Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856–1869 гг.
Комната подлѣ кабинета, кругомъ диваны, въ серединѣ круглый накрытый столъ, на которомъ стоятъ самоваръ, серебряный кофейникъ, чашки, сливки, крендельки, хлѣбъ и масло.
За столомъ сидятъ старая Княгиня, разливая чай, и Иванъ Ильичъ, который робко намазываетъ масло на хлѣбъ. Сашка стоитъ, отставивъ ногу, у двери.
Княгиня.
<Такъ вы еще не видали нынче мужа, Иванъ Ильичъ?> — Я боюсь, онъ опять дурно спалъ ночь. Вчера разсердили его[165] эти бабы, что[166] приходили жаловаться — ахъ, этотъ народъ! вотъ говорятъ — деревня покой, — ему дня не проходитъ безъ тревогъ или непріятностей какихъ нибудь. — Отчего вы не вошли къ нему, къ мужу отчего не вошли, Иванъ Ильичъ?
Иванъ Ильичъ.
Я ужъ подходилъ къ двери, Княгиня, — я какъ хорошіе часы вѣренъ — какъ Князь изволитъ говоритъ: въ 7 часовъ на ногахъ, до осьми гуляю до мельницы и назадъ, и въ восемь къ Князю и чай. Наталья Дмитревна тамъ была, за ней баринъ посылали гребешокъ почистить; такъ я спросилъ: можно? — нѣтъ, говоритъ, сейчасъ самъ Князь выйдутъ, они ужъ одѣваются. — Какъ нынче, матушка, эти крендельки здобные Захаръ дѣлаетъ хорошо — ужъ точно прекрасно.
Княгиня.
Ну, а сына Волиньку не видали?
Иванъ Ильичъ.
Видѣлъ, Княгиня. Онъ въ саду. Подлѣ оранжереи съ книжкой лежитъ. Я такъ-то прошелъ, онъ меня не замѣтилъ. Читаетъ такъ[167] серьезно. Экой Ангелъ, Валерьянъ то Осипычъ вашъ, ужъ всѣ и люди, и сосѣди говорятъ; вотъ истинно, три мѣсяца у насъ гоститъ, — и не слышно его, какъ бы не было. А умница то какой! —
Княгиня (разсѣянно).
Да… Саша, сходи, мой дружокъ, въ садъ и скажи Валерьянъ Осипочу, что маменька приказали сказать, что извольте, молъ, домой къ чаю одѣться итти, а то папенька выйдутъ и опять будутъ сердиться, что васъ нѣтъ, — слышишь.
Сашка.
Слушаю-съ. (Уходитъ.)
Иванъ Ильичъ (кричитъ вслѣдъ).
Смотри, въ малину не заходи. Акимъ поймаетъ, онъ тебѣ дастъ. (Молчаніе.)
Княгиня.
Хотите еще чаю, или кофею?
Иванъ Ильичъ.
Теперь кофейку позвольте
Княгиня.
Куда вы ѣздили вчера?
Иванъ Ильичъ.
Къ сосѣдямъ къ вашимъ, Княгиня, къ Зайцовымъ. Они славные люди, бильярдъ тоже есть. Что мы говорили тамъ, Княгиня…
Княгиня.
Что?
Иванъ Ильичъ.
Про Князь Осипъ Иваныча.
Княгиня.
Эти сосѣди, кажется,[168] не совсѣмъ хорошіе люди, мужъ говорилъ. —
Иванъ Ильичъ.
Нѣтъ, Княгиня, они люди достойные. Говорили, что хотятъ непремѣнно Князя въ Предводители просить. На будущій годъ.
Княгиня.
Какой вздоръ — съ его здоровьемъ! И такъ безпокойствъ слишкомъ много, да и состояніе наше достаточно для насъ и для дѣтей, а пиры задавать мы не можемъ. Да и съ какой стати. Мужъ довольно служилъ, кажется. —
Иванъ Ильичъ.
Да они говорятъ, что Князь все таки, какое бъ ни было его состояніе, первое лицо въ губерніи и по уму…
Княгиня.
Да еще бы.
Иванъ Ильичъ.
… и по образованію, и по связямъ, и во всѣхъ отношеніяхъ; и про васъ говорили, что такой дамы нѣтъ для пріема, что вы да Губернаторша.
