Захар Прилепин - ПАТОЛОГИИ
Парни повыпрыгивали из кабин, кости размяли, хотели было закурить, но - некогда: опять надо разгружаться.
Какой-то чин из штаба провёл Семёныча на второй этаж, показал помещение, где мы будем жить: большой зал, в котором буквой «С» уже расставлены в два яруса кровати.
Офицеры аккуратно прошлись по коридорам, заглянули, не входя, в открытые классы. Кабинеты загажены, изуродованы, завалены ребристыми, поломанными партами.
Семёныч предупредил бойцов, чтобы по школе не шлялись, в классы не лезли: «сначала сапёры пусть посмотрят, на свежую голову».
В указанное чином помещение мы и стали таскать свои вещи, под суетливым руководством начштаба - капитана Кашкина.
Забегая, смотрим оценивающе на обстановку…
Высокие она зала защищены мешками с песком; на окнах, над мешками висит упругая проволочная сетка, наверное, ее перевесили из спортзала. Кровати стоят в дальней безоконной половине помещенья.
Снова бежим вниз. Что-то Хасана опять не видно…
Двор чистый, даже пара изначально зелёных, но с облупившейся краской лавочек сохранилась. Турник есть, правда, низкий, нашим бугаям по шею - кто-то уже примерился.
Во дворе стоит небольшая и, как оказалось, относительно чистая сараюшка, мы туда сразу кухоньку определили, так как, то на первом этаже школы помещение, где, по всей видимости, была столовая, похоже на мусорню, дрянью и тряпьем увалено, грести там не разгрести.
Зато умывальня, совмещённая с тремя толчками, оказалась вполне приличного вида. Около сортиров, конечно, всё обгажено; но, бросив жребий, мы выбрали несчастных, которые всё там приберут. Угодило на Женьку Кизякова, Сережку Федосеева с нашего взвода и ещё двоих бойцов со второго.
Женька, его все зовут «Кизя», этому совершенно не огорчился, зато Сережка, по кличке Монах, - до спецназа он поступал в семинарию, хотел стать священником, но провалился на экзаменах, неразборчивые в церковных делах пацаны прозвали его Монахом, - стал недовольно буркать.
- Ты что, Монах, думал мы тут часовню первым делом будем возводить? - интересуется недолюбливающий Монаха Язва, - Нет, голубчик, первым делом надо говно разгрести.
- Вот и разгребай, - отвечает Монах, поставив замазанную снизу лопату к стене.
- Боец Федосеев! - спокойно говорит Язва. Монах не реагирует, но и не уходит.
- Не слышу ответа? - говорит Язва.
Монах безо всякого выражения произносит:
- Я.
- Приступить к работе.
Монах берет лопату. Пацаны, присутствующие при разговоре, криво ухмыляются.
Немного освободившись, мы осматриваем школу со всех сторон, обходим ее, внимательно ступая, прихватив с собой Филю. Пёс, по идее, должен мины обнаруживать.
За школой расположен, будто экскаватором вырытый, поросший кустами, длинный, кривой овраг. В овраге - помойка и несколько огромных луж, почему-то не высыхающих. Дальше - кустистые пустыри.
Школа обнесена хорошим каменным забором, отсутствующим со стороны оврага. Ворота тоже есть.
Слева от здания - пустыри, а дальше - город, но едва видный. Справа, за забором - низина. За низиной проходит асфальтовая дорога, вдоль которой высятся несколько нежилых зданий.
Неподалеку от ворот - полупорушенные сельские постройки, кривые заборы. Там тоже никто не живёт. Первые шестиэтажные дома жилых кварталов стоят метрах в двухстах от ворот школы…
«Ну, всё понятно… Жить можно».
Как начало темнеть, выставили посты на крышу. Первой сменой ушло отделение Хасана.
Поев на ночь консервов, пацаны разлеглись. Моя кровать - у стены, я буду спать на втором ярусе. Люблю, чтоб было высоко. Подо мной, на койке снизу, расположился Саня Скворец.
- Саня, ты знаешь, что Ташевский писается? - не преминул поинтересоваться у него Язва.
Спать легли с тяжёлыми чувствами, в мутных ожиданиях…
Долго кашлял, будто лаял, кто-то из бойцов.
Закрыв глаза, я почувствовал себя слабо мерцающей свечой, которую положили на бок, после чего фитиль сразу же был залит воском. Всё померкло. С лаем куда-то убежала собака… Приснилась, наверное.
…А иногда всё было не так. Она просыпалась лениво. Утро теребило невнятную листву, как скучающий в ожидании.
В течение ночи Даша стягивала с меня одеяло и накручивала его совершенно невозможным образом на ножки. Просыпаясь от озноба, я некоторое время шарил в полусвете руками, хватался за край, за угол одеяла, тянул на себя наволочку и засыпал, ничего не добившись. Спустя полчаса садился на диване, потирая плечи и ёжась. Чтобы завладеть своей долей одеяла необходимо было разбудить ее. Разве можно?
