Лев Толстой - Том 11. Драматические произведения 1864-1910 гг

3-й старик. Друг! дружок, дружочек!

4-й старик. Ходи изба, ходи печь, хозяюшке негде лечь! Гуляем!

Ухватываются старики по двое и, шатаясь, идут и уходят — одна пара, потом другая. Хозяин идет к дому, не доходит, спотыкается, падает и бормочет что-то непонятное, подобно хрюканью. Дед с мужиками поднимается и уходит.

Выходит старшой с работником.

Работник. Видел? Теперь заговорила свиная кровь. Из волков свиньями поделались. (Показывает на хозяина.) Лежит, как боров в грязи, хрюкает.

Старшой. Заслужил! Сначала как лисицы, потом как волки, а теперь как свиньи сделались. Ну, уж питье! Скажи ж, как ты такое питье сделал? Должно, ты туда лисьей, волчьей и свиной крови пустил.

Работник. Нет, я только хлеба лишнего зародил. Как было у него хлеба с нужду, так ему и краюшки не жаль было; а как стало девать некуда, и поднялась в нем лисья, волчья и свиная кровь. Звериная кровь всегда в нем была, только ходу ей не было.

Старшой. Ну, молодец! Заслужил краюшку. Теперь только бы вино пили, а они у нас в руках всегда будут!

Занавес

Власть тьмы, или «Коготок увяз, всей птичке пропасть»

(Драма в пяти действиях)

А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделени-ем, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем.

Если же правый глаз соблазня-ет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну.

Действие первое

Петр — мужик богатый, 42-х лет, женат 2-м браком, болезненный.

Анисья — его жена, 32-х лет, щеголиха.

Акулина — дочь Петра от первого брака, 16-ти лет, крепка на ухо, дурковатая.

Анютка — вторая дочь, 10-ти лет.

Никита — их работник, 25-ти лет, щеголь.

Аким — отец Никиты, 50-ти лет, мужик невзрачный, богобоязненный.

Матрена — его жена, 50-ти лет.

Марина — девка-сирота, 22-х лет.

Действие происходит осенью в большом селе. Сцена представляет просторную избу Петра. Петр сидит на лавке, чинит хомут. Анисья и Акулина прядут.

Петр, Анисья и Акулина. Последние поют в два голоса.

Петр (выглядывает из окна). Опять лошади ушли. Того и гляди, жеребенка убьют. Микита, а Микита! Оглох! (Прислушивается. На баб:) Будет вам, не слыхать ничего.

Голос Никиты (с надворья). Чего?

Петр. Лошадей загони.

Голос Никиты. Загоню, дай срок.

Петр (качая головой). Уж эти работники! Был бы здоров, ни в жисть бы не стал держать. Один грех с ними… (Встает и опять садится.) Микит!.. Не докличешься. Подите, что ль, кто из вас. Акуль, поди загони.

Акулина. Лошадей-то?

Петр. А то чего ж?

Акулина. Сейчас. (Уходит.)

Петр и Анисья.

Петр. Да и лодырь малый, нехозяйственный. Коли повернется, коли что.

Анисья. Сам-то ты больно шустер, с печи да на лавку. Только с людей взыскивать.

Петр. С вас не взыскивать, так в год дома не найдешь. Эх, народ!

Анисья. Десять дедов в руки сунешь, да и ругаешься. На печи лежа приказывать легко.

Петр (вздыхая). Эх, кабы не хворь эта привязалась, и дня бы не стал держать.

За сценой голос Акулины: «Псе, псе, псе…» Слышно, жеребенок ржет, и лошади вбегают в ворота.

Ворота скрипят. Бахарить — вот это его дело. Право, не стал бы держать.

Анисья (передразнивая). Не стану держать. Ты бы сам поворочал, тогда бы говорил.

Те же и Акулина.

Акулина (входит). Насилу загнала. Всё чалый…

Петр. Микита-то где ж?

Акулина. Микита-то? На улице стоит.

Петр. Чего ж он стоит?

Акулина. Чего стоит-то? Стоит за углом, калякает.

Петр. Не добьешься от нее толков. Да с кем калякает-то?

Акулина (не расслышав). Чего?

Петр махает на Акулину рукой; она садится за пряжу.

Те же и Анютка.

Анютка (вбегает. К матери). К Микитке отец с матерью пришли. Домой берут жить, однова дыхнуть.

Анисья. Врешь?

