Бабочка на ветру - Рей Кимура
Тогда еще не понимала, хорошо это или плохо, но бороться дальше у нее просто не оставалось сил.
И теперь тот самый дом, который Цурумацу выстроил для себя, обрел новое предназначение: сюда наконец-то войдет Окити, чтобы уже не уходить никогда. «Мы совершили слишком долгое путешествие, чтобы отыскать друг друга», — подумал тогда Цурумацу, а сердце у него в тот момент разрывалось от гордости, переполнявших его чувств и предвкушения семейного счастья.
Глава XI
Окити перевезла почти все свои вещи в дом к Цурумацу, и следующие месяцы стали самыми радостными в жизни влюбленных. Молодые люди и представить себе не могли, что такое счастье возможно. Все так же отправлялась она ежедневно в «Йуме», всегда красиво одетая и причесанная. Но хорошо выглядеть стало далеко не единственным смыслом ее жизни; только теперь по-настоящему поняла, как это важно — быть прекрасной рядом с любимым человеком, а ведь она всегда гордилась собой и своей внешностью.
Хотя они никогда не поднимали эту тему и предпочитали отмалчиваться, Окити инстинктивно сознавала, что их союз не обрадует жителей поселка. Волновалась она, как сложится дальнейшая жизнь Цурумацу, — ведь заработок плотника напрямую зависит от заказов, и если соседи перестанут ходить к нему за мебелью, его достаток серьезно пострадает.
Заставила любимого пообещать ей, что тот не станет выставлять напоказ их отношения, а стало быть, они не должны появляться вместе в Симоде. Годы одиночества научили Окити осторожности и предусмотрительности; не позволяла Цурумацу даже провожать себя до парикмахерской, не говоря уже о других общественных местах. Все его уговоры оказывались напрасны — Окити не поддавалась ему и оставалась непреклонной.
Цурумацу, всегда пренебрегавший опасностью, очень гордился своей возлюбленной. Конечно, ему хотелось похвастаться такой красавицей и показать ее всему поселку, вот он и посмеивался над ее излишней осторожностью. Но Окити не собиралась уступать.
— Я больше никому и ничему не позволю встать между нами! — со всей серьезностью заявила она. — Лучше не показываться на глаза людям — они никогда не вспомнят о том, чего не увидят.
Однако трудно спрятать блеск глаз, легкость пружинистой походки, звонкий, искренний смех, идущий от самого сердца и льющийся из глаз. Она вся светилась изнутри, куда девались ее угрюмость, безучастность и вечно плохое настроение — Окити ожила; никогда еще она не была такой красивой. Сейчас, как никогда, ей хотелось жить и заниматься своим делом. Счастье ее омрачалось лишь в те мгновения, когда Цурумацу предлагал ей освятить их отношения законным браком.
— Это ведь не только условность, — пробовал убедить возлюбленную Цурумацу, — это же наши традиции!
Но Окити и слышать ничего не хотела и лишь упрямо мотала головой.
— Нет, у нас и так все отлично! — упорствовала она. — Зачем портить все церемонией, которая обязательно привлечет к нам всеобщее внимание? — Тут она смягчилась и даже весело рассмеялась, чтобы разрядить и без того напряженную обстановку, и, как бы оправдываясь перед любимым, добавила: — Кроме того, сам подумай: кто для нас станет проводить этот обряд и кого мы потом пригласим на нашу свадьбу?
На мгновение ей вспомнились старые обиды, и сердце больно защемило. Она прекрасно понимала — свадьба для нее и Цурумацу невозможна. Стань она его законной женой, жителям Симоды пришлось бы делать выбор: либо принять их, либо отвергнуть, но обоих. Супружеские пары оцениваются как нечто единое; нельзя составить мнение только о муже или о жене — они одно целое.
Окити знала, какое мнение сложилось о ней в округе; злопамятные обитатели Симоды скорее отвергнут их, чем примут в свое общество. Ну а если Цурумацу лишится их поддержки, это означает конец его ремеслу. Вот этого Окити не перенесла бы и никогда бы себе не простила!
С другой стороны, пока они оставались людьми свободными, Симода смотрела на их отношения сквозь пальцы. Считалось, что он в любом случае держит Окити на приличном расстоянии, не связывается с ней, а что касается их встреч, так это можно отнести на счет некоторой его распущенности в отношении женского пола, не более того, что мужчине вполне простительно.
Как-то раз Окити отправилась на могилу Наоко с традиционным букетиком алых цветов, чтобы рассказать подруге о своих размышлениях. Приходила сюда, на кладбище, время от времени и разговаривала с Наоко так, словно та жива и они просто встретились на травянистом морском берегу для беседы при шелесте волн.
— Мы снова нашли друг друга, Цурумацу и я, — начала Окити, — как ты всегда и хотела. Это случилось сразу после твоей смерти. Нас объединило горе. Когда тебя не стало, я спрашивала Бога снова и снова, почему он взял тебя, — ведь ты ему не слишком нужна, а я так нуждалась в твоей дружбе и поддержке. Но ты ведь все равно не оставила бы меня одну здесь, правда, Наоко-тян? Сначала ты убедилась, что я не останусь одна. И чего ты не смогла сделать в жизни — все равно добилась после смерти. — Окити вздохнула и уже шепотом продолжала: — Спасибо тебе, большое спасибо! За то, что не позволила мне остаться одной! Ты всегда знала — и я в этом никогда не сомневалась, — что человек, которому пришлось в течение долгого времени жить вдали от родных и близких, больше всего страшится одиночества. Мне никогда не удавалось разыграть тебя, Наоко-тян, как бы я ни старалась. Ты всегда понимала, когда я лукавлю, а когда говорю правду. Тебя не обманешь!
* * *
Молодая свежая трава нежно покалывала ее тело через тонкую ткань кимоно — эти ростки такие прохладные и свежие… Насекомые лениво жужжали, и Окити почувствовала, как на нее наваливается сон; веки отяжелели, сомкнулись, и она задремала, полная счастья…
Во сне к ней явилась Наоко; только она, в отличие от подруги, вовсе не выглядела счастливой, и Окити заволновалась. Разве Наоко не желала всегда, чтобы они были вместе… Почему же тогда нахмурилась, как бывало в тех случаях, когда оставалась чем-то недовольна? «Нет-нет, — тут же уверенно произнесла Окити, стараясь успокоить подругу, — тебе не нужно ни о чем тревожиться, Наоко! Теперь уже ничто не помешает нашему счастью, больше я этого не допущу! Думаю, мы с ним достаточно всего вынесли в этой жизни и теперь заслуживаем тихой радости».
Окити еще
