Определенно голодна - Челси Саммерс
Примерно через две недели после того, как меня уволили, после того, как я неделю питалась банановым хлебом, после того, как Эмма велела мне поднять задницу и возвращаться к работе, примерно через две недели после всего этого я вернулась к работе над книгой. Нужно было внести правки, написать анонсы, разжечь страсти. От скуки я решила, что мне стоит теперь называться не кулинарным критиком, а автором книг о еде и напитках. Для дальнейшей карьеры так точно будет лучше. Через двадцать с лишним лет я решила наконец избавиться от париков и бесформенных балахонов, как странствующий разбойник избавляется от плаща и кинжала; правда, кинжал я, полагаю, все же оставлю. Теперь мне просто необходимо раскрыть свою истинную личность. Мой издатель пришел в восторг от идеи добавить в «Ненасытных» немного пикантных откровений. Не только журналы нынче испытывают давление бездушного интернета, поддел меня он.
До выхода книги никто, кроме членов семьи и друзей, не видел моих фотографий, даже на обложках предыдущих книг, их не было ни в журналах, ни в газетах, ни, тем более, в интернете. Это была отдельная непростая работа — сохранять мораторий на публикацию изображений. Ни посетителям, ни обслуживающему персоналу, ни работникам кухни не должна быть известна моя личность — для ресторанного критика это самое важное условие, и только так, не узнанная никем, я могла быть уверена, что все впечатления, которые я получу, будут только моими. Именно поэтому Гаэль Грин столько лет скрывала свою личность под шляпами, Рут Райхл под париками, а Сэм Сифтон перешивал пуговицы на своих мягких рубашках. Все эти кулинарные критики выглядели при этом невзрачно и неряшливо, точно школьные завучи. Мы не можем позволить людям узнать нас, иначе в ресторанах начнут обращаться с нами совсем не так, как с обычными посетителями, а это не то, чего мы ждем (мы же не хотим, чтобы повар наплевал в наш спаржевый суп в прямом смысле этого слова). Я пряталась от всеобщего внимания, и мне это причиняло боль. На какие только жертвы не готов идти кулинарный критик, пока не решит покончить с этим, не сорвет парик и не пошлет на хрен этот полыхающий мир.
Я перекроила свою карьеру в две тысячи восьмом, который плавно перешел в две тысячи девятый. Мне пришлось вернуться к овсяной каше фриланса, которую в последний раз пробовала несколько десятков лет назад. С работой мне необычайно везло всю жизнь. Фрилансила я всего около года, потом, после окончания колледжа, меня взяли в штат «Бостонского Феникса». Но в те непростые времена у меня оставалась финансовая подушка из маминого наследства. В девяностом Эндрю пригласил меня в свой только что открывшийся «Нуар», откуда в девяносто седьмом я ушла к Джилу в «Еду и напитки», где быстро продвинулась по служебной лестнице от обычного колумниста до ответственного редактора, которым стала после того, как в двухтысячном году благодаря мне журнал получил премию Джеймса Бирда. Должность ответреда в таком СМИ — скорее церемониальный титул, который дает уважение и деньги. Так что жизнь моя вообще складывалась потрясающе легко. Пока в две тысячи восьмом году меня не уволили.
И вот теперь, в сорок шесть, приходилось поторапливаться. Я все время что-нибудь писала на заказ — возможно, вы даже вспомните мою статью в «Таймс» о продуктах компании «Криско» и трансжирах, которые я требовала запретить, но получила яростный отпор их защитников. Я редко выступаю за здоровую пищу, но тогда, в две тысячи шестом, не выдержала и написала, что эта компания только способствует развитию ожирения у людей. Это так омерзительно, что я считаю подарком любой повод раскритиковать ту компанию. Американцам, задницы которых с каждым годом становятся все толще и толще, а автомобильные сиденья все шире и шире, вообще надо выключить все кулинарные шоу на телевидении и подольше смотреть на себя в зеркало. Если бы жители Огайо, Невады и других штатов Среднего Запада вместо всякой дряни ели фуа-гра или буррату, я бы слова им не сказала. Эти продукты тоже ни чуточки не полезны для талии, но они хотя бы не вызывают рак и при этом имеют божественный вкус. Никогда не понимала людей, которые готовы есть бездушную дрянь, они все похожи на монстров. И это говорю я, каннибал.
Уйти на фриланс означало, что теперь, чтобы зарабатывать достаточно, я должна полагаться только на себя саму — свой ум и свое обаяние. У меня вышла книга, я вела блог, выходное пособие, которое я получила при увольнении, оказалось хоть и не столь щедрым, но вполне приличным. То есть мое финансовое положение совсем не пострадало, но я-то привыкла к определенному образу жизни, который мне обеспечивала моя зарплата. Да, мне нравилось покупать билеты на самолет, когда захочу, я пользовалась самыми дорогими кремами для лица и ходила в обуви от Феррагамо — мне все это нравилось и хотелось сохранить, желательно вместе со своей психологической свободой. Так что я должна была торопиться.
Фриланс казался мне не столько отталкивающим, сколько возбуждающим. Так что я разработала несколько причудливых стратегий, монетизировала свой блог — задумывались ли вы когда-нибудь над этой уродливой фразой «монетизировать свой блог»? В каждом ее слове столько гротеска, что Диана Арбус могла бы сфотографировать его. Но, с одной стороны, от платного контента меня до сих пор передергивает, а с другой — я бы солгала, если бы сказала, что обманываю своих подписчиков, заставляя их покупать негодные вещи. Ни разу я не согласилась опубликовать в своем блоге отзыв на то, что мне самой не нравится. То есть я и вправду считаю, что если вы решили купить хороший кухонный комбайн, то лучше «КузинАрта» не найти. Что на каждой кухне должны быть ножи только от «Вюстхофф», которыми я пользуюсь сама. Наверняка вам пригодится и пробка для шампанского, и терка для цедры, и лазерный термометр — и почему бы мне не рассказать о них? Ведь на самом деле этика блогеров, которым платят за то, что они рассказывают о чудесах конкретной печки, ничем не отличается от этики журналов, публикующих глянцевую рекламную порнушку только потому, что им тоже за это заплатили. Они занимаются одним и тем же. Только блогеры заботятся исключительно о себе — а я это всегда одобряла.
Я продолжала встречаться
