Русский клуб - Владимир Дэс
И вот такой же сундук, только пустой, стоял перед Глебом. Что хранилось в нём, теперь мог рассказать только бригадир.
Поэтому работников Глеб отпустил, а с Эдиком имел долгую беседу с глазу на глаз. Тот рассказал, что в подвалах после того, как оттуда сняли двухметровый слой грязи и глины, им стали попадаться ходы, ведущие неизвестно куда, и Эдик, конечно, собирался доложить о них Глебу, но не успел. А на вопрос Глеба про сундук ответил, что он и был пустым.
Глеб сделал вид, что поверил бригадиру, и после беседы даже дал команду выплатить ему все деньги за очистку подвала. Но предупредил, чтобы больше он не видел ни Эдика, ни его людей. Впредь подвал будет очень тщательно охраняться.
– Кто не понял – я не виноват, – пошутил Глеб.
Эдик воспринял шутку Глеба буквально и долго не появлялся не только у офиса Глеба, но и в городе.
А через год объявился банкир Эдуард Крыловский, владелец частного Земельного банка – меценат и хранитель исторических традиций Нижнеокска. И стал требовать у города передать Дворец детского творчества на улице Пискунова его банку. Как оказалось, это здание до революции и было зданием Земельного банка Нижнеокска. Но у него ничего не получилось. Обижать детей никто не стал.
Ещё громче Эдуард заявил о себе на аукционе по продаже облигаций автомобильного завода, запросто купив первую облигацию номиналом в миллион рублей.
– Да, быстро стал богатеть Эдик, – подумал тогда Глеб. – Интересно, где взял начальный капитал для своей коммерческой деятельности простой бригадир землекопов? Как много тайн хранит земля…
Напрашивалось подозрение, что тот в подвалах откопал нечто по-настоящему ценное.
После финансовых успехов Эдика Глеб позвонил в управление инженерной защиты. Там работал его родственник Александр Куландин. Надо было всё же выяснить, что за богатства скрывались в подземельях Нижнеокска, начиная с подвала в доме, который был теперь в ведении «Русского клуба».
Александр был одним из заместителей руководителя городского управления по работам с подземными коммуникациями. Он нисколько не удивился, услышав от Глеба о подвале приобретённого им здания.
«Весь город, как паутиной, испещрён под землей подвалами и ходами, – сообщил он Глебу. – В нашем управлении это беда номер один. Как только начинали что-либо строить глубже трёх метров, то трактор провалится, то кран».
В период холодной войны правительство СССР пыталось использовать часть подвалов как бомбоубежища, но своды держались на «замковом кирпиче» и от ударов современных бомб и снарядов этот кирпич мог выпасть, и тогда сразу обрушился бы весь свод, заваливая подземные убежища вместе с людьми.
Тогда стали строить бомбоубежища под бетонными плитами на новых местах и совсем забыли про эти древние подземные ходы.
Остались на учёте в городском хозяйстве только штольни на склонах для слива подземных вод. Они, может, и были связаны с подземным городом, но со стороны штолен ни входов, ни выходов пока не находили.
«Многие энтузиасты и искатели кладов пытались это делать, но бесполезно. Очевидно, землекопы Эдика наткнулись на ещё сохранившиеся входы в эти катакомбы», – закончил Александр свой экскурс в историю. Он вызвал своих работников, и они пошли смотреть подвалы Глеба. Оказалось, что под домом, который он приобрёл, есть подземные ходы, ведущие в разные районы города.
Глебу надо было понять, насколько велики эти площади и куда они выходят, и он предложил родственнику создать карту подземелий.
Куландин согласился с предложением Глеба, приняв это за чудачество состоятельного человека.
Они ударили по рукам.
Через три месяца Александр принес Глебу карту исследованных подземных помещений и схему коридоров, залов, кабинетов и даже целых галерей, которые расходились из подвала дома на все четыре стороны. Там оказались очень интересные помещения с переходами и большими залами на глубине от трёх до десяти метров. Своими сводами они растянулись на десятки километров. Через всю Большую Покровскую, начиная от площади Арестантской и до Благовещенской, шла под землёй сухая галерея. Она была настолько большая, что по ней можно было проехать на легковом автомобиле.
Часть тоннелей уходила вниз на набережную, в подвалы Блиновского пассажа, усадеб Зайцевых, Голицыных и Строгановых, а часть – в Благовещенский монастырь.
Ближайший выход был рядом со стадионом «Динамо», через дорогу от офиса Глеба.
Глеб сам лично вместе с Куландиным осмотрел часть этих подземелий, и даже то, что он увидел, его очень впечатлило.
Совсем древние ходы вели на Гребешок, ранее называвшийся Ярилиной горой, на берег Оки, затем на Слуду в парке «Швейцария» и к главному корпусу областной клинической больницы имени Семашко.
Другие вели в Почаинский овраг: там было бомбоубежище ЧК, а ранее текла река Почайна.
И оказалось, что эти подземные помещения не числятся ни в каких городских реестрах. А это значит, что их как бы и нет и ни у кого на владение ими разрешений получать не надо.
Александр начал работы по очистке и восстановлению подземелий. Ему стали попадаться очень интересные вещи: стулья, больше похожие на примитивные биотуалеты, сусеки с окаменевшим хлебом, очень глубокие колодцы с чистой водой. В залах находили канделябры, свечи, соляные камни, посуду из дерева, фарфора, стекла, медные и серебряные монеты, иконы, сундуки с книгами и истлевшей одеждой. Книг было очень много: с кожаными переплётами в бронзовых окладах, пергаментные свитки с восковыми печатями и старинными знаками. Несколько сундуков битком были забиты только ими. У Глеба зародилась мысль, что это может быть знаменитая пропавшая библиотека Ивана Грозного, который очень любил читать и даже в военные походы брал книги с собой. Вполне вероятно, что во времена казанских походов, которые начинались из Нижнеокска, часть книг просто забыли. Там могли быть и рукописи, написанные предком Глеба по линии бабушки Анны, который, по легенде миловчан, сопровождал царя из Казани. Глеб понимал, что находки наверняка имеют историческую ценность. Он передал их в