Я наврал, что не ходил курить. Постоянно ходил. Синее пламя конфорки, холодная табуретка. Когда я возвращался - солнце пялилось на неё как ошалевший шпик. Поджав под себя ножки, грудками на диване, Даша потягивалась, распластывая ладошки с белеющими от утреннего блаженства пальчиками. Совершенно голенькая. Какой же она ребенок, господи, какая у меня девочка, сучка, лапа.
- Куда ты ушел? Мне одиноко, - совершенно серьёзно говорила она.
Полежав головой у нее на поясничке или на животике, - мы располагались буквой «Т», - я уезжал на работу в пригород Святого Спаса.
На сборы уходило семь минут. Потом сорок минут езды на электричке, три перекура по дороге.
Она ещё долго нежилась в кроватке. Встав, неспешно заваривала и очень медленно пила чай. Одевалась обстоятельно (всего-то дел: натянуть маечку на голые грудки, упрятать попку свою в чёрные невесомые трусики, в голубые шорты и влезть в белые кроссовки, не развязывая их).
Потом аккуратно вывозила велосипед в подъезд. Руль холодил ладони, тренькал без надобности звонок, и мягко стукали колёса по ступеням.
На работе я постоянно нервничал, пугаясь того, что она упала, ушиблась, что ее обидели, и звонил в ее квартирку каждые полчаса. Спустя пять часов, угадав, что доносящиеся из квартиры звонки - междугородние, усталая и весёлая моя девочка, возвращающаяся с прогулки, бросала велосипед в подъезде, сопровождаемая грохотом оскорбленного железа, вбегала в квартиру, хватала трубку и кричала, потирая ушибленное о стол колено:
- Егорушка, я здесь, алло!
Голос ее застигал меня вешающего трубку.
- Егор, на крышу. Буди своих.
Я заснул в одежде; бушлат и берцы снял, конечно. Ствол лежит между спинкой кровати и подушкой. На спинке кровати висит разгрузка, распираемая гранатами, «дымами», двумя запасными магазинами в боковых продолговатых карманах, и ещё тугим водонепроницаемым пакетом с патронами в большом кармане сзади.
Сажусь на кровати, свесив ноги. Непроизвольно вздрагиваю обоими плечами - зябко. Какое-то время хмуро и вполне бессмысленно смотрю на Язву, следя за тем, как он разбирает свою кровать.
- Как там, на крыше? - интересуюсь.
- Высоко.
Ну что он ещё может ответить.
Бужу Кизю, Монаха, Кешу Фистова, Андрюху Суханова, Стёпу Черткова… Скворец сам проснулся, - чутко спит.
- Вязаные шапочки оденьте, - говорит нам Язва. - Береты не одевайте.
Выходим в коридор, тащим в руках броники. С удивлением смотрю на грязные, выщербленные стены, - куда меня занесло, а? Сидел бы сейчас дома, никто ведь не гнал. Даша…
Поднимаемся по лесенке на крышу.
- Эй! - говорю тихо.
- На хер лей… - отвечает мне Шея нежно. - Давай сюда…
Объясняет, как нам расположиться - по двое на каждой стороне крыши.
- С постов не расползаться. Не курить. Не разговаривать. Без приказа не стрелять. Чуть что - связывайтесь со мной. Надеюсь, трассерами никто не снарядил автомат?
Я и Скворец, ползём на ту сторону крыши, с которой виден овраг.
Крыша с трёх сторон обнесена кирпичной оградкой - в полметра высотой. Просто замечательно, что она есть, оградка. Пацаны, которых мы сменяем, уползают спать. Мне кажется смешным, что мы, здоровые мужики, ползаем по крыше.
- Ну как? - спрашиваю Хасана, он нас ждёт.
- В Старопромысловском районе перестрелка была.
- Это далеко?
- Нормально… Чего броники-то притащили? Мы бы свои оставили.
Хасан пригнувшись убегает - не нравится ему ползать. Саня ложится на спину, смотрит в небо.
- Ты чего, атаку сверху ожидаешь? - спрашиваю иронично.
Саня переворачивается.
Приставляем броники к оградке.
Тихо, слабый ветер.
Вглядываюсь, напрягая глаза, в овраг. Смотрю целую минуту, наверное. От перенапряжения глаз, начинает мерещиться чьё-то шевеленье, там внизу.
«Кто-нибудь сидит там и в голову мне целит», - думаю.
Начинает ныть лоб.
Ложусь лбом на кирпичи, сжимаю виски пальцами. Отходит.
- Егор, - чуть приглушенным голосом окликает меня Саня.
- А.
- Ссать хочу.
Поднимаю голову, снова смотрю на то место, что меня заинтересовало.
- Егор.
- Ну чего?
- Ссать хочу.
- И чего мне сделать?
Саня замолкает.
