Пауль Куусберг - Капли дождя
Впрочем, Андреас после обеда не сразу укладывался спать. Да и что там было укладываться, все равно лежал в одном положении, спал он или бодрствовал. На ночь просил чуть опустить изголовье, утром - поднять выше, другой разницы между днем и ночью не было. -Большее время читал. Чтобы удержаться от курения и сна. Желание курить ему удалось подавить, сигарет под рукой все равно не было, но сон, несмотря на чтение, брал верх. Элла успокаивала его и говорила, что сон - это выздоровление, пусть не отгоняет сон, ведь спит он и ночью, хоть и с помощью "стопки". Элла верила в "стопку", верила во все, что делала самя или советовала делать больным. И он, Андреас, верит и сейчас, но уже не вслепую.
Иногда Андреасу казалось, что он потому спит теперь столько, что переутомил себя, не думал об отдыхе. Человек должен отдыхать каждый день, хотя бы часок, хотя бы полчаса. Он не считался с этим, верил, что достаточно будет ночных часов. Чем он занимался после официального рабочего дня?. То ли на собраниях сидел, беседы проводил, то ли к лекциям готовился. Больше всего свободного времени отнимали лекции. Андреас удерживался от повторных переписываний прежних текстов. А если и впрямь выдавался иногда вечером свободный часок, то утыкался в книги. В голове все время вертелись одни и те же мысли. Это заметила и Маргит, которая как-то сказала ему: "Ты обнимаешь меня, а сам думаешь о другом. Может, я уже стара или тебе быстро надоедает любая женщина?" - "Дело не в тебе, - ответил тогда Андреас, просто не доделанное днем не дает покоя и вечером", - "Вечером нужно уметь переключаться на другую волну, иначе мы быстро износимся, - с житейской умудренностью поучала Маргит. - Ты все слишком принимаешь к сердцу". Но он, Андреас, не был хорошим учеником. Или* Маргит была не в состоянии захватить его целиком? Или он сам не способен был больше на безоглядное чувство? Найма обвиняла его в том, что хоть он и коммунист, но к жене относится как к подстилке. Он жеребец, а не человек. Что такое любовь, этого он не знает. И свою довоенную девчонку, по которой до сих пор плачет, не любил по-настоящему, просто не смог взять Каарин; если бы он завладел ею, через несколько месяцев и она надоела бы. Андреас тогда страшно рассердился, о чем сожалел потом, так как Найма обнаружила его слабое место и всякий раз колола, когда у них возникала ссора.
И третий секретарь укома обвинял его примерно в таком же духе. О Каарин он, естественно, не говорил, но если бы знал их историю, наверняка не преминул бы использовать ее. Третий секретарь укома о своем авторитете весьма заботился и к каждому возражавшему относился как к человеку, который подрывает его авторитет. Третий секретарь укома повел речь вокруг да около, примерно так: пусть товарищ Яллак не забывает о бдительности, колобродить по ночам парторгу волости опасно. Даже днем глаза у него должны быть и на лбу, и на затылке, бандиты бродят повсюду. А товарищ #л.-лак по ночам предпринимает всякие похождения. Пусть товарищ Яллак не забывает и то, что в Таллине у него жена. "Что останется от авторитета партии, если женатый парторг носится по волости, как пес во время собачьей свадьбы?" - "Жена не хочет ехать в Руйквере, что же мне теперь делать?" - вспыхнул тогда он, Андреас. Третий секретарь в свою очередь повысил голос и выпалил, что настоящий коммунист управляет своими страстями и желаниями. Он говорил о бдительности, о классовой позиции, которую кое-кто из молодых героев войны позабыл в постели кулацкой дочки. "А в постели бедняцкой дочери спать можно?" - спросил Андреас, Конечно, он вел себя вызывающе, но он не выносил ханжества. Третий секретарь сам любил пушить хвост. И если бы он, Андреас, гонялся по волости, валялся бы в постелях с кулацкими дочками. Он ходил только к почтарше, муж которой погиб на мысе Сырве. Почтар-ша сводила его с ума, с ней он забывал про все. Про лесных братьев, про незасеянные поля, про несданные центнеры зерна и невыполненные планы лесозаготовок. Была ли у молодой вдовушки сила такая, а он еще такой молодой был, что все остальное отступало. У овдовевшей молодушки имелись и другие обожатели, одного, по крайней мере, Андреас знал, но после знакомства с ним, с Андреасом, она других отшила. "Выбирайте слова, не забывайте, что перед вами секретарь укома, Я говорю с вами как мужчина с мужчиной..." - продолжал третий секретарь. "Нет, вы не говорите со мной как мужчина с мужчиной, - прервал Андреас, - вы орете как начальник на подчиненного". - "Видимо, нам придется поговорить с вами на бюро". - "Предупредите дня за два, чтобы приехать вовремя". Андреас с ходу повернулся и выскочил из кабинета. После он жалел о том, что вспылил. Наедине с собой пожалел, не на заседании бюро, объясняться на бюро укома его не вызывали. Он знал сам о своей вспыльчивости, старался сдерживать себя, но, к сожалению, отпускал иногда вожжи. Еще отец переживал за его несдержанность. "Будто пшикал-ка, - не раз говорил он сыну. - Далеко не уйдешь так". - "А как далеко я должен уйти?" "Достичь того, что наметил себе". Отец умел остудить его, хоть ни разу и не крикнул, что я, мол, отец и