Серый волк - Мэри Черри
Андрей полез за визиткой, но секретарь нашла такую же, лежащую возле монитора.
– А вот, у меня есть, мне Семен Павлович давал ведь, я и забыла.
Андрей кивнул и вышел.
Очередь не подозревала, что человек, который, казалось бы, получил желаемое, то, чего никак не могла добиться сама очередь – попасть в кабинет к заму – может там, в кабинете, разъяриться больше, чем все, кто стоял в очереди, вместе взятые.
Андрей вышел, сдерживая бешенство, сжав губы, изо всех сил стараясь контролировать свои эмоции и не толкнуть или не пнуть чемоданом кого-нибудь со злости.
Вернувшись в участок, он, как всегда, без стука вошел в кабинет к майору, и, как всегда, этим его разозлил.
– Андрей, какого черта? – начал майор, поднимаясь.
Следователь его перебил:
– Я закончил. Все сделано, отчеты пришлю, только найденный чемодан еще не отдал, этот сегодня не принимает…
Теперь его перебил майор, нарастающим ревом:
– Какой чемодан? Кто такой этот? Что ты несешь?!
Андрей поморщился и собрался пуститься в разъяснения:
– Дело об ограблении…
Майор снова его перебил:
– Да мне наплевать, что за ограбление. Я тебе объяснил – сначала закрываешь дела, потом идешь к Стасу и забираешь у него свои материалы, – майор чуть успокоился и сел, переводя дух.
Андрей помрачнел.
– Вы отдали мои материалы Стасу?
Майор нехотя посмотрел на Андрея.
– Да, отдал. Он был помощником Володи. И в курсе жертв, – майор с вызовом смотрел на следователя.
Андрей выпрямился и ледяным тоном произнес:
– Главная жертва Стаса – его служба родине.
Майор поморщился.
– Ой, давай без своей высокопарности. Всё. Свободен.
Андрей понял, что разговаривать дальше бессмысленно и отправился в кабинет, чтобы поскорее покончить с бумажной волокитой.
Глава 29. Похмелье
Сергей вышел из Светиного дома в крайне приподнятом настроении. Легкой пружинящей походкой он двинулся через парк, с наслаждением вдыхая холодный воздух. Если бы существовало приложение, распознающее чувства и ощущения других людей, оно ввело бы в недопонимание, поскольку выдавало, что Сергей находится в расположении духа человека, майским теплым вечером прогуливающегося по зеленеющему парку, в котором поют соловьи и цветет сирень, а люди радостные и улыбчивые. Нельзя было и предположить, чтобы у нормального прохожего вызывала такие положительные эмоции слякоть ночного сквера, черные стволы деревьев и полное отсутствие не только улыбчивых, а вообще каких бы то ни было людей. Ко всему добавлялся ледяной дождь, густыми струями заливающий город.
И, тем не менее, Сергея охватывал восторг. Наверное, именно в таком настроении грабят почтовые отделения. Но разве может какой-то грабеж по ощущениям сравниться с чувством от убийства человека.
Сергей подошел к станции «Проспект Вернадского» и спустился в метро. Поезд пришлось ждать долго. В вагон вошло много людей, так что некоторым пришлось стоять. Сергей прислонился к стеклу, загородив спиной надпись «Не прислоняться». Он оглядывал из-под полуопущенных ресниц пассажиров.
Едущий в последнем поезде московского метро далеко не сразу сможет отличить маньяка среди пассажиров, поскольку они почти все претендуют на эту роль.
Сергей не думал о Свете, её как будто не существовало. Произошедшее в квартире походило на случайную шутку с кассиром в супермаркете, о которой вы забудете сразу, как только возьмете пакет с продуктами и выйдите через стеклянные двери на улицу.
А вот случившееся в строящемся доме он прокручивал в голове вновь и вновь. Как дрыгалось под его руками это тоненькое тельце. Приятно, что это оказалась та сука из электрички. А что станет с малышом? Хорошо бы найти еще и мужика этой дуры. А если и не найдет, то нестрашно. Материн сожитель, распускающий в ее отсутствие руки, не такая уж плохая школа жизни для парнишки. Он вырастет и продолжит дело того, кто расправился с его мамашей.
– Ведь я не вечен, и кто-то должен продолжить мое дело – очищать мир от грязи. Не я решаю, кто это будет делать, не я решаю, кто будет избранным. Но я. Я – карающая десница!
Краем глаза Сергей заметил, что двое мужчин пристально смотрят на него, и понял, что поезд стоит на станции «Фрунзенская», выключив двигатель, а последние слова он произнес вслух.
Неловкости Сергей не ощутил.
Доехав до «Охотного ряда» он вышел из метро. Дождь закончился, и в воздухе стояла холодная морось. Сергей пошел в Александровский сад, решив немного прогуляться. Он долго смотрел на Вечный Огонь и пустые будки караульных. Прошел до конца сада, вышел на Воздвиженку.
Машин было мало. У одного из фонарей стояла спецтехника, моргающая оранжевыми огнями. Стоя на выдвижной лестнице, рабочие меняли лампу.
Сергей повернул в переулок. Сразу за углом он увидел офисное здание, в котором работала Света. Это его удивило. Он никогда не подходил сюда с этой стороны. Сергей посмотрел на серый камень и окна здания, отражающие пурпурное небо. В душе шевельнулось смутное беспокойство. Но оно испарилось под воздействием владеющего Сергеем уже несколько часов самолюбования.
Наконец, он добрался до своей квартиры. Прогулка хотя и не утомила его, но позволила уснуть.
Через три часа он проснулся, нежась в ощущениях дремы. Во сне он обнимал Свету и шептал ей на ухо слова: «Я люблю тебя». Она поднимала к нему улыбающееся лицо. Какой приятный сон. Неужели бывают такие сны?
Сон. Это только сон. А в действительности он сказал ей… О, господи! Он сказал ей: «Ты не в моем вкусе». И окинул ее взглядом, каким окидывают дорожных проституток. Свету!
Он перевернулся на живот, впиваясь ногтями в лицо и зарываясь в подушку.
«Нет! Я не мог так сделать! Мне надо ей срочно позвонить, и…»
Он схватил телефон с тумбочки. Глаза резанул свет экрана.
5:07.
«И что? Позвонить и спросить, говорил ли я тебе такое, а если говорил, то я другое имел в виду. Просто пошутил».
Сердце его бешено колотилось, лоб похолодел. Зачесались глаза. Он резко сел на кровати и стал колотить матрас.
«Черт! Черт! Черт! Черт! Какого хрена я тебя послушал?!».
«Но голова-то перестала болеть», – с готовностью откликнулся писклявый голосок.
«Иди ты к дьяволу!».
Сергей хотел швырнуть в него телефон. В кого? В себя? Стиснув зубы, он упал на кровать и уставился в серый потолок. Предрассветные сумерки еще и не намечались, но московское небо никогда не давало полной темноты. Даже за плотными шторами.
Звонить Свете не имело никакого смысла. Вряд ли возможно примирение, если он вроде свихнувшегося поклонника разбудит её
