Любимчик Эпохи - Катя Качур
— Ч-чо, член м-маловат? Из к-комбеза не в‐вылезает? — поддел Илюша.
— О, да мы тут херами начали мериться! — слышалось из-за стены. — Черт, я штаны обоссал.
— З-замерзнет, от-твалится, не п-переживай.
Родион вышел окоченевший, скукоженный, не привыкший к таким температурам. С трудом сдирая перстень и засовывая красные пальцы в рукавицы, взмолился:
— Пошли в тепло, твою мать!
— З-зачем? Мне и з-здесь не х-холодно. А м-мать у нас одна.
— Значит, признаешь родство?
— Ч-чисто б-биологич-ческое.
— Ну ладно, мне от тебя ничего не надо. Пошли в твою хибару, я отдам тебе кое-что и улечу.
Илюша посмотрел на грязновато-седой горизонт, который надвигался со скоростью плаща Снежной королевы, и вздохнул:
— В-вот вообще не ф-факт. Ч-что улетишь.
Небо заволокло тучами за пару часов. Ветрище вурдалаком бился о стены домов, самолетик, как комар в паутине, дрожал на взлетном пятачке. Гостей отпаивали отваром брусники и коньяком. Родион никак не мог согреться, его трясло, поднялась температура.
— П-простудился, м-мажор? — ехидный Илюша разводил в кружке аспирин.
Его сосед по комнате незаметно перебрался в другой домик, оставив братьев наедине.
— Ну от тебя и вонища! — Родион отвернул нос к стене. — Вообще, что ли, не моешься?
— Ага, с-сауна, д-девочки, мас-саж каждый д-день, — отозвался Илья, — горком-мовские д-дачи, не замет-тил? Ч-чо ты мне п-привез?
Родик долго рылся в синем нейлоновом рюкзаке и достал маленький сверток.
— Г-где т-такую экип-пировку раздоб-был? — не дожидаясь подарка, спросил Илюша.
— Норвежцы дали. Меня ж на их базу сначала высадили. Самолет льдины перепутал. В пальтишке, в шапке-гондоне. Два дня жил. У них как раз метеоролог в горячке лежал, я его вылечил, лекарства с собой были. Наверное, от него и заразился. Ну, костюм они мне в благодарность подарили. А может, из жалости.
— П-прямо Г-герда в п-поисках Кая! П-поплачь еще надо м-мной.
— Держи, Кай! — усмехнулся Родион.
Илюша взял из рук брата небольшой кулек, завернутый в старую «Правду». На пожелтевшем огрызке разляпалась пузатая типографская «А» с двумя черточками посредине. Цитата члена политбюро поплыла и засалилась чем-то вроде жирной селедки. С каменным лицом, худыми пальцами с обгрызенными ногтями Илья развернул бумагу и отпрянул, будто словил пощечину хвостом скорпиона. Новенький, полированный, в прожилках древесины, с фосфорной стрелкой и золотым колесиком, антикварным украшением на фоне мятой газеты сиял курвиметр. Тот самый, вожделенный и навек утерянный, из соседнего военторга, из предательского детства.
— К-как? — только и смог прохрипеть Илюша.
— Купил тебе его, пока ты деньги собирал. Боялся, продаст кому-нибудь старик, а ты реветь будешь…
— К-купил, а п-потом в‐выставил меня в‐вором и отнял д-деньги?
— Ну… это не взаимосвязанные вещи. Купил, потому что хотел обрадовать. Потом ты меня чем-то выбесил, я сдал твою заначку родителям. Думал, все равно она тебе не нужна, курвиметр-то уже лежал дома… Собирался подарить его тебе… Но… боялся выглядеть сентиментальным хлюпиком.
— В-вот у тебя б-беда с б-башкой… — оторопел Илюша.
Он водил пальцем по шершавой бронзовой ручке, гладил атласные бока приборчика, возрождая в памяти пожилого продавца (жив ли?), запах старых военных карт, вечные тычки и подзатыльники ровесников, кривую усмешку Родиона… Ноющая боль прошлась от зуба по всей сетке швов, стягивающих лицо. Он встрепенулся, стряхнул с себя ностальгический флер, натянул каменную маску и бросил курвиметр брату на кровать.
