СНТ - Владимир Сергеевич Березин
Отказавшись от сомнительных развлечений в виде скачек на ездовых собаках, он отбыл обратно.
Прогресс сделал своё дело, вернее, деньги сделали своё дело – комфорт был повсюду.
Иногда Раевский думал: что кончится раньше – его век или его специальность? Можно было, конечно, понаставить всюду видеокамер (их, впрочем, и понаставили) и мониторить всё происходящее. Но это было не так надёжно, как супервайзер, оценивающий мелкие детали. По запаху в офисе можно было угадать, какой конфликт раздирает коллектив, по мелким деталям быта догадаться, не списываются ли деньги на неизвестные счета.
Раевский был профессионал. И теперь выписанному из тепла профессионалу предстояло курировать ледяных людей и водяных людей. Или питьевых людей.
* * *
– Скажите, Карлсон, а по вашим ощущениям, от чего тут гибнут люди? Нет, статистику я знаю, я не об этом. Я про ощущения, ваши личные ощущения.
Карлсон посмотрел на него внимательно, взвешивая: не проверяет ли инспектор его психическую устойчивость?
– Людей всегда губит страх. Даже если они падают вместе с вездеходами с полки, то есть с ледника над берегом, то их губит страх. И когда они уходят в пустоту – их тоже губит страх.
– Уходят?
– Ну да. У нас было несколько случаев – мы выходили на лёд для снятия показаний. И вот человек вдруг вставал и уходил в черноту. Знаете, ночь полгода, только звёзды, иногда всполохи сияния, и человек уходит в сторону океана. Красиво со стороны, конечно.
– А зачем?
– Кто знает. Наверное, домой. Мы потом стали ходить втроём, чтобы успеть задержать беглеца. Но некоторым это не помогает. Помните Стаховского, вы ведь наверняка читали в отчёте про Стаховского?
– Это который застрелился?
– Он не застрелился. Я знал Стаховского, он был добродушным человеком, обожал кошек, домашний уют и жену. Среди своих считался застенчивым и предельно честным. Но, как часто случается с подобными людьми, был ужасно воинственным. Когда он стал первым начальником буровой, над ним подшучивали и его побаивались, но никто не мог предположить, чем закончится его поездка в Антарктиду.
Говорили, будто он сошел с ума – вдруг забрался в хранилище образцов и объявил оттуда по селекторной связи войну неполноценному человечеству. Это тоже списали на переутомление и модную тогда теорию озонового дождя. Стаховский бушевал двое суток, отбивался от ему одному видимых воинов с копьями, а потом сунул голову под буровое долото. Какие там озоновые дожди, всё это ерунда, он умер от страха.
Некоторое время оба молчали. Наконец Карлсон сделал неопределённый жест рукой – дескать, не слушайте меня, я понимаю, что это всё глупости, но вы просили пересказать глупости, и вы их получили.
– Вы едете к дальним станциям? Давайте я с вами? – спросил Раевский.
– Да зачем вам это? Вы слетайте лучше к Мак-Мердо, там будет экскурсия на Кровавый водопад. Знаете про Кровавый водопад? Кровавый водопад все любят.
* * *
Они всё-таки поехали к дальним станциям вместе.
Ехали они долго, но с комфортом – и Раевский снова подумал, что корпорации главнее государств. Богаче – это уж точно.
– Всё, что касается льда, – не к добру, – вдруг хмуро сказал Карлсон. – Не стоило его трогать, чует моё сердце. Но не мы первые, не мы последние.
– Странно это слышать от гляциолога, – пожал плечами Раевский.
Они заехали на две автоматические станции, что контролировали состояние ледника, Карлсон осмотрел их, сменил какие-то блоки, и спутники повернули назад.
* * *
– Видите бугорок? – надевая красные очки, поинтересовался вдруг Карлсон. – Там живёт Сумасшедший Немец.
– На карте ничего нет… – Раевский оживился. – Подъедем, а?
– Сумасшедший Немец не любит чужих. А впрочем, давайте.
То, что они увидели, язык не поворачивался назвать станцией. Это было скорее жилищем. Наружу торчала покатая ледяная крыша, смахивающая на северные домики малых народов, называемые иглу. Раевский видел такие и даже однажды ночевал в иглу, правда по туристической программе.
Но это было, конечно, не иглу.
Это была старая станция. Закрывать такие было невыгодно – рекультивация стоила дорого.
Поэтому станции сдавали в аренду малым странам, а теперь и просто частным лицам, со всем мусором, что там накопился.
Карлсон, готовясь выйти на мороз, бормотал:
– Много лет назад здесь тоже жили немцы. Я слышал, что тут часто находили следы их прежних поселений, не этого, нет, совсем старые домики, крохотные – один или два. Рядом с буровой, в вынутых кернах, ледяных цилиндрах, будто мушки в янтаре, находились значки, обломки досок с надписями, что сделаны странным шрифтом, и клочки древних газет. Немцы искали чудесного и были одержимы фантастическими идеями.
Так Карлсон и сказал, «фантастическими идеями», – ах, ну да, Раевский вспомнил: Тайны Ледяных Богов, все слова нужно писать с прописных букв, так текст получается гораздо внушительнее.
А уж немцы писали все свои слова с больших букв, это кто бы сомневался.
Сумасшедший Немец жил как раз на месте немецкой станции, и Карлсон сказал, что у них есть подарок для отшельника.
Раевского что-то неприятно кольнуло.
Значит, визит этот не вполне случаен, и крутились они вокруг этой точки, будто насекомые вокруг лампы.
* * *
Раевский увидел на флагштоке изодранное полотнище и не сразу понял, что это.
Сперва ему показалось, что это какая-то масонская эмблема, но память услужливо подсказала ему – этот флаг с циркулем родом из ГДР.
Он не видел его много десятков лет, и вот теперь старинный флаг трепетал на металлической мачте посреди антарктического льда.
В доме, похожем издали на сугроб, оказалась мощная шлюзовая дверь и внимательный глаз видеофона над входом. Интересно, сколько людей видел этот глаз за последние лет тридцать.
Карлсон приложил ладонь в рукавице к панели, и они услышали недовольный голос. Как бы хозяин ни относился к этому визиту, неожиданностью он явно не стал, – видимо, вездеход засекли камеры наружного наблюдения. Дверь шлюза приоткрылась, и человек внутри сухо кивнул.
Так кивал фельдмаршал Паулюс среди русских солдат – будто птица с высохшей шеей клевала что-то невидимое.
– Я родился в Восточной Германии. Моя фамилия Маркс. Вы знаете, что значит прожить столько лет с фамилией Маркс?
– Представляю, – согласился Раевский. – И я помню, что такое Deutsche Demokratische Republik.
Он действительно это помнил хорошо – не только герб с циркулем.
Немец поглядел на него, и на его лице не отразилось ни удивления, ни беспокойства. Раевский смотрел на него с любопытством, Карлсон, казалось, скучал, а Сумасшедшему Немцу было всё равно.
– Инженеры… А я – старый любитель льда, – спокойно отозвался хозяин и пригласил войти в дом.
Они спускались вниз
