Вячеслав Софронов - Кучум (Книга 2)

-- Что же второй медлит?! -- хлестнул в запальчивости себя плетью по голенищу сапога Кучум. -- Ему одному не справиться. Вдвоем, вместе надо. Давай, давай! -- подбадривал он второго сокола, словно тот мог его услышать.

Но он медленно кружил у берега и, наконец, плавно опустился на вершину одинокого сухого деревца, величественно поглядывая оттуда по сторонам, словно утратил всякий интерес к охоте, людям и всему происходящему.

А тот сокол, что летал над озером, не желал сдаваться. Он летел позади гусиной стаи, уходящей все дальше от берега. Разогнавшись, он снова и снова кидался сверху, пугая молодых гусей, заставляя их выбиваться из общего клина, прижимая все ниже и ниже к воде. Но в самый последний момент вновь набирал высоту, ненадолго оставляя испуганно мечущихся гусей, и налетал уже с другой стороны, грозно щелкая клювом.

-- Молодец! Молодец! -- кричал возбужденный Кучум, неотрывно следя за соколом, привстав на стременах.-- Заставь их упасть в воду!

-- Нет! Нет! -- замахала руками Анна, будто от ее слов что-то зависело. -- На воде ему не справиться.

Но Кучум даже не ответил, может и не слышал вовсе, поглощенный и захваченный охотничьим азартом.

Наконец гуси, оглашая окрестности громким криком, упали на воду на середине озера сбившись в табунок, вытянув длинные шеи, и внимательно следили за парящим над ними хищником. Он проносился столь низко, что едва не задевал крыльями их оранжевые клювы, угрожающе направленные вверх, взмывал ввысь, исчезая из вида, а затем вновь, падая камнем в стаю гусей, пытался заставить их подняться с воды.

-- Что я говорила, -- не менее возбужденная, чем ее спутник, Анна намотала поводья на правую руку, заставляя коня непрерывно перебирать ногами, пятиться, вытанцовывая под ней,-- ему не взять их на воде.

-- Сам вижу, -- зло ответил Кучум, пощипывая короткий ус. Желваки так и играли на его скулах, а глаза застыли в недобром прищуре.

-- Из лука бы их достать, -- подал голос молчавший до того Халик.

-- Из лука, говоришь... Не-е-е, не достать, как бы советуясь сам с собой, ответил Кучум, -- даже если и долетит, то у гуся крепкое перо на спине. Охотники его влет бьют снизу в брюхо.

-- А может, они испугаются и взлетят? -- Анне тоже хотелось помочь соколу, парящему над озером.

-- Может и испугаются, -- в задумчивости проговорил Кучум, -- напугать -- это можно. -- Он снял со спины колчан и начал вытаскивать одну за другой стрелы, осматривая их наконечники.-- Точно, есть такая,-- он достал стрелу, наконечник которой был полый с отверстиями в нескольких местах, -- поющей стрелой называется,-- пояснил он с любопытством наблюдающими за ним Анне и Халику. -- Вот она-то нам и понадобится.

Уложив ее на тетиву, он слегка отклонился в седле, вскинул лук, прикинул расстояние до гусиного табунка и, до предела натянув лук, выпустил стрелу, замирая на мгновение. Она пошла вверх, будто стремилась уйти в легкие белые облачка, плывущие далеко над озером, взбираясь все выше и выше, но потом, словно устав, резко наклонилась и понеслась к воде, издавая тонкий тревожный свист.

Гуси, услыхав его, встрепенулись, забили, крыльями скользя по воде, не в силах до конца оторваться, изогнув дугой шеи, и почти враз поднялись, пройдя низко над гладью озера, забыв о парящем в вышине хищнике. Сокол, сложив крылья, в стремительном падении сбил последнего оторвавшегося от воды гуся, вцепившись когтями в тонкую вытянутую шею. Неловко перевернувшись в воздухе, он полетел в воду раскинув крылья, мелькнули ярко-красные лапки, и вода поглотила обеих птиц.

Гусиная стая, освободившись наконец, от преследования, поднялась над лесом и, растянувшись полотном серых тел, медленно взмахивая гибкими крыльями, уходила все дальше и дальше от опасного места, оповещая окрестности длинным прощальным криком о гибели своего сородича.

Кучум, Анна и Халик напряженно вглядывались в поверхность воды, не желая верить, что обе птицы погибли, как часто гибнут бойцы в поединке, поразив друг друга, вместе уходят из жизни, накрепко сцепившись, падая уже мертвыми на землю. Наконец, над водой показался вынырнувший на поверхность гусь, еще живой, распластав крылья по воде и пытаясь поднять голову. Но на его шее, вцепившись намертво висел, так и не разжав погруженного в перья клюва бездыханный сокол. Вода вокруг окрасилась розовым цветом, и слабый ветерок разгонял алые круги, относя мертвых птиц все дальше от берега, от людей, что стали причиной их гибели.

Кучум, продолжавший держать лук, взглянул на Анну, по щекам которой текли слезы, на всхлипывающего Халика, оставаясь внешне спокойным, лишь скривился в усмешке, проговорив:

-- А все-таки он взял гуся... Взял.

-- Я могу достать их,-- предложил Халик, спрыгнувший с коня на землю.

-- Не смей! Не надо! Пусть они останутся вместе,-- громко крикнула Анна и, повернув коня, поскакала прочь от озера.

-- Не надо, согласился Кучум, -- еще сам утонешь, -- и медленно поехал вслед за девушкой.

По дороге им встретились возвращающиеся с другой стороны озера охотники, у седел которых висели связки уток и селезней.

