Андрей Курков - Смерть постороннего
Виктор зашел в грузовой лифт и нажал на кнопку тринадцатого этажа.
Выйдя из лифта, он оказался перед расписанной граффити стеной, под которой лежали пустые картонные коробки.
Дверь с лестничной площадки вела в длинный сумрачный коридор. Пахло псиной.
Виктор, прислушиваясь, прошелся вдоль квартирных дверей. Из-за одной из них пискляво залаяла собачонка. Длинный коридор с одной стороны упирался в окно. Но свет от этого окна едва ли доходил до середины коридора, где был выход к лифту.
Задержавшись в темном конце коридора, Виктор замер, снова прислушиваясь. Возле одной двери стоял детский велосипед, возле двери напротив – к вертикальной, видимо насквозь пронизывающей все этажи то ли водопроводной, то ли газовой трубе, цепью с навесным замком была прикована автомобильная покрышка. Виктор подошел вплотную к этой двери. Неясный шум долетал оттуда до его уха, скрипнула дверь внутри, в туалете спустили воду.
Глаза Виктора, уже привыкшие к полумраку этой части коридора, уперлись в обитую коричневым дерматином дверь. Он уже видел черную кнопку дверного замка. Он уже вытер ноги о смятую тряпку, лежавшую под дверью. Но уже знакомая частично объяснимая нерешительность овладела им и он стоял неподвижно, думая: а стоит ли заходить, стоит ли пытаться узнать причину любопытства этого толстяка? А вдруг он ничего не захочет сказать?
Рука Виктора приподнялась и дотронулась до пистолета, все еще давившего на бедро. Словно удостоверившись, что пистолет на месте, Виктор облегченно вздохнул.
– Каждый человек имеет право утолить свое любопытство, – подумал он. – Сейчас моя очередь.
Он решительно нажал на черную кнопку.
За дверью послышался мотив "Подмосковных вечеров" в исполнении дверного звонка.
Шаркающие шаги замерли за дверью.
– Кто там? – спросил хриплый мужской голос.
– Сосед, – ответил Виктор.
Щелкнул замок и дверь приоткрылась. Из проема выглянул обрюзгший мужчина лет пятидесяти в пижамных штанах и майке.
Виктор на мгновение замер, всматриваясь в небритое круглое лицо мужчины.
– Вам что? – спросил он.
Подавшись вперед всем телом, Виктор оттолкнул хозяина квартиры и оказался в коридоре. Быстро оглянувшись по сторонам, игнорируя оцепеневшего хозяина, Виктор остановил свой взгляд на толстяке, выглянувшем и тоже застывшем около открытой двери в ванную.
– Вам кого? – снова выдавил из себя мужик в пижамных штанах.
– Его! – Виктор кивнул на толстяка.
Мужик тоже посмотрел в сторону толстяка.
– Коля, это к тебе? – удивленно произнес он.
Коля испуганно пожал плечами.
– Кто вы? – заторможено спросил он через минуту.
Виктор удивленно мотнул головой.
– Ну ты даешь, – сказал он и, подойдя к толстяку, кивнул ему в сторону кухни.
Толстяк прошел туда. Виктор за ним.
– Что вам надо? – снова спросил толстяк, остановившись спиной к окну.
– Я только хотел спросить, зачем тебе моя фотография, да и вообще: с какой стати ты интересуешься моей жизнью?
Лицо толстяка вдруг приняло осмысленное выражение – он задумался, глядя на непрошенного гостя. Его рука медленно полезла во внутренний карман белого летнего пиджака и вытащила оттуда фотографию.
Взглянув на фотографию, он возратил свой взгляд на Виктора. Толстяк выглядел растерянным и это словно придало Виктору силы и наглости.
– Я тебя слушаю! – в голосе Виктора зазвучали угрожающие нотки.
Толстяк молчал.
Виктор медленно растегнул молнию на ветровке, вытащил из кармана джинсов пистолет, но не направил его на толстяка, а только показал ему, напряженно улыбаясь.
Толстяк облизнул губы, будто они пересохли.
– Я не могу… – дрожащим голосом проговорил он.
Виктор услышал за спиной шаркающие шаги. Обернулся и встретился с еще одним испуганным взглядом – перед ним замер мужик в пижамных штанах.
Виктор направил на него пистолет.
– Уйдите! – сказал он и мужик, кивая, вернулся в коридор.
– Ну? – Виктор уставился на толстяка, чувствуя, что его терпению приходит конец.
– Мне… – заговорил толстяк. – Мне пообещали работу… это мое первое задание…
– Какую работу?
