История села Мотовилово. Тетрадь 8 (1926 г.) - Иван Васильевич Шмелев
– С этой свадьбой у нас делов этих разродилось, мы прямо-таки захлопотались, забегались, замыкались. С делами зарвались, – с довольством и удовлетворением в этих хлопотах, жаловалась бабам Любовь Михайловна.
А Василий Ефимович, с выхвалкой перед людьми, высказывался за закуской:
– Нарочно в город съезжу. Вина запасу вдоволь! Я еще от дележки, две бутылки шпирту в подполе на свадьбу сберёг!
– Не хвались! Эти твои две бутылки для свадьбы – капля в море, – шутливо укоряла его жена.
– Хоть капля, а сберег, не выпил. Вряд ли, кто восемь годов мог стерпеть, не выпить, – козырял сдержанностью и сбережливостью Василий.
Уходя домой, соседка Анна, с довольством высказалась:
– У вас побудешь, как меду напьёшься!
Помимо того, что Василию Ефимовичу, на свадьбу, по договоренности, Васька Абаимов из Майдана привёз целую бочку, вёдер с двадцать, Василий Ефимович, и сам занимался в бане – гнал самогонку. С утра, в бане наладив аппарат, налив в него затора, приладив колпак и холодильник, и разжёгши огонь, Василий, поручая это дело, наказывал жене:
– Вот всё налажено, гони, следи, только смотри не проворонь, чтоб бардой не пошла, а я в поле съезжу: два загона овса с викой у меня там осталось не прикатано, наверно переросли.
И он, запрягши лошадь в каток, уехал в поле. И надо же такому случиться. Подложила Любовь Михайловна сухих дров, не углядела и самогонка пошла бардой, испортив нагнавшую с литр.
– Ну как идут дела? – спросил Василий, когда вернулся с поля.
– Вон, почти с ведро накапало, – похвалилась Любовь Михайловна, утаив о барде, чтобы не слышать укоряющую лишнюю брюзгу от мужа.
– Я думаю, надо бы запасти нюхательного табаку и перцу по секрету, – высказал свое намерение Василий перед женой.
– Эт куда он так спонадобился? – полюбопытствовала она.
– Как куда? Ты видно не соображаешь куда. За свадьбу-то сколько народу-то у нас перебудет, и каждого напоить надо, а иного ничем не свалишь – льет себе в глотку, а не пьянеет. А табак-то в самогонке свое дело сделает: ково – так с ног свалит! – открыв свой замысел, высказался он.
– А ты уж не выдумывай! Получится курам на смех, – укротила она его.
Дня за два до начала свадьбы, в доме Савельевых, хлопотливая беготня усилилась, в подготовке к свадьбе были заняты все, пожалуй, только годовалый Никишка, да четырехлетний Володька не принимали участия в ней. Больше всего хлопотал Василий Ефимович. Сливая нагнатую самогонку в общую бочку, он, хлопотливо ворочаясь около бочки, наговаривал неизвестно кому: «Надо посуду-то всю перепростать, да в бочку все выпростать. А в бочонок, с квасом-то, надо дрожжей добавить, его покрепче закупорить, чтобы не выдохлось!»
Накануне, в субботу, за обедом Василий Ефимович высказался перед всей семьёй:
– Ну, кажется, к свадьбе все готово: вина запасено вдоволь, закуски достаточно, уборная вычищена – можно и гостей принимать.
– Гостей-то надо не только напоить, а еще чем-либо позабавить, ты в случае учти это! – инструктировал он жену.
К вечеру, в дом Савельевых, как это заведено обычаем, к жениху пришла артель нарядных девок, подруг невесты, «за мылом». Усевшихся за стол девок угостили, вручив им кусок мыла, которым будет мыться в бане невеста перед венцом. Спев песню, две девки ушли, нарочито голосисто поя песни идя по улице.
Вечером в доме Савельевых в верхней комнате состоялся пир «Девишник», на котором девки – подруги невесты, но без неё веселились, пели песни. На девишнике присутствовала и бывшая Минькина невеста Манька Лабина, она все это время до самого девишника тайно от людей грустила, душевно жалея Миньку. Вначале девишника, по обрядовому, девичьему вызову «cваханька, покажи нам жениха», после выходов товарищей, из исподней избы к девкам напоказ, вышел и сам жених Минька. Они встретились с Манькой мгновенным взглядом, вздохнул Минька, одарив девок семечками в помесь с орехами и конфетами, растроганно ушёл снова в исподнюю избу. Спев традиционно последнюю на девишнике песню «На почтовом дворе», девки, довольные угощением и весёлые, ушли с песнями.
На другой день, в воскресенье утром, на разноряженном Сером, запряжённым в новую телегу, к мазанке Савельевых девки с песнями привезли от невесты её сундук с добром и постель с подушками, которыми, пока ехали, девки трепыхали в воздухе, под песню: «А мелкий пух – столбом по небу!»
После обедни, Миньку с невестой, крестный его Федя в сопровождении любопытствующей толпы, повели в церковь венчать. Венчание проходило с хором певчих правого клироса, под управлением Романа Додонова. Положив на главы их венцы, «Исаия ликуй!» – громогласно пел хор.
Их обвенчали с выводом: из церкви вели пешком, без применения поезда из нескольких запряжённых лошадей. В сопровождении огромной толпы, священства и хора, повели в Минькин отцовский дом. При выходе из церкви, по заранее договоренности Николай Смирнов в знак звукового эффекта, в честь новобрачных, сделал несколько выстрелов из своего ружья-двухстволки. От церкви до самого дома крёстный вел молодых в золотых венцах за полотенца. Хор пел венчальные стихиры «О тебе радуется благодатная всякая тварь!» и другие, во время всего торжественного шествия к дому жениха. Огромная, по-праздничному разодетая толпа следовала и сопровождала молодых, до самого дома жениха. А там, в настежь распахнутых воротах, из-под венца, молодых встречали, застыв в торжественных позах, Василий Ефимович и Любовь Михайловна с иконами, хлебом-солью в руках. Молодые при подходе под благословение отца и матери, низко поклонились им и за ними вошли в дом с торжеством и благоговением.
– Начался первый свадебный пир – свадьба началась. Гости, сваты и свахи, чинно расселись за столами. Молодые заняли свои возвышенные места в переднем углу под образами. Просторная Савельева изба, верхняя комната – горница, вместила почти всех гостей, хотя и в исподней избе было установлено два стола, за которыми расселись тоже гости. Столы заставили разнообразной закуской: курниками в полстола, пирожками, пироженцами, колбасой, рыбой разных сортов, пряниками, печеньем, конфетами, были огурцы, капуста и грибы.
За передним столом гостей угощал сам Василий Ефимович, за остальными дядя Федя, дядя Иван, Василий Тимофеевич, и другие преимущественно близкие родные Любови Михайловны. Близких же сродников у Василия нет, он почти одинок, и это отчасти огорчало, особенно в такой торжественный день. «Эх, где брат Олешка, что ты не вернулся с войны!» – подумалось Василию в этот весёлый и гордостью наполняющий душу Василия день. «Ну да ничего, у меня, зато шесть сыновей, вот первого уже женю, еще пятеро подрастают!» – на минутку отвлекшись от дел, мыслил про себя он.
У дома и