— Он мне н-не н-нужен. Х-хороша л-ложка к об-беду.
— И мне он не нужен, — усмехнулся вмиг почерствевший Родион. — Да и ты мне на хрен не нужен. Я ради мамы сюда приехал. Она тебе новую кофточку связала. Чтобы Илюшенька-плюшенька не заморозил себе животик. — Родик швырнул на спальный мешок брата нежнейший свитер в бело-серых снежинках. — Как же ты меня утомил за всю жизнь, как же я задолбался…
Родиону захотелось пнуть ногой невидимую дверь и выйти из этого ледяного ада в нормальную жизнь, где любую температуру на улице можно было уравновесить количеством одежды, где с людьми удавалось поговорить на человеческом языке, где были друзья, где был футбол, где была медицина. Но он в бессилье рухнул на чужую постель и болезненно гулко задышал, проваливаясь в сон. Илья долго смотрел на его судорожно вибрирующее тело, сел на край кровати и приложил ухо к спине. В недрах широченной грудной клетки какой-то пьяный дворник скрежетал лопатой об асфальт, сдирая первую наледь. Вдох — и он хрустел валенками о сухой снег, выдох — и лопасть лопаты черпала раскрошенный лед, накидывая огромную кучу. Илюша положил руку на кипящий лоб, накрыл Родика своим спальным мешком, подоткнул поплотнее края и лег рядом с братом. Красивым до неприличия курвиметром он в задумчивости начал водить по своим заскорузлым пальцам, измеряя расстояние между первым и третьим, вторым и четвертым, большим и указательным. Колесико щекотно ехало по ладони, по шее, по носу. Стрелка безропотно показывала сантиметры, умиляя и успокаивая. Горячий брат, родной, бессловесный, а значит, неспособный ляпнуть гадость, лежал рядом, грел печкой и был абсолютно безопасен. От пальцев ног вверх по телу Ильи побежали мурашки какого-то слепого, как новорожденный котенок, счастья. Шарик курвиметра незаметно соскользнул с его локтя и перекатился на живот Родиона, поехал по его плечам, поднялся за ухо, побежал по макушке. «От темечка до лба пятнадцать сэмэ, — подумал Илюша, засыпая. — Как мало надо. Чтобы брат просто был рядом и молчал…»
— Член свой измерь, придурок! — голос Родика лопнувшим пузырем разорвался над ухом.
Илья вздрогнул, и война колючей проволокой снова очертила вокруг каждого невидимую границу.
— Че, утро уже? — Родион попытался приподняться на локтях, но в бессилье рухнул на кровать.
— Здесь вс-сегда ут-тро, — ответил Илюша.
— Че тыришься, антибиотики ищи. Не видишь, пневмония у меня.
Через сутки, когда метель утихла, больного Родика, как раненого космонавта, погрузили в самолет.
— Н-ну ты в‐ведь выж-живешь? — спросил на прощание Илюша.
— Нет, блядь, умру, чтобы ты свихнулся от чувства вины! Я вообще-то встретил девушку. И буду жить у нее. Так что не свидимся, не переживай.
— Как т-только нас эв-вакуируют, я п-приеду к вам в г-гости.
— Да пошел ты…
— Д-да и ты п-пошел…
Самолет практически без разгона поднялся в воздух, как майский жук, и трепеща крыльями, превратился в маленькую черную точку на фоне прозрачных, преломляющих вечное солнце ледяных обелисков. Илюша чувствовал, что пропасть пройдена. С потерями, ранами, обидами, но грубая скалистая пробоина между ними затягивалась травой, обрастала гнездами и обещала защебетать многоголосным птичьим дружелюбием.
Глава 23. Зара
Впервые с момента аварии Сане не было больно. После того как душа его сжалась от слов интерна о каком-то эксперименте,