– В газете… что-то вроде интервью… – говорил толстяк дрожащим голосом. – Я в другом отделе работал… а тут лучше платят…
– Что-то вроде интервью? – Подумал Виктор. – Это я писал все эти месяцы "что-то вроде интервью"… Неужели "смена пришла"?
Мрачная догадка заставила его ощутить внутри себя холод. Холод и какой-то подавленный старый страх снова поднимали голову, пытаясь овладеть его мыслями и чувствами.
– А фотография зачем? – холодно спросил Виктор, глядя в глаза толстяку.
– Это было необязательно… Просто я так много о вас узнал… Хотелось увидеть лицо…
– Лицо… – повторил Виктор. – Зачем тебе мое лицо?.. Когда я писал "что-то вроде интервью", меня не интересовали лица… Покажи, что ты там написал!
Толстяк не сдвинулся с места.
– Я не могу, – сказал он. – Если они узнают…
– Никто не узнает! – перебил его Виктор.
Толстяк развернулся и, пройдя по коридору, зашел в спальню, где перед окном стоял письменный стол с печатной машинкой. Слева и справа от машинки аккуратными стопками лежали бумаги, да и сама комната была какой-то излишне чистой. Только воздух в комнате был тяжелым и спертым, словно им уже несколько месяцев до этого дышали, не открывая форточки.
Толстяк остановился перед письменным столом, Виктор – за его спиной.
Руки толстяка дрожали. Он обернулся и посмотрел на Виктора.
– Давай-давай! – поторопил Виктор.
Толстяк тяжело вздохнул, взял со стола синюю папку. Вытащил оттуда листок.
"Короткой, но упакованной событиями жизни Виктора Золотарева хватило бы на серьезную трилогию и, надо думать, в свое время такая трилогия будет написана. А пока, как грустную аннотацию к будущей трилогии, приходится писать некролог на Виктора Золотарева.
Его смело можно было бы назвать писателем-неудачником, если бы он остановился только на литературной или журналистской деятельности. Но он при очевидном недостатке чисто литературного таланта имел явный избыток таланта другого рода – таланта построения сюжетов и схем. Он не пошел по пути более старших писателей-неудачников, перешедших в "тихую" политику и теперь мирно дремлющих на депутатских креслах. Но, проявляя свой действительный интерес к политике, он нашел довольно неожиданное применение своему вышеупомянутому таланту.
Пока что многое в его судьбе остается загадкой. Загадкой остается и момент его знакомства с сотрудниками "группы А" по обеспечению государственной безопасности. Но именно после знакомства с ними, Виктором Золотаревым овладела мысль о необходимости "санитарной очистки" нашего общества. Сейчас уже можно назвать некоторые результаты его неожиданно закончившейся литературно-политической деятельности – 118 убитых или умерших при подозрительных обстоятельствах людей, которых, пользуясь западными аналогиями, можно было бы причислить к классу "очень важных персон" – от депутатов парламента до директоров заводов и министров. Все это были люди с небезоблачным прошлым. Люди, на которых у "группы А" были заведены досье. Видимо невозможность привлечь этих людей к ответственности то ли ввиду депутатского иммунитета, то ли из-за коррумпированности судебного аппарата в конце концов вывела сотрудников "группы А" на Виктора Золотарева. Его некрологи, написанные на еще живых людей, были своего рода заявками на будущую смерть. В каждом из написанных им некрологов можно было легко найти повод для смерти человека, о котором он писал.
Идеальным прикрытием оказалась для него должность внештатного корреспондента нашей газеты, полученная им при содействии покойного завотделом культуры.
Предстоит еще многое узнать, но уже сейчас можно сказать, что он не только подводил под будущую смерть базис социальной справедливости, но и определял дату и способ смерти – иногда слишком жестокий. Баллистическая экспертиза пистолета Стечкина, из которого он застрелился, позволяет предположить, что он лично принимал участие как минимум в одной из операций по "санитарной очистке общества" – из этого же пистолета был убит депутат Якорницкий и уже мертвый выброшен с шестого этажа.
Личная жизнь Виктора Золотарева также была больше похожа на литературное построение, чем на реальную жизнь. Единственным существом, к которому он питал искреннюю привязанность, был пингвин. Виктор Золотарев настолько дорожил своим пингвином, что когда животное серьезно заболело организовал ему трансплантацию детского сердца. При этом он буквально купил сердце у родителей смертельно раненного в автокатастрофе мальчика, совершенно не думая о вопросах этики и морали.
Еще одной из загадок остается его связь с лидерами преступного мира, среди которых он был известен под кличкой "Пингвин". Поразительно то, что часто он принимал участие в похоронах убитых с его же помощью людей, таким образом как бы завершая своеобразный цикл – от знакомства с досье будущего покойника и до участия в поминках среди друзей и родственников покойного.
