Лазарь Карелин - Даю уроки
- Вот и поговорим о самбо. Я тоже, между прочим, занимался самбо.
- Так, как он? Не думаю. У вас сильные руки, но это руки игрока в теннис. У самбиста железные руки. Вы потрогайте мои. Потрогