Коммунальные конфорки - Жанна Юрьевна Вишневская
Ире перед грядущими изменениями в жизни захотелось минуту побыть наедине с собой. Она какое-то время смотрела на черную воду Невы. Потом размахнулась и бросила в воду букет роз. Река приняла букет, покрутила на месте, разобрала по цветку и понесла их дальше. Одна роза отделилась и ткнула уснувшую на воде чайку. Чайка вскинулась, крикнула горлом спросонья и полетела на другую сторону, к Петропавловской крепости, где уже спокойно спала на мокрых и холодных камнях до самого утра.
Глава шестнадцатая. Сколько яиц у синиц, или Дипломатический конфуз
На следующий день, сквозь сон, я услышал приглушенные голоса. Еще в пижаме, полусонный, я открыл дверь и сунул голову на кухню. Там уже хозяйничали бабушка, приглашенные родственники и подруги. Готовили стол для второго дня свадьбы. Конечно, что-то надо было делать загодя, например холодец. Дедушку посылали за дефицитными говяжьими ножками в низок. Холодильник забивался под завязку. В холодные зимние дни мясные и рыбные деликатесы вывешивались в форточку, доводя до обмороков соседских кошек. Дворовые собаки захлебывались лаем и слюной под окнами.
Готовый холодец заранее разливался по глубоким тарелкам, на дно которых бабушка выкладывала разрезанное на кольца крутое яйцо и звездочки из отварной морковки. Ни холодец, ни крутые яйца, ни тем более вареную морковку я терпеть не мог, поэтому меня можно было без опаски оставлять наедине с холодцом. Другое дело – бабушкина выпечка. Тут уже рот наполнялся слюной не только у меня, но и у случайных прохожих, оказавшихся под окнами в минуты, когда бабушка доставала из духовки пироги или посыпала сахарной пудрой только что извлеченный из кипящего масла хворост.
* * *
Но было одно особенное блюдо, которое вызывало у меня просто щенячий восторг. Тейглах.
Гораздо позже я узнал, что это блюдо принято готовить на еврейский Новый год, Рош ха-Шана. В нашей интернациональной семье отмечались все праздники, но поскольку педалировать еврейскую тему в Советском Союзе было небезопасно, то тейглах называли орешками в меду и готовили на многие торжества.
Накануне свадьбы бабушка вытащила свою специальную большую кастрюлю, смешала в ней мед, воду и сахар, высыпала заранее разрезанные на маленькие кусочки жгутики из теста, закрыла крышку и приложила палец к губам. По обычаю тейглах должен был готовиться в абсолютной тишине и под закрытой крышкой, а то шарики из теста могли не подняться – так, во всяком случае, говорила бабушка.
Я затих в углу, поглядывая на каминные часы в виде сидящего в кресле Бетховена. Сочинял ли он музыку, прислушиваясь к собственной глухоте, или просто задремал, я не задумывался, меня больше волновала минутная стрелка. Ровно через пятнадцать минут молчание можно будет нарушить, бабушка откроет кастрюлю, засыплет в нее орехи и еще через пару минут начнет шумовкой доставать румяные шарики и раскладывать их на большую доску, предварительно политую холодной водой.
А потом начиналось самое главное. Основными любителями тейглах были мы с папой. В день, когда орешки в меду остывали на кухне, нас было оттуда не вытащить. Я отколупывал медовые орешки в открытую, папа – втихаря. Ему попадало, мне все сходило с липких от меда рук. Чтобы сполоснуть пальцы, пришлось бы открыть воду на кухне и тем самым выдать себя, так что все дверные ручки после наших набегов были липкие и сладкие. Мама неубедительно ругалась и хватала отнекивающегося папу за руки, чтобы проверить ладони на липкость. Он подносил руки к ее лицу, а она, смеясь, целовала его сладкие пальцы. Потом папа целовал маму. Я до сих пор не уверен, так ли в действительности папа любил тейглах? Он же не был сластеной. А может, ему нравилась сама игра?
Много лет спустя, когда мамы не стало, а папа по уровню знаний еврейских традиций уже мог тягаться с историками и раввинами, он всегда отказывался от орешков в меду, виновато говоря, что это не по его части.
* * *
Последние две недели перед свадьбой весь пол был завален газетными обрезками. Вечерами старались скорее закончить все дела и собирались за столом, вооружившись ножницами, клеем и кипой фотографий Иры и Андрея.
Привычка делать стенгазеты осталась у мамы с папой с института. Сначала это были пропагандистские советские агитки, которые выпускались под неусыпным оком комсорга Иванова. Впрочем, папа умудрялся даже из этого сделать хохму. Так, над дверью в деканат повесили плакат:
«СТУДЕНТ, ПОМНИ: ВРАГ НЕ ДРЕМЛЕТ!»
Правда, проректор тут же распорядился это безобразие снять, папе попытались вкатить строгача, но он отбился, утверждая, что имел в виду исключительно бдительность и ничего, кроме бдительности. Проректор кисло согласился, потому что ему и так было чем заняться: надо было вывешивать список победителей межвузовской олимпиады по латыни, сильно смахивавший на список отъезжающих на постоянное место жительства в Израиль. Ну а что было делать, если первое, второе и третье места заняли с большим отрывом Гимельфарб, Рискин и Лихтштангоф? Проректор скрипел зубами, советовался с коллегами по кафедре, перепроверял лично работы, но сделать ничего не смог. Поздравили победителей тихо, без помпы, грамоты вручил сам проректор, а обиженный невниманием к успехам своих учеников завкафедры латыни, Иосиф Маркович Либерман, участвовать в награждении отказался, а потом вообще уволился и перевелся в Первый медицинский. Между прочим, большой специалист был, «Илиаду» на древнегреческом читал.
Газеты мама с папой делали разных размеров: иногда обходились листом ватмана, а в исключительных случаях фотографии и подписи крепили к оборотной стороне обойного рулона и стенгазета занимала всю стену. Потом рулон сворачивали и прятали на антресоли, где он пылился до какого-нибудь юбилея, а то и вообще выбрасывался после очередной генеральной уборки.
* * *
В утро свадьбы кухня постепенно наполнялась народом. Со всей парадной несли табуретки, столы, тарелки, ложки и вилки. Все возможные поверхности были заставлены полными салатницами и блюдами с деликатесами.
Дедушка был главным дегустатором. У него была привычка пробовать из всех тарелок, пока бабушка не выгоняла его из кухни.
А в комнате гости столпились у стены – до появления молодых все внимание было приковано к стенгазете.
Свадьба – это событие из ряда вон выходящее. По такому случаю в хозтоварах был выбран плотный рулон дешевых обоев такой чудовищной расцветки, что оклеить ими стены мог бы только слепой или
