Горизонт событий - Ирина Николаевна Полянская
«Как интересно», — подает голос и Таня. Она смутно чувствует, что есть какая-то связь между помятой манишкой Эльвиры Евгеньевны и энергичным топотом Гериного отца в соседней комнате. Что весь белый свет соткан из снующих, как ткацкий уток, связей, развивающих абстрактное мышление, соединяющих разновременные и разнородные явления, например, выход Леонова в открытый космос с выводом американских войск из Вьетнама, ввод советских войск в Чехословакию с появлением в поселковой школе Михал Михалыча и Эльвиры Евгеньевны, произошедшем, правда, в результате какой-то истории, которую преподает Герина мать. Захватывающие связи проносятся по земной коре как сейсмические волны, цепляя волокна парок.
«А это что?» — совсем миролюбиво спрашивает Люба, тыча пальцем в карту Северного Ледовитого океана, висящую над столом. «Карта», — скупо отвечает Герман. «Нет, вот эти черточки?» Герман знает, что Любе неинтересна его карта, она спрашивает, чтобы усыпить его бдительность и поймать на живом и непосредственном жесте, слове. «Маршруты различных полярных экспедиций». — «Да-а? А зачем тебе?» — «Интересно». — «Надо же. А эта длинная черта — что за маршрут?» — «“С-сибирякова”», — сердито отвечает Герман. Люба не останавливается. «А почему сначала сплошная линия, а потом прерывистая?» — «Прерывистая линия означает дрейф “С-сибирякова”», — отрывисто говорит Герман.
На пороге комнаты возникает торжествующий отец. Он уже упаковал вкусную и здоровую с разбитым в кровь лицом учителя химии (директору тоже досталось), художественные открытки со старыми учебниками истории, в которых петитом набрано, что Екатерина переписывалась с Вольтером. Люба почти испуганно смотрит на отца: нет, нет, у нас есть мешочки, зачем нам ваша красивая сумочка, ее, наверное, Александра Петровна сшила? Таня подставляет мешочек, Люба берется за углы пестрой сумки... Сколько лишних движений! Чтобы раздолбить сосновую шишку, дятлу требуется 700 ударов. Герман выхватывает из мешка здоровую пищу, кости трупов, хрящики нежного возраста: «Это мамина книга». Отец ухмыляется и разводит руками. Он всех приглашает посмеяться вместе с ним. «Это книга для бо-ольших богатеев! Нам, простым людям, картошечки бы с селедочкой. Только место занимает, на которое можно поставить «Войну...», например, «...и мир», правда, девчата?» — «А открытки! — восклицает Таня. — Мы всем классом собирали их для Александры Петровны». Среди открыток смятая фотография. Люба смотрит на нее и молча сует во вкусную и богатую пищу. «Вы так ничего себе не возьмете», — замечает отец. «Нет, почему же, вот учебники возьмем, Александра Петровна все равно ими не пользуется, у нее свой материал. Да и они ужасно старые...» Старые. Никакой связи между казнью Людовика Шестнадцатого в 1793-м и созданием ВЧК в 1917-м. «Берите, берите», — отец делает широкий жест рукой и опрокидывает флакон с заданием Михал Михалыча. Люба быстро находит совок и веник, заметает осколки стекла. «Извини, сынок, я не нарочно», — врет отец. Люба дергает Таню за рукав. «Спасибо вам. Мы пошли». По комнатам словно смерч пронесся: красноватая лужа на полу, рассыпанные открытки, грудой книг завален стол. Сцена сыграна. Отец молча уходит в свою конуру.
Как защититься собакоголовым обезьянам от леопарда, льва и гиеновых собак? Они должны создать прочную организацию, чтобы дать отпор внешнему врагу. Но как же им сорганизоваться, когда известно, что обезьяньи союзы непрочны, они то и дело предают друг друга, строят козни, отбивают один у другого самок. Нет, не создать бы им сложного иерархического общества, если бы не могучий инстинкт! Одна обезьяна, как правило, не самая умная и не самая сильная, но наиболее догадливая хватает какой-либо незнакомый предмет, к которому более осторожные обезьяны не рискуют приблизиться, например пустую канистру, и начинает бить в нее, как в барабан. Или старается занять высокое место — кочку, пень. Если какая-то из обезьян
