Наталья Аринбасарова - Лунные дороги
Но в другой раз Вася принес свои сказки, стал читать Наталье Петровне. Наташа, пристроившись на краешке дивана, слушала, не шелохнувшись два часа. Как хороши, как дивны были эти сказки! "Какой он талантливый!" восторгалась Наталья, и все дивилась — "В Васе невероятное несоответствие нежная ранимая душа прячется под грубой маской панибратства".
Также ее поражал Слава Овчинников — озорной, нахальный, беспардонный, когда он садился за рояль, то становился совсем другим, полностью отдаваясь гармонии звуков. Его лицо светилось, делалось прекрасным. Он напоминал Наташе молодого Бетховена. Но… последний аккорд замолкал, выпивалась рюмка водки, и опять начинались дикое хохотание и всяческие безобразия.
— Кто смел прогнать моего друга? — гневно кричал Никита.
— Я, — спокойно ответила Наталья, — Он затретировал всех домработниц.
— А-а-а, — и Никитушка удалился, вполне удовлетворенный ответом невестки.
Но, когда Славочка становился серьезным и говорил о Достоевском — его
любимом писателе, Наташа опять прощала ему все, готовая терпеть его проказы.
Сережа
Иногда Сергей Владимирович или Наталья Петровна собирали всех в столовой, и читали свои новые произведения. Впервые они выносились на суд родственников. Наталья Петровна была самым неподкупным экспертом творчества своего любимого мужа. "Ну, разве можно так писать! Ты думаешь, что ты пукнешь, и весь мир взорвется от счастья!" — фыркала она на какую-нибудь неудачную фразу, неточно подобранное слово.
Но Наташе она всегда тихонечко говорила: "Сереженька удивительно талантлив. Удивительно! Как-то я придумала начало стихотворения:
На тропинке утром рано
Повстречались два барана.
Написала на листке эти две строчки, и преспокойненько ушла гулять. Когда я вернулась, на бумаге было целое стихотворение, Сережа дописал".
Как-то Никита тайком от папы показал Наталье тетрадь. В ней были чудные проникновенные стихотворения, которые никогда нигде не публиковались, их Сергей Владимирович писал для себя. В этой же стихотворной тетрадке имелась замечательная страничка, очень в духе детского поэта. На ней школярским почерком было написано: "Ваганьково", и следовал список имен и фамилий должников, которые никогда не вернут долг Сергею Владимировичу. "Ваганьково" — похороненные деньги.
Воскресенье. Пообедав, встали из-за стола. Полечка гремит на кухне посудой. Все собираются на прогулку. Сергей Владимирович, быстро одевшись, сидит на диване и читает газету. Наташа, стоя перед зеркалом, натягивает беленькую шапочку-шлем.
— Душенька моя, я бы очень хотела, чтобы ты называла меня "Матенькой" — ласково обнимая невестку, сказала Наталья Петровна.
— А я тоже хочу, чтобы т-т-ты называла меня: "п-п-папой" — раздался из-за газеты заикающийся голос Сергея Владимировича.
— Не знаю, смогу ли я, — смутилась Наташа.
— Н-н-у, если не можешь — п-п-папой, называй хоть Сережа, а то все Сергей В
владимирович, да Сергей В-владимирович.
И все отправились гулять. Февраль, тяжелый снег лежит на ветках. Яркое солнце слепит глаза, носы и щеки краснеют. Пушистые белки с любопытством следят за высоким человеком. Сергей Владимирович, вооружившись своей замечательной палкой, ручка которой, как павлиний хвост, раскрывается в удобное сиденьице, ушел далеко вперед. "Сережа, Сереженька, подожди нас", кричала Наталья Петровна. Но сколько ни звали отца семейства, его длинные ноги все так же решительно покоряли лесную дорогу. "Крикни ты", — попросил Андрон, — "Крикни: "папа"". Наталья набрала в легкие побольше воздуха, и лес огласил звонкий крик: "Папа, подождите нас!". Сергей Владимирович остановился, развернулся, и живо зашагал к ним навстречу.
Егорушка был первый внук. Иногда родители заставляли деда взять малыша. Сергей Владимирович сидел в своем любимом старом кресле, осторожно держа на руках Егора: "Ну надо же, похож на Ч-ч-чингиз-хана!" — изумленно разглядывал он раскосого потомка. А когда у Насти с Никитой родился Степа с выпуклым лобиком и почти лысенькой головочкой, Сергей Владимирович сказал: "Н-н-ну вот, один внук у меня Ч-ч-чингиз-хан, а д-д-другой — Ленин. Один будет все разрушать, а другой — все создавать, и оба будут давать работу народу!".
Когда Егорке было полгода, решили его окрестить. На Николину Гору приехал давний друг Сергея Владимировича — Джерри. Высокий, красивый американец, русского происхождения, он доводился племянником Константину Сергеевичу Станиславскому и был чем-то похож на великого дядю. Наталья Петровна попросила Джерри быть крестным Егорушки, на что он с радостью и согласился. "А крестной мамой буду я сама!" — сказала Тата.