Анютка. Пра! сейчас умереть! (Смеется.) Я мимо иду, Микита и говорит: прощай, говорит, теперь, Анна Петровна. Приходи ужо ко мне на свадьбу гулять. Я, говорит, ухожу от вас. Смеется сам.

Анисья (к мужу). Не больно тобою нуждаются. Вон он и сам сходить собрался… «Сгоню!», говорит…

Петр. И путай идет; разве других не найду?

Анисья. А деньги-то зададены?..

Анютка подходит к двери, слушает, что говорят, и уходит.

Анисья, Петр и Акулина.

Петр (хмурится). Деньги, коли что, летом отслужит.

Анисья. Да ты рад отпустить, — тебе с хлеба долой. Да зиму-то я одна и ворочай, как мерин какой. Девка-то не больно охоча работать, а ты на печи лежать будешь. Знаю я тебя.

Петр. Да что, ничего не слыхамши, попусту язык трепать.

Анисья. Полон двор скотины. Не продал корову-то и овец всех на зиму пустил, корму и воды не наготовишься, — а работника отпустить хочешь. Да не стану я мужицкую работу работать! Лягу, вот как ты же, на печь — пропадай все; как хочешь, так и делай.

Петр (к Акулине). Иди за кормом-то, что ли, — пора.

Акулина. За кормом? Ну, что ж. (Надевает кафтан и берет веревку.)

Анисья. Не буду я тебе работать. Буде уж, не стану. Работай сам.

Петр. Да буде. Чего взбеленилась? Ровно овца круговая.

Анисья. Сам ты кобель бешеный! Ни работы от тебя, ни радости. Только поедом ешь. Кобель потрясучий, право.

Петр (плюет и одевается). Тьфу ты! Прости, господи! Пойти узнать толком. (Выходит.)

Анисья (вдогонку). Гнилой черт, носастый!

Анисья и Акулина.

Акулина. Ты за что батю ругаешь?

Анисья. Ну тебя, дура. Молчи.

Акулина (подходит к двери). Знаю, чего ругаешь. Сама дура, пес ты. Не боюсь я тебя.

Анисья. Ты чего? (Вскакивает и ищет, чем бы ударить.) Мотри, я тебя рогачом.

Акулина (отворив дверь). Пес ты, дьявол, вот ты кто! Дьявол, пес, пес, дьявол! (Убегает.)

Анисья одна.

Анисья (задумывается). На свадьбу, говорит, приходи. Это что ж они вздумали? женить? Мотри, Микитка: коли это твои умыслы, я то сделаю… Нельзя мне без него жить. Не пущу я его.

Анисья и Никита.

Никита (входит, оглядываясь. Видя, что Анисья одна, быстро подходит к ней. Шепотом). Что, братец ты мой, беда. Приехал родитель, снимать хочет, — домой идти велит. Окончательно, говорит, женим тебя, и живи дома.

Анисья. Что же, женись. Мне-то что?

Никита. Вот так — так. Я рассчитываю, как получше дело обсудить, а она вон как: жениться велит. Что ж так? (Подмигивает.) Аль забыла?..

Анисья. И женись, очень нужно…

Никита. Да ты что фыркаешь-то? Вишь ты, и погладиться не дается… Да ты чего?

Анисья. А того, что бросить хочешь… А хочешь бросить, так и я не нуждаюсь. Вот тебе и сказ!

Никита. Да буде, Анисья. Разве я тебя забыть хочу? Ни в жисть. Окончательно тебя, значит, не брошу. А я так рассчитываю: что и женят, так к тебе же назад приду; только бы домой не брал.

Анисья. Очень ты мне нужен женатый-то.

Никита. Да как же, братец ты мой, — из отцовской воли опять-таки невозможно никак.

Анисья. На отца сворачиваешь, а умыслы — твои всё. Давно ты подлаживаешь с мазихой своей, с Маринкой. Она тебе это намазала. Недаром намедни прибегала.

Никита. Маринка?! Очень она мне нужна!.. Мало их вешаются-то!..

Анисья. Зачем же отец приехал? Ты велел! Обманывал ты!.. (Плачет.)

Никита. Анисья! веришь ты богу аль нет? Ничего-то я и во сне не видал. Окончательно знать не знаю, ведать не ведаю. Всё мой старик с своей головы уздумал.

Анисья. Сам не захочешь, так кто ж тебя, оселом, что ль, притянет?

Никита. Тоже, рассчитываю, невозможно супротив родителя будет исделать. А неохота мне.