-- Хорошая охота? -- прокричал еще издали Тураш, потрясая тремя селезнями со связанными лапами, которых он едва удерживал на вытянутой руке. Но, заметив угрюмо-печальные лица Кучума и Анны, беспокойно огляделся и спросил:

-- Случилось что?

Кучум слегка придержал коня и, махнув рукой в сторону озера, сказал с расстановкой:

-- Сокола загубили. Гусь его на дно утащил.

-- Вай-вай-вай! Худо дело. Хороший сокол был. Жалко будет. Старики рассказывали, что бывает такое, но сам ни разу не видел. Где они? Достали?

-- Не надо доставать. Зачем? -- проговорив это, Кучум пришпорил коня и, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветви, низко пригнувшись, поскакал следом за скрывшейся из вида Анной.

Уже стемнело, когда все съехались на широком лугу возле вершины холма, Решили не возвращаться в городок, а заночевать прямо на берегу Иртыша под сухими разлапистыми талами. Нукеры быстро ощипали несколько добытых уток и, выпотрошив их, занялись приготовлением ужина. Анна помогала им и ни слова не проронила с тех пор, как они отъехали от озера. Халик же, наоборот, казался веселым, но потому, как он с опаской поглядывал на Кучума, можно было догадаться, что на душе и у него совсем не спокойно.

Недалеко от берега вздымался песчаный холм, похожий на шапку оброненную великаном. Несколько могучих сосен возвышались наверху, вцепившись корнями в его макушку. Кучум беспокойно вглядывался в их кроны и ему казалось, что кто-то наблюдает за ними, прячась меж толстых стволов.

Тураш заметил как Кучум всматривается в очертания холма и осторожно спросил:

-- Хан знает, что это за место?

-- Говорили люди, будто Абалак-гора зовется.

-- Правильно говорили. Абалак и есть.

-- Значит, сов здесь много водится?

-- Точно, много здесь сов. Вот как стемнеет, так и начнут летать, рыскать вокруг. Если хан хочет, то может узнать историю о людях, что здесь раньше жили.

-- Расскажи, -- безучастно отозвался Кучум, думая о своем.

-- Давно это было,-- неторопливо начал свой рассказ Тураш, устраиваясь поудобнее и подобрав под себя ноги.-- Иртыш тогда был широкий, широкий, что только очень сильная птица могла перелететь на ту сторону. На берегу его жил древний народ, который и по небу летал, и по воде пешком ходил. Потому и не могли их враги одолеть, пусть даже на каждого воина сто человек нападает, а они с неба всех разили огненными стрелами и лодки их топили. Все звери и рыбы подчинялись тому народу. Каждый год кто мясо, кто молоко, а кто шкуры теплые приносил. Только мыши, что под землей жили, не подчинялись им.

Пришла как-то осень и звери дань свою им понесли. Их Главный Человек на вершине горы сидит и дары принимает, счет ведет. Глядь, а одна шкура с дыркой! Другая подпорченная. Орехи в решете кто-то пощелкал, одни скорлупки лежат. Возмутился Человек, спрашивает Старшего Соболя: "Отчего нынче столько шкур попорчено да подрано? Кто орехи кедровые пощелкал? Жир выпил? Или ты решил посмеяться надо мной?" -- Отвечает Старший Соболь: "Не сердись, не гневайся, господин наш. Нет в том вины нашей. Мы все, как положено, в целости и сохранности собирали, хранили. Только серые мыши, наипервейшие враги наши, все подъели, попортили. Столько их нынче развелось, расплодилось, того и гляди нас съедят, загрызут. Не знаем, что и делать с ними".

Осердился на Старшего Соболя Главный Человек и велел в семь дней всех мышей достать, перебить и ему о том доложить. Заплакал Старший Соболь и пошел указание его исполнять. Собрали всех -- от зайца до медведя -- и пошли войной на мышей, жителей подземных, серых разбойников, что и Человеку неподвластны. День бьются, два бьются... Неделю воюют, а одолеть не могут. Взамен одной убитой мыши сотня встает. Тогда призвали звери на помощь водяных бобров, которые среди глубоких болот жили. Пришли бобры-работяги, свалили сто тысяч деревьев, сбросили их поперек Иртыша-землероя. Вздыбился Иртыш, ударил крепким лбом о плотину, но не хватило у него сил разметать ее. Взревел Иртыш, кинулся в одну, в другую сторону, заполнил поля, луга, лес по колено в воде стоит. Увидели серые мыши, что вода кругом, побежали спасение искать на высокую гору, которую Иртыш-землерой затопить не мог. Жил внутри той горы сам Мышиный царь. Услышал он писк, топот тысяч маленьких лапок, шуршание хвостов. Глянул из окошка своего дворца, а там воины его серые от воды спасаются, к нему во дворец на высокую гору бегут. Деваться некуда, пустил их вовнутрь, чтоб переждали, когда вода уйдет. Окружили звери ту гору, стали дозор нести по очереди: днем лисы да ястребы вокруг рыскают, зорко поглядывают, чтоб серые разбойники далеко не убежали, внутри той горы тихо сидели, а ночью их совы сменяют, мышей стерегут, острыми когтями за серые спинки ловят. Раньше совы по всему лесу жили, рыскали, а теперь все сюда собрались, слетелись, чуть не на каждый ветке по сове сидит, желтыми глазами сверкают, поблескивают, кривым клювом пощелкивают, одна с другой пересвистываются. Как взлетят за полночь, так неба не увидишь. С тех пор и зовут гору Абалаком,-- закончил свой рассказ Тураш и, чуть помолчав, добавил, -- Болтают люди, будто Мышиный царь большие богатства в той горе собрал, при себе их держит, но если кто ему понравится, то может и подарок ему поднести царский.