В небольшой загородной церкви окрестили мальчика и устроили праздничный обед по этому светлому случаю. Джерри очень заботился о маленьком крестнике, часто звонил и присылал ему очень красивые вещички. К сожалению, этот очаровательный человек через несколько лет умер от рака.
***В это время Наташа помирилась с родителями, в Москву приехали Мария Константиновна и Утевле Туремуратович. Наталья Петровна устроила в их честь ужин и пригласила погостить на даче.
Как-то Мария Константиновна нажарила котлет. Все Михалковы дипломаты, никто не умеет быть такими расчетливо-обворожительными, как они. Умяв целую горку сочных котлеток, Андрей Сергеевич восторженно вскрикнул "Какие замечательные котлеты вы приготовили, мама!" — и расцеловал тещу. Мария Константиновна растаяла.
Около метро "Аэропорт" вырос еще один кооперативный писательский дом, где для Андрона с Наташей предназначалась двухкомнатная квартира. Начались хлопоты с переездом. Вечно занятой Андрей Сергеевич все возложил на жену, сам сидел на даче, писал новый сценарий. Мама с папой, жалея дочь, помогали Наталье переносить скарб из одной квартиры в другую. Наташа случайно услышала, как папа тихонько сказал Марусе: "Он такой здоровенный мужик, почему же он не помогает Наташе?! Она такая худенькая, слабая, как ему не совестно!". Совестно большим художникам бывает редко, о совести они говорят в своем возвышенном творчестве, а в жизни как-то случайно забывают о ней.
Перетаскав все вещи, уставшая Наталья сказала согбенному над журнальным столиком мужу:
— Мог хотя бы книги перетащить.
— А ты думаешь, легко сидеть перед чистым листом бумаги? — трагически ответил он.
Наташу часто удивляло, когда Наталья Петровна озабоченно говорила: "Надо нанять людей скосить траву на участке". Девушка все думала про себя: "Два брата — такие высокие и сильные. Бегают по утрам, чтобы похудеть, играют в теннис, взяли бы косу, да помахали ею, как граф Лев Николаевич! То-то бы похудели". Но, это так и осталось внутренним монологом.
В ожидании своего ребеночка Настя много играла с Егоркой. Малышу это очень нравилось, он любил расположиться со всеми удобствами у тетки на животе. Когда Степушка родился, Егор первое время недоумевал, он с опаской поглядывал на сдувшееся пузико и на лысое созданьице, около которого все время вертелась его любимая тетка, обделяя племянника прежним вниманием. Но ласковый Егорушка и сам полюбил маленького братца. На правах старшего он, присматривая за крохой, все время топтался вокруг Степы, и от избытка чувств гладил его, приговаривая: "Потя, Потя". Полностью имя "Степан" Егору не давалось. Всем так понравилось изреченное "Потя", что младшенького еще долго так и называли в семье.
Степе было около месяца, как вдруг он стал сильно кричать, сучить ножками. У него в паху образовалась какая-то красная шишечка. Настя отвезла его к детскому профессору. Тот, поблескивая выпуклыми стеклами очков, успокоил напуганную мамочку: "Ничего страшного — это паховая грыжа. Я, конечно же, могу сделать ему операцию, но он такой маленький, лучше отнесите его к бабке". Через знакомых нашли знахарку, отнесли к ней Степушку, потом еще несколько раз. К просвещенному удивлению Михалковых грыжа бесследно исчезла.
Но грыжа не желала сдаваться, на этот раз ее жертвой был старший внук. Иногда Егор хватался ручками за животик и кричал: "Ой-ой-ой, больно". Наташа осмотрела сына, и нашла над пупком небольшую выпуклость, точно такую же, как у нее в детстве. Мотя — нянька Егорушки отнесла его к бабке, но вместо трех положенных раз, только два. Егорка перестал плакать от боли, но шишка не исчезла, и через несколько лет все-таки пришлось обратиться к хирургу.
Сан Саныч
Наталья Петровна очень дружила с Александром Александровичем Вишневским. Дамы с Егором приехали к нему в институт. Вошли в его диковинный кабинет, больше похожий на музей, чем на место работы руководителя крупнейшего медицинского учреждения. Вишневский оказался невысокого роста, подтянутым, совершенно лысым человеком в военной форме. Он принялся оживленно болтать с Натальей Петровной, а Наташа с сыном рассматривали бесчисленные подношения от пациентов со всего Советского Союза. По стенам висели аляповатые ряды картин, когтистые лапы чучел декоративно цеплялись за любую свободную поверхность, рядом с ними тревожно вздымались рога оленей; вазы, часы настенные, часы настольные дополняли убранство кабинета.