Княгиня.
Однако вы ужасный сплетнікъ, Иванъ Ильичъ.
Иванъ Ильичъ.
Говорили тоже, Княгиня, про Владимиръ Петровича.
Княгиня.
Про Володю? что имъ до Володи за дѣло.
Иванъ Ильичъ.
Одинъ былъ тамъ Землемеръ Берсовъ, который съ нимъ дѣло имѣлъ, очень имъ недоволенъ, и говорилъ, что ежели Князя выберутъ, то не Князь — Володька съ Натальей, — это я его слова повторяю, — будутъ предводителями.
Княгиня (строго).
Я вамъ говорила разъ и повторяю первый и послѣдній разъ, чтобы вы мнѣ ни про Володю, ни про Наталью не смѣли говорить. — Я знаю отношенія Володи къ мужу и знать не хочу, какъ ихъ перетолковываютъ.
Иванъ Ильичъ.
Да вѣдь не я говорилъ, а только…
Княгиня.
Все равно, вы не должны повторять при мнѣ.
Иванъ Ильичъ (смущенный).
Виноватъ, Княгиня, повѣрьте…
Княгиня.
А вотъ сходите-ка лучше къ Князю да узнайте, какъ его здоровье, и ежели онъ не хочетъ сюда выйти, то чего ему прислать туда? и не хочетъ ли онъ свѣжаго хлѣба, спросите.
Иванъ Ильичъ (встаетъ, въ дверяхъ встрѣчается Князь).
А Княгиня только что посылали меня о вашемъ здоровьи узнать, Ваше Сіятельство.
Князь (съ досадою размахивая руками около лица Ивана Ильича).
Ну, какое мое здоровье? разумѣется, скверное и еще хуже отъ того, что нѣтъ секунды покоя, чтобъ не прибѣжалъ какой не будь посолъ. «Хорошо ли ваше здоровье, какъ вы почивали?» Ахъ, тоска! (Идетъ къ чайному столу. Входитъ Сашка.)
Княгиня (дѣлаетъ ему знаки, онъ подходитъ къ ней.)
[Княгиня]
Ну что?
Сашка.
Сказали, что придутъ.
Княгиня.
Да чтожъ онъ, всталъ? пошолъ?
Сашка.
Нѣтъ, все лежатъ. Я имъ еще сказалъ,[169] чтобъ изволили итти, они разсерчали, — не мѣшай, сказали и опять стали читать.
Княгиня.
Ну, бѣги еще разъ. (Встаетъ и въ сторону.) Опять это огорчитъ его, ахъ, Боже мой! — (Къ мужу: цѣлуются рука въ руку.) Здравствуй, мой дружокъ, хорошо-ли ты почивалъ?
Князь (иронически).
Прекрасно…
Княгиня (садится за столъ).
Кофею хочешь, мой другъ?
Князь.
Да. Только, пожалуйста, не сладко, какъ всякій разъ какъ сыропъ. А Валерьяна нѣтъ?
Княгиня.
Онъ въ саду, читаетъ, сейчасъ придетъ, мой другъ. А сухариковъ ты хочешь? (Подаетъ ему.)
Князь.
«Bestimmung des Menschen»[170] читаетъ. Какъ[же] — философъ! а что отецъ его[171] разъ говорилъ, что онъ хочетъ видѣть его за завтракомъ, такъ этаго нѣтъ. А разсуждать мастеръ. Съ попомъ объ философіи и дурней помѣщиковъ удивлять своими фразами, только на это и взять.
Княгиня.
Да онъ вѣдь готовится къ экзамену, мой другъ, иногда и зачитается, увлечется.
Князь.
Ахъ, ужъ этотъ мнѣ экзаменъ, матушка, вотъ гдѣ сидитъ. Изъ экзамена изъ этаго выйдетъ тожъ, что изъ хозяйства, изъ живописи, изъ службы: все начнетъ и броситъ, ужъ это я тебѣ говорю. Я его знаю. Коли бы хотѣлъ учиться, такъ учился бы, пока былъ въ Университетѣ, а не проваливался бы на экзаменахъ и меня [не] срамилъ передъ всѣми професорами, попечителемъ, которому я писалъ объ немъ. Шалопай и больше ничего.
Княгиня.
Ахъ, мой другъ, онъ теперь старается.
Князь.
