Секреты цветов - Салли Пейдж
Мисс Марпл лучше других знает, что цветы могут тебя убить. Ее подруга Долли Бантри, возможно, и упустила ключи к разгадке, однако Джейн Марпл замечает, что в листья шалфея, которым фаршируют утку, были добавлены листья наперстянки, содержащие ядовитый дигиталис. Сэр Эмброуз наверняка рассчитывал, что это сойдет ему с рук. Но мисс Марпл и Эмма знают, что он сделал.
На сей раз стук в дверь становится настойчивее.
– Эмма, ты здесь? – (Она сразу узнает голос и через секунду выключает звук телевизора.) – Эмма? – Голос звучит крайне обеспокоенно.
Поборов искушение притаиться, Эмма откидывает одеяло.
В коридоре стоит Бетти, ее очки запотели от внезапного перепада температур. На ней темно-бордовый анорак, и Эмме хочется узнать, джемпер с какими животными прячется под анораком. В руках у Бетти старомодный чемодан вроде тех, что, наверное, существуют лишь в фильмах по романам Агаты Кристи.
– Эмма, дорогая, ты что, заболела? Мы с Лесом ужасно волновались, когда ты не появилась ни вчера, ни сегодня. Я сказала: «Это совсем не похоже на нее». И Лес согласился. Он сказал: «Она всегда приходит сюда раньше времени. Кто рано встает, тому Бог подает. Вот такая она, наша Эмма». А потом я получила цветы, и, моя дорогая, они были такими красивыми, и – ах! – они так дивно пахли, и они смотрятся идеально на комоде рядом с белым и синим фарфором. Я уж и не припомню, когда в последний раз мне присылали цветы. В твоем сообщении ничего не говорилось, что ты не вернешься, поэтому я позвонила Клем, и она сказала, что не видела тебя после твоего визита, однако она знала название отеля, в котором ты остановилась, но, когда она позвонила, ты не ответила, тем не менее ей подтвердили, что ты по-прежнему здесь. На звонки на мобильный ты тоже не отвечала, впрочем, надеюсь, ты и без меня это знаешь, хотя я и распинаюсь перед тобой, как последняя дура. Вот Лес и предложил мне поехать самой, так как мы переживали, не попала ли ты в аварию или – упаси господи! – не заболела ли. Ведь нет никакого смысла отрицать, что с тобой что-то происходит… – Бетти перекладывает чемодан в другую руку; Эмма собирается что-то сказать, но Бетти ее перебивает: – И ты можешь велеть мне не совать нос в чужие дела, но только круглый дурак не увидит, что ты несешь на плечах тяжесть всего мира, а как сказал Лес: «Бетти, горе на двоих – это полгоря», и знаешь что? я подумала: он совершенно прав. Он, может, много и не говорит, мой Лес, но он умеет ухватить самую суть…
Эмма хватается за ручку чемодана и, втащив его вместе с Бетти в номер, закрывает за ней дверь. Бетти удивленно моргает, ставит чемодан на пол и, практически не сделав паузы, продолжает:
– Итак, я в любом случае не хотела брать фургон, потому что Лесу нужно было доставить на другой конец города кое-какие плиты, клен и красивый лимонный клематис, поэтому я посмотрела расписание поездов и автобусов, и это вообще оказалось несложным, как только я сориентировалась, и с парочкой журналов, чтобы убить время, путешествие было своего рода удовольствием. Хотя должна сказать, я так волновалась, моя дорогая…
Эмма порывисто садится на кровать.
– Бетти, я в порядке. – Она знает, что это не так, но ей хочется успокоить Бетти, остановить этот поток слов. – Даже не знаю, о чем я… Прости… Нужно было отправить тебе сообщение… Я вовсе не хотела, чтобы ты… и Лес тоже…
Если бы Эмма могла смеяться, то непременно рассмеялась бы. Женщина, которая не может остановить поток слов, и женщина, которая не может начать разговор. Эмма понимает, что Бетти явно заслуживает от нее лучшего отношения, но сдержанность, смущение и нерешительность сковывают движения, препятствуя любому усилию.
Бетти садится рядом с Эммой и сжимает ей руки.
– Просто скажи мне, в чем дело. Просто скажи.
А потом Эмма находит выход из положения.
Испанские слова звучат, точно отдаленные раскаты грома. А затем они прорывают запруду и разливаются, водопадом падая в комнату. Злые итальянские слова взрываются у Бетти над головой и, пронизанные горечью, бьются в окно, после чего струями дождя стекают по стеклу. Мягкие французские слова обволакивают ножки мебели, словно дым, и там умирают в рыданиях. Ну а под конец Эмма возвращается к своей первой любви, испанскому языку. Она поднимает голову и начинает выкрикивать слова, завывая, точно волчица.
Бетти, отпустив Эмму, смотрит на свои руки. Она по-прежнему вытягивает их перед собой, совсем как ребенок в ожидании проверки после мытья.
Потом она поднимает глаза.
– А теперь расскажи мне так, чтобы я поняла. – Это все, что она говорит.
На сей раз Эмма находит слова на языке сдержанности и здравого смысла. Это простые и лишенные сантиментов английские слова.
– Еще в декабре, через семь месяцев после смерти Уилла, я узнала, что у него была любовная связь. С кем-то с его работы. Я никому не говорила. Я не могла поделиться даже с близкими друзьями, так как, несмотря ни на что, считала это нелояльным. Они реально любили Уилла, и я решила оставить все как есть. Глупо, конечно, но мне не хотелось, чтобы они плохо о нем думали. Сейчас я редко с ними общаюсь, но очень по ним скучаю. Я скучаю по Уиллу, и я скучаю по нам. Но я больше не доверяю воспоминаниям о нас. Впрочем, я точно знаю, что мое сердце разбито на мелкие кусочки. Каждый день я хожу по кругу, и мои мысли ходят по кругу, и так до тех пор, пока я перестаю понимать, где я или кто я – или кем был Уилл. В итоге все, что я могу сделать, – это продолжать вставать, одеваться, говорить глупые вещи и концентрироваться на своем расследовании, на Флористке. Иногда мои потуги кажутся мне нелепыми и бессмысленными, даже безумными, но мне больше не за что зацепиться. Иногда это единственная вещь, которая имеет смысл. И у меня все болит. Голова, сердце, кости, и кажется, этому нет ни конца ни края. И я больше не знаю, что мне делать.
– Ох, бедная ты моя бедная! – Бетти больше ничего не говорит, но