поэтому ты обязан слушаться моего слова. А вот он, Андреас, сыну своему рубанул именно так. Отец сумел воспитать его лучше, чем он, Андреас, воспитал своего сына, хотя отец был печником, а он считает себя воспитателем и наставником других. Отец пил, но печи свои и плиты складывал в срок и делал их умело. Без всякого увещевания отец научил его уважать труд. "Человек слаб, - философствовал он спьяну, - но настолько уж слаб он быть не смеет, чтобы оставить свою работу несделанной или сделать ее небрежно или кое-как". Разве он, Андреас, делал свою работу небрежно или кое-как, что не привил сыну трудолюбие? Андрес - жена хотела, чтобы сын, их первенец, носил его, отца, имя, только на эстонский, а не на польский манер, и это было самое теплое воспоминание их общей жизни, -Андрес говорит о работе так, как говорил в свое время Таавет, мать которого, чтобы дать ему образование, гнулась за троих в прачечной. Работа - забава для дураков. Эти слова Таавета Андреас слышал от сына не раз. Таавет видел, что надрываться, как мать, далеко не уйдешь. Таавет же хотел вырваться из пригорода, подняться высоко, поэтому и презирал физический труд, который никому не давал крыльев. Теперь, когда Таавет взлетел высоко, он стал хорошим тружеником на своем посту, теперь он уже не стыдится вкалывать. У Таавета была, По крайней мере, какая-то своя цель, у Андреса же вообще никакой цели. "Далеко не уйдешь так", - попытался было он, Андреас, воздействовать на сына словами Своего отца. "А как далеко я должен уйти?" - спросил Андрес его же, Андреаса, собственными словами, что даже тронуло как-то: "Достичь того, что ты наметил себе", - употребил он снова слова отца, на что сын заявил, что у него нет. никакой цели, что он хочет оставаться самим собой. "А что это значит - оставаться самим собой?" - спросил Андреас. "Этого я не знаю еще, - упрямо ответил пятнадцатилетний Андрес. - Только тупым чиновником, как мама, или слепым исполнителем приказов, как ты, я быть не желаю". Для пятнадцатилетнего парнишки это было сказано сильно. В тот раз Андреас не крикнул, что он отец и его отцовское слово закон. Тогда он старался убедить сына, объяснить ему, что тот ошибается. Найма, конечно, называла свою работу тупой и утомительной, она работала в пищетресте бухгалтером, но он, Андреас, никогда не считал себя слепым исполнителем приказов. Сперва он подумал, что сын, видно, от кого-нибудь слышал такое высказывание. Чувство дисциплинированности и единства коммунистов иногда пытаются очернить. Но потом вспомнил, что слепой исполнитель приказов - это слова Наймы. Еще когда назначили парторгом волости," жена называла его слепым исполнителем приказов. Ясно, что и за глаза, при сыне она называла его так. Найма не понимала, что, плохо говоря об отце, она подрубала сук, на котором сама сидела. Ревность словно ослепила ее. В тот раз он, Андреас, сказал сыну, что он и сам не желает быть тупым ломовиком или слепым исполнителем указов, что это верный взгляд на жизнь. Но верно и то, что истинное удовлетворение человек обретает в работе, что ни одно другое дело не доставляет такого большого и устойчивого удовлетворения, как работа, которую человек выполняет не тупо, не механически, а с интересом и горением. Андреас рассказал сыну, что в школе он мечтал стать художником, многие удивлялись фигуркам, которые он лепил из глины. На уроках рисования и труда его всегда ставили в пример. .Он мечтал о художественно-промышленном училище, но вмешалась война. "Хотя вряд ли из меня вышел бы скульптор, - признался он сыну, - в войну и после нее я не вспоминал про свое детское увлечение. С человеком, у которого подлинное художественное призвание, такого бы не случилось. Меня увлекли дела, которыми мне пришлось заниматься после войны. Раньше я в селе не жил и на первых порах казался крестьянам слишком хрупким и запальчивым, они сторонились меня. Постепенно я научился быть более терпеливым, позднее количество моих сторонников значительно увеличилось. Я не чувствовал себя слепым исполнителем приказов, я выполнял свою работу от всего сердца, чувствовал себя пионером новой жизни". Еще он говорил, что внутренний долг коммуниста в том, чтобы делать то, что от него требует партия. Важно, чтобы при распределении партийных поручений хорошо знать людей и всегда учитывать их возможности и желания. Когда его посылали парторгом волости, все это приняли во внимание. Он, правда, был горожанином, но в армии он приобрел опыт партийной работы. Учли и другие его качества. Даже то, что метко стрелял и в случае опасности не терял голову. "Моего предшественника, прежнего парторга, бандиты застрелили и подожгли дом, где заживо сгорели жена его и трехлетняя дочь. И в меня стреляли несколько раз, моего отца, как ты знаешь, застрелили. Каждый раз, когда меня пытались убить, я все яснее понимал, что должен оставаться в Руйквере, что я нужен здесь". Может, он и смог бы что-нибудь объяснить сыну - Андрес слушал его внимательно, но появившаяся в дверях Найма свела на нет все его усилия. "Не лесные братья, а потаскуха с почты держала тебя в Руйквере", - поддела Найма, и сын, ухмыляясь, исчез в соседней комнате.
