Хвост виляет собакой - Ларри Бейнхарт
Бигл обратился к жене:
– Это все… – Бигл очень старался не ругаться при ребенке. Он прикусил губу, – …твоя вина, – сказал он. Не добавив ни одного прилагательного.
– Ты не можешь позаботиться о сыне ни минуты, и это моя вина? Лучше на себя посмотри. – Она кивнула как-то очень вызывающе. В другую эпоху, более честную и примитивную, он бы ее убил.
– Это была твоя идея: пойти куда-то с семьей. Спасибо большое. Очень весело, – ответил он, передразнивая манеру маленького мальчика. – О боже. Я взял выходной, чтобы отвести сына посмотреть на то, в чем он вообще ничего не понимает, а я не люблю. Еще одна отличная идея от мамочки.
– Я пыталась помочь тебе, – сказала она, – найти какое-то мужское занятие, чтобы вы с сыном стали ближе. Он очень мужественный. Ты мало с ним занимаешься. Если тебе не нравятся мои предложения, придумывай что-нибудь сам. Ты должен проводить больше времени с семьей.
Все это время Дилан, которого все еще держал отец, извивался, пытаясь спуститься.
– Хорошо, – сказал Бигл и опустил его на пол. Джеки смотрела, как он направился к остаткам сэндвича, которые теперь не просто упали на пол, но и впечатались в грязь, когда ее муж наступил на них.
– Ты все подстроила, – сказал Бигл. – Ты устроила все так, чтобы это была катастрофа.
– Я ничего не подстраивала, – сказала Джеки. Конечно, она ничего не делала. Она пыталась сделать лучше для всех. Ее мужу нужен был урок, из которого он поймет, что надо заранее думать о таком исходе. Если это и случилось, то только по его собственной вине, и это было к лучшему.
– Ты, твою мать, даже не осознаешь этого…
– Следи за языком при…
– При… – Он дразнил ее.
– Ты ведешь себя мерзко, – сказала она.
Дилан содрал с пола индейку. Она прилипла к густой черной жиже, в которую обычно превращается старая газировка. К ней также прилипли куски и хлопья непонятной субстанции различных оттенков коричневого и серого. А еще ощущался слабый аромат чистящего средства. Он в нетерпении поднес ее ко рту.
– Я так и знала, – произнесла Джеки, вытаскивая грязный кусок изо рта сына. – Я так и знала, что ты даже не подумаешь убрать все это с пола.
– Убрать с пола?
– Да. Сэндвич. Я что, твоя рабыня? Кто будет это убирать?
Бигл, которому казалось, что он едва пережил свое падение и перепалку с парнем с битой, не успел подумать о размазанном по полу сэндвиче.
– Я… э… – сказал он.
– Потому что я женщина, а ты мужчина. Я тоже зарабатываю, я тебе не служанка.
– Что происходит? – спросил он.
– Я скажу тебе, что происходит. Твой сын ест грязное старое дерьмо, дерьмо с пола на стадионе. Здесь не чище, чем в общественном туалете, а тебе не хватает внимания и мозга хоть что-нибудь с этим сделать.
– Джеки, – сказал он, – заткнись нахрен.
– Нет.
– Конечно же, нет. Ты понятия не имеешь, как затыкаться.
– Почему бы тебе не заткнуть нахрен свой…
И, превратившись в некий обмен мнениями между мужем и женой, это продолжалось еще несколько минут. Ссора знаменитостей мало чем отличалась от раздражения и злобы обычных людей, не обладающих ни гламуром, ни богатством. Наконец Джеки забрала сына, ключи от машины и ушла, оставив Бигла, который не имел ни малейшего желания здесь находиться.
Он почувствовал такое облегчение от ее ухода, что решил остаться, а не идти куда-то, где они могли бы случайно встретиться. Какого черта? Игры в мяч должны были быть терапевтическими. Или что-то вроде того.
Это было не так. Это было непостижимо. Он открыл сэндвич, который Дилан не уронил не пол. Он был странным, но вкусным. Он огляделся. Тысячи людей наблюдали за происходящим с разной вовлеченностью, но все же с определенным интересом. Мужчина в ложе рядом с ним, казалось, был… Бигл подыскивал слово… счастливым. Это было оно.
Его соседа звали Табби Бейлесс. Он был бывшим агентом Департамента по борьбе с наркотиками, который зарабатывал на продаже конфискованных наркотиков и прикарманивании денег дилеров. Он вложил деньги, довольно слепо, но удачно, в гавайские тростниковые поля. Японский застройщик заплатил за эти земли огромные деньги, потому что они образовывали 14-ю, 15-ю, 16-ю и часть седьмой лунки.
Табби курил большую сигару. И не показывал стыда за то, что наслаждается табаком. Несмотря на то что он присутствовал на игре, он также слушал ее по радио.
– Можно задать вопрос? – сказал Бигл.
– Давай, приятель, – сказал Табби.
На самом деле Бигл хотел спросить его о секрете счастья. Но он этого не сделал. Вместо этого он спросил:
– Почему люди любят бейсбол? Что в нем такого? Я кинорежиссер. И я очень стараюсь, чтобы мой фильм шел от действия к действию, от действия к действию, все время развиваясь. Понимаешь? С темпом, с ритмом. А тут… – Он указал на поле. – Я не понимаю.
Табби выпустил пару толстых колец дыма. Он выглядел философским и задумчивым, этакий Будда во плоти. Может быть, послан сюда, чтобы передать Биглу послание.
– А, бейсбол, – сказал он, – бейсбол – это не про действия. Это игра потенциала и возможностей. Я был полицейским. В некотором роде. Когда ты коп, ты проводишь много времени, наблюдая и ожидая. Маневрируешь понемногу, надеясь, что твоя добыча наконец-то окажется в позиции, чтобы ты мог наброситься. Ты когда-нибудь охотился?
– Нет, – ответил Бигл.
– Ну, ты не похож на убийцу. Но кто его знает, – пожал плечами Табби. – В любом случае в момент убийства, будь то игра или когда в дом вламывается какой-нибудь придурок с оружием в руках, происходит выброс адреналина. Сильный выброс адреналина. Но дело не в этом. Точно так же, как заниматься любовью – это не значит кончать. Я обычный философ, верно? Хочешь сигару?
– Мм, да, – ответил Бигл. Он не курил, просто предположил, что табак – это секрет счастья, если он нравится Будде и индейцам.
Табби достал одну из кармана и передал ее через перила Биглу.
– Все дело в потенциале. Потенциал действия. Собирается ли она пойти с тобой куда-нибудь, собирается ли она немного пошалить или покайфовать, или что там у нее на уме. Ты двигаешься, она двигается… – Он сделал жест руками, и они закружились друг вокруг друга, словно два пухлых хищника в танце.
Бигл снял
