Парад планет - Евгений Филиппович Гуцало
Наверное, этот турнир двух любомудров продолжался бы еще долго, да только в коровнике появилась хмурая фигура зоотехника Трофима Невечери.
— А чего это вы, хлопцы, сгрудились, будто хлебы в печи? — спросил зоотехник Невечеря. — А чего это вы тары-бары разводите, тогда как свиньи забрались в репу? А чего это вы пихаете работу, как слепой торбу? В академиях своих на одно слово будете отвечать сотней, а тут работать надо. Ишь какие собрались: даже Хома из-за вас лишился ума, а ведь на нем вся ферма держалась. Да вы, вижу, такие славные шефы, что если бы выглянули в окно, то яблоневские собаки три дня брехали б на него!
Мастодонтов-Рапальский быстренько за вилы ухватился, Иона Исаевич побежал за сеном, а для Хомы тоже работа нашлась: осуществляя общее руководство академиками, он то руки засовывал в карманы, то поплевывал сквозь зубы.
Слава о грибке-боровичке, который умом и эрудицией превзошел Мастодонтова-Рапальского и Короглы (хоть они были специалистами и в различных областях науки) быстро распространилась среди приехавших шефов. Очевидно, эти слухи разносил не столько Короглы, которого публично опозорили, сколько Мастодонтов-Рапальский, который нашел себе достойного собеседника в благословенной Яблоневке. И когда заморенный грибок-боровичок, управившись со скотиной, вышел из фермы на колхозное подворье, тут уже его поджидала заинтересованная толпа самых выдающихся умов столицы.
Академики смотрели на старшего куда пошлют так, будто нашли пятак, и крутят его так и сяк, не зная, как поделить этот пятак. В их группе золотоглазый Иона Исаевич походил на рыжую мышь. Мастодонтов-Рапальский хорохорился, и глаза его играли, словно два осенних задиристых петушка. Кое-кто морщился так, будто в позапрошлый год весь вымок насквозь, кое-кто сутулился, словно в детстве обморозился, как утка на льду, кое-кто глядел насупленно, будто ему прямо с утра на заседании какого-то ученого совета утерли нос. Грибок-боровичок веселым гоголем оглядел оторопевшую компанию академиков и сразу почувствовал их глубокое недоверие к себе — такое глубокое, что жабе по око.
— Чего вы, хлопцы, смотрите как ошпаренные? — искренне поинтересовался Хома. — Не можете никак набрести на свою стежку?
А поскольку академики онемели от радости, впервые так близко увидев старшего куда пошлют, он взял нить беседы в свои руки, стал их подбадривать:
— Ей-богу, вот вам крест! Как сироты, на каких свет стоит, ибо они лишь рождаются, но не умирают. Как сироты, что и горбатые, и брюхатые, а едят как богатые. Не горюйте, хлопцы, потому как от каждой яблоневской хаты по нитке — вот уже одной сиротине и сорочка, а когда сорочка белая, вот тебе, сиротине, и пасха!
Академики слушали открыв рты, будто грибок-боровичок ловко крутил перед ними кота за хвост.
А был в их компании Аполлон Кондратьевич Козак-Мамарыго, большой спец в области технических наук. Изучив в технических науках буквально все, Козак-Мамарыго в порядке хобби заинтересовался медициной, генетикой, архитектурой, живописью, музыкой, историей народности майя, римским правом, японскими опахалами из рисовой соломки, горловым пением, так называемыми выходами человека в астрал, древнеегипетскими папирусами, жаргонной лексикой одесских биндюжников и так далее. Аполлон Кондратьевич Козак-Мамарыго носил сорочку-вышиванку, полотняные штаны, крашенные бузиновыми чернилами, а также французский слуховой аппарат. Эге ж, Козак-Мамарыго был глуховат, и слуховой аппарат он получил в подарок от марсельских докеров… собственно, не совсем от марсельских докеров, а от внебрачного сына своей второй жены, с которой состоял в гражданском браке. Внебрачный сын, будучи знаменитым футболистом, купил этот слуховой аппарат в Марселе, куда ездил на матч в рамках официального европейского турнира. Но ведь не мог Аполлон Кондратьевич сказать своим высоколобым коллегам, что достал иноземный слуховой аппарат таким простым путем, потому-то и заявлял гордо, что аппарат ему подарили марсельские докеры, хотя уклончиво помалкивал, когда спрашивали, где и когда ему довелось встречаться с ними…
Наделенный мегатоннами врожденного и приобретенного в академической среде апломба, Аполлон Кондратьевич Козак-Мамарыго смотрел на грибка-боровичка так, будто увидел злодея, который украл, да еще и концы в воду сховал. Хома поймал в толпе шефов-академиков этот взгляд, доброжелательно подмигнул ученому в полотняной вышиванке и в полотняных штанах, крашенных бузиной.
— А чего вы, дядько, так смотрите, будто углядели десятую воду на киселе?
Вы бы видели, как от этого невинного вопроса взвился академик Аполлон Кондратьевич Козак-Мамарыго! Потемнев лицом так, будто вот тут, возле яблоневского коровника, из его кармана украли спасибо, он вознамерился смешать грибка-боровичка с грязью, а потому и засыпал колхозника градом вопросов. Эге ж, если уж такой великомудрый, если приобрел такую славу среди моих коллег, то отвечай! Что будет, если коротконогого полосатого петуха скрестить с коротконогой черной курицей? Какие уродятся цыплята от черного петуха с листовидным гребнем и от рябой курицы тоже с листовидным гребнем? Если у нормальной женщины есть брат-дальтоник, может ли у нее родиться сын с цветной слепотой? Если поженятся здоровый мужчина и здоровая женщина, может ли у них родиться сын, больной гемофилией? Если отец и сын в семье гемофилики и оба кареглазые, а у матери нормальная свертываемость крови и она голубоглаза, передадутся ли сыну приметы отца? А если скрестить белоглазую серотелую самку дрозофилы с красноглазым чернотелым самцом?..
Вечернее солнце смеялось в глубине зрачков старшего куда пошлют.
— А позвольте встречный вопрос? — весело отмахнулся Хома, все же польщенный тем, что к нему обращаются с такими мудреными проблемами. — А какой компот уродится от белого налива и палевой сливы?
Академик Короглы передернулся, будто шар на него бросили, академик Мастодонтов-Рапальский заулыбался, будто прятался от смерти, а смерть его все-таки разыскала, академик Аполлон Кондратьевич Козак-Мамарыго поморщился, словно вспомнил про своих далеких предков, которые умерли, объевшись редьки. Да, видно, он был из тех, кто уповает на помощь восковой свечки, которую вставляют между пальцев, когда кладут в домовину и несут к яме. Поэтому, убежденный в том, что все-таки одолеет грибка-боровичка, он опять засыпал того вопросами. Мол, ты, яблоневский Хома, человек темный и неученый, храма Сивиллы не видел, через мост Фабриция в Риме не ходил, акведуков неподалеку от Нима не осматривал, в дом Веттиев в Помпеях не наведывался и росписью стен не любовался, вокруг Колизея не шатался, под аркой Тита
