Крым, я люблю тебя. 42 рассказа о Крыме [Сборник] - Андрей Георгиевич Битов
Когда ставрида ловится, все побережье Коктебеля усеяно лодками и баркасами старожилов, которые, красные и обветренные, выходят с ведрами в море, чтобы надолго пополнить свои рыбные запасы.
Кораблики стоят и качаются на волне, а в это время пассажиры с лесками вытаскивают прожорливую рыбку и складывают ее в ведра, чтобы потом закоптить или засолить. Крымская ставрида — это очень вкусная рыбка.
Никогда не верьте старожилам, которые везут вас за деньги на рыбалку не в период лова ставриды. Ваши удочки будут бездействовать, на них не клюнет ни одна рыба — ну разве что бычок, и вы зря потратите время и деньги.
Я, поэт и современник
Кацо Пехлеваниди всю жизнь занимался арбузами, пока не увидел, как Лилечка Зосимова на эстраде кафе «Богема» в легком прозрачном платьице читает поэму «Быть-бытовать». Он смотрел на нее, расширив глаза, а после выступления подошел ко мне, так как жизнь его перевернулась, и попросил поучаствовать в литературном проекте.
Скажу честно, что новых людей в тусовке не люблю, ибо алчущим здесь делать нечего, а страждущих пусть спасает кто-нибудь другой, но Кацо уставился на меня преданно и немигающе и все повторял, что это удар и знак свыше, поэтому я сдался, хотя выторговал условия разумности и вменяемости происходящего.
Первым делом Кацо продал все свои фуры, нанял редактора, корректора и верстальщика, а когда не хватило на типографию, то заложил в банке квартиру и разместился вместе с подчиненными и оборудованием в десятиметровой комнате коммунальной шарашки. Сверху капала вода, а снизу подмораживало из подвала.
Во вторую очередь Кацо начал задабривать мэтров, с которыми затем встречался я и выуживал материалы, пусть и второй или третьей сортности, но от «великих имен». В тот момент я не подозревал готовившегося пинка под зад, хотя Пехлеваниди пару раз и спрашивал, печаталась ли до этого где-нибудь Лилечка.
Через три месяца кипучей работы журнал увидел свет. На цветной обложке Лиля Зосимова обнималась с Пехлеваниди и стояла подпись: «Я, поэт и современник». На плотной глянцевой бумаге материалы мэтров перемежались со смачными фотографиями и текстами избранницы Кацо. Литературный мир ахнул и сказал свое «фи», ни один из солидных книжных магазинов не откликнулся, а в лавках победоносного ширпотреба тексты в рифму не пользовались популярностью.
Кацо и Лиля жили в съемной коммунальной комнате на кипе типографских пачек, а когда у Пехлеваниди закончились деньги, то Зосимова ушла навсегда, прихватив с собой две упаковки журналов. Кацо лег на диван и, глядя в потолок, часами названивал мне, чтобы я продал тираж, но я отвечал, что не сумасшедший и мы так не договаривались.
После этой авантюры прошло уже много времени, но до сих пор, когда я покупаю у Пехлеваниди арбуз, он незаметно плюет в мою сторону и делает вид, что со мной не знаком.
Смерть
В Коктебеле не песок, а галька. Поэтому частные пляжи закатывают бетоном метра на четыре, чтобы сразу прыгать в глубину, минуя мелкие и средние камни, разбросанные по дну. Из-за этого в Коктебеле нельзя входить в море постепенно, а приходится сразу прыгать с головой — оказываешься на двухметровой глубине, только руками и ногами успевай колотить, а если плохо плаваешь, то сразу тони.
Я плохо плаваю, но вместе с Н. полез в волну купаться, и меня понесло на торчащую со дна скалу, но я гордый: бью изо всех сил по воде и молчу, постепенно приближаясь к своей смерти. Вспомнил я маму, вспомнил я папу и братьев, но в последний момент закричал что было мочи: «Тону!» Н. подплыл ко мне и сказал: «Берись за бока и вытягивай по поверхности тело, только не суетись, а то оба потонем», — и мы выплыли на берег.
Потом, в спокойное море, я доходил до этой скалы. В месте предполагаемого утопления было метр семьдесят, а у меня рост метр семьдесят шесть на цыпочках, но я все равно Н. благодарен, потому что он никому эту историю не рассказывает.
Выступление в керченской библиотеке
Когда приезжаешь поэтом в Коктебель из Москвы, то тебя обязательно пошлют читать стихи в керченскую библиотеку. Наверное, потому что такая традиция или места как-то связаны. В Керчь надо ехать по асфальтовой дороге на автобусе два с половиной часа, пока не привезут всех критиков и стихотворцев в столовую покормить и не поводят по казематам Керченской крепости, где чувствуешь себя солдатом Крымской войны, хотя крепость позже строилась.
На выступление в библиотеку все приходят уже сытые и только не спеша пьют кофе и чай и жуют печеньки, сидя на креслах и стульчиках. Вообще, есть в библиотеке — стыдно. Мучают мысли о трудностях периферийной культуры, а тут еще ты со своим желудком. Перед выступлением приходят корреспонденты и берут интервью на украинском языке, и все московские мэтры из толстых журналов молчат, а говорят какие-то другие, но позже начинаются чтения, где все меняется.
Кто-то громко и эпатажно славословит, кто-то рассказывает о делах, а я заикаюсь, когда представляю наш поэтический журнал, и потом К. в курилке больно хлещет меня по щекам, потому что не справился с заданием редакции и все испортил.
После чтений московских поэтов выступают зрители. Они оказываются тоже поэтами и читают свои стихи, а мы слушаем, хлопаем друг другу и радуемся встрече с высоким.
Ночью едем в Коктебель и спим в автобусе.
Котята
Все коктебельские кошки — дикие, но они ходят по домикам отдыхающих и ищут какого-нибудь корма. Если вы будете им давать корм регулярно, то они за время отдыха привыкнут к вам и даже станут позволять себя гладить, например, по утрам, когда лакают ваше молоко.
По ночам коктебельские кошки бегают по бетонным пляжам и высоким межпляжным перегородкам, срываются с четырехметровой высоты вниз и падают со всей дури. Тогда раздаются визг и шипение. Упавшая кошка немного лежит на бетоне, а потом, очухавшись, бежит дальше.
Когда видишь коктебельских кошек, особенно котят, то понимаешь, что скоро закончится сезон, разъедутся отдыхающие, и вся эта полудомашняя живность останется без еды. Животные потянутся с пляжей к центру поселка, просясь в дома старожилов, но у них и так живут свои кошки, а куда девать новых — непонятно.
Из-за этого Е. начинала свой утренний монолог с того, что несла ко мне за шкирку котенка от местной приблудной красавицы и говорила, зная, что у меня в Москве питомцев
