир свой, шишак и кирас в сундук, Изидор понес его в сад. Там, под высоким кленом, который за несколько лет пред тем был свидетелем его детских забав, он глубоко зарыл сундук.
Когда засыпал он яму и прикрыл ее дерном, то ему показалось, что он похоронил в ней честь свою… Почти без памяти упал он на холодную землю… Долго лежал он неподвижно; наконец токи слез вырвались из его очей и облегчили стесненную грудь. Он встал и возвратился в дом.
Анюта обрадовалась, увидев его во фраке.
— Теперь я не буду ежеминутно дрожать за тебя, любезный Изидор, — сказала она, обняв его нежно. — Бог милостив; чего нам страшиться? Ведь и французы такие же люди, как мы! Пойдем к матушке; приезд твой возвратил ей силы, и она рада будет, когда удостоверится, что ты остаешься с нами.
Она взяла Изидора за руку и подвела к матери. Старушка в самом деле казалась гораздо бодрее прежнего. Увидя детей своих, она немного приподнялась.
— Изидор! — сказала она, — где ты так долго был?
— Матушка! — отвечала Анюта, — взгляните на него… Не правда ли, что ему пристало это платье? Теперь-то я совершенно покойна. Пускай неприятель входит в Москву; храбрые воины наши недолго дадут ему здесь пожить! Всё опять будет по-старому, и мы будем счастливы!
— Храбрые наши воины! — повторил Изидор вздыхая, — а меня не будет с ними!
Старушка пристально на него посмотрела и как будто опомнилась от тяжелого сна.
— Изидор! — вскричала она, — что я вижу? Зачем ты не в мундире?
— Матушка! — отвечал Изидор дрожащим голосом, — я должен или оставить службу, или покинуть вас! Жребий мой решен: я остаюсь с вами!
— Изидор! благодарю тебя за твою любовь… Но отечество в опасности; оно тебя призывает — и голос его должен быть убедительнее слез матери.
— Матушка! могу ли оставить вас обеих во власти неприятеля?
— Сын мой! я желала, чтоб ты закрыл мои угасающие глаза… Но судьбы Господа неисповедимы! Если Ему угодно, то я готова умереть и одна.
— Матушка! не раздирайте моего сердца… я решился!
— Решился? на что? на бесчестное дело?.. Ты решился забыть долг, честь, присягу, данную тобою пред лицом Спасителя твоего! Знаешь ли ты, какая участь ожидает воина, оставившего свои знамена?
— Знаю, что меня ожидает смерть… Но я решился умереть с вами или за вас!
— Я не принимаю от тебя этой жертвы. Смерть не страшна, страшно бесчестие! Изидор, над нами Бог! Он нас защитит! А если суждено тебе умереть, то умри за отечество.
— Матушка, любезная матушка! пожалейте обо мне! Что будет с Анютой?
— И над нею рука Божия! Изидор, я чувствую, что близок мой конец… не отравляй последних часов моей жизни! Пусть закрою я глаза в отрадном уверении, что единственный сын мой не обесчестил имени отца своего!
В продолжение сего разговора Анюта стояла как приговоренная к смерти. Румянец щек ее потух, и наполненные слезами глаза попеременно обращались то на Изидора, то на старушку. Изидор упал на колени.
— Пусть будет по-вашему, матушка! — сказал он тихим голосом. — Иду готовиться к отъезду!
Анюта громко закричала и без памяти кинулась к нему на шею.
Сие зрелище привело Изидора в исступление.
— Нет, матушка, — сказал он решительно, — нет! не оставлю Анюты своей на поругание неприятелю… Вы не понимаете ужасного чувства, которое раздирает мое сердце при одном о ней помышлении!..
— Сын мой! ободрись, уповай на молитву матери и на благость Господню! Он нас не оставит. Но ты должен возвратиться в армию!
— Нет, матушка! это свыше сил человеческих…
— Изидор! — сказала мать с глубоким чувством, — веришь ли ты тому, что я тебя люблю со всею горячностию матери, имеющей единственного сына — радость моей жизни и утешение моей старости?
