Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин
Глава 15
В конюховке хоть топор вешай. Над столом склонились человек шесть заядлых игроков, двигавших по лотошным клеткам семечки, обрывки бумажек, пуговицы. Митя, рогатясь ухом шапки, остервенело грохотал фишками.
- Девяносто лет – старый дед... У вдовы одиннадцать детишек... Тридцать три дыры в кармане... А-а, Ямин! Идёт слух, будто воздвигают тебя?
- Теперь, слышь, токо бока подставляй! – вздохнул Ворон. – Заместо коренника потянешь...
- Вы о чём?
- Не знаешь? Ха, душа на костылях! Говорю – воздвигли! – пояснил Митя. – На самые верхи попёр! А меня вот – не пущают...
- Отвяжись ты!
Из правления выглянул Пермин.
- Поднимайся! Все в сборе.
- Во! – ухмыльнулся Митя. – Вознесись, человече! Хватит в нижних-то прозябать!
- Балаболка!
Идя по ступеням, Гордей сдерживал шаг, словно всходил на лобное место.
- Судьба играет с человеком, – услышал он дребезжащий тенорок Мити, вытащившего опять ту же фишку – Тридцать три...
Не было одного Науменко.
- Без хозяина вроде и начинать неловко, – сказал Европий.
- Семеро одного не ждут.
- Хозяину-то опять вожжа под хвост попала, – поманив Сидора пальцем, сказала Фёкла.
По улице расслабленной иноходью трусил Воронко. Подвернув к конторе, остановился, отряхивая с себя стылую пену. В кошёвке спал Науменко.
Всю неделю он не подавал о себе вестей. То его видели в районе, то в соседних деревнях. И везде пьяным.
А Воронко или целыми днями простаивал в оглоблях, или мчался, куда его направляла нетвёрдая рука председателя.
- Вон ишо один из верхних! – Митя сгрёб в мешок фишки, вышел в ограду.
Сверху спустились Гордей и Пермин.
- Какого коня угробил! – проведя по впалым, влажным бокам жеребца, вздохнул Панфило.
- Одно слово – совецки бояре! – в тон ему отозвался Митя.
- Это они с виду совецки! – осторожно кашлянул Дугин. – Поглубже копнись – те же... Один одного лучше! Тропушко вон заседает, а сам помаленьку тащит...
- Иди ты! – не поверил Митя.
- Овечьи-то следы от фермы к его дому вели... Ты разве не видел, Панфило Осипович?
- Как, слышь, не видать? Видал, – пробормотал Ворон, всё ближе припадая к запотелому боку коня.
- Вот и мерекай, – кивнул Дугин, увидав Пермина, придумал заделье: – Стою с вами, а склады-то растворены! Может, иные того и ждут...
Гремя полупудовыми старинными замками, ухмылялся: «Вот так всех помаленьку... Чтоб не я один вымазан был... Потом разбирайся, кто чище...»
Из конного вышла Афанасея. В руках у неё – окованный жестью пристяжной валек.
- Пусти! – плечом отшвырнула Митю, размахнулась, но руку её перехватил Ямин.
- Охолонь, дура! Из-за коня человека убьёшь!
- Мне этот конь всех человеков дороже, – всхлипнула Афанасея, выпуская валек.
- Не причитай! Может, отводимся...
- Кончится, – она вытряхнула из кошёвки что-то бормотавшего Науменко, сунула его лицом в снег. – Раскрой гляделки, тать!
- Пусти! – приходя в сознание, потребовал Науменко. - Чего, как в мужа, вцепилась?
У ворот его вырвало.
- Правление собралось, что ли? – спросил, вытирая серые, потрескавшиеся губы.
Пересиливая отвращение, Ямин кивнул.
- Стыдишься меня, Гордей?
- Ты бы не ходил туда... К чему людей потешать?
- Скрывала баба грех, а он пузырём вверх, – чувствительно клюнул Ворон.
Науменко оглянулся, хотел что-то сказать, но, дёрнув себя за свалявшийся клок, свесившийся из-под кубанки, надсадно затопал сапогами по вышарканным ступеням.
- Ну, вот и я, – с развязностью человека, которому нечего терять, сказал он, в жалкой улыбке растягивая рот.
- Неужто? – усмехнулся Пермин. – А мы хотели в пим нас... да за тобой послать... Погоди, за стол-то не мостись! Ишо не решено: сидеть ли тебе за им.
- Пока не решено – сидеть.
- Сказано: не мостись!
- Оставьте! – приподняв опущенные веки, приглушённо сказал Сазонов.
- Что с им делать будем? – испытывая неловкую жалость, спросил Пермин.
- Пущай за жеребца расплачивается, – хмуро сказа Евтропий.
- Это само собой, – не зная, с чего начать разговор, играл желваками Пермин. – Да разве в этом закорюка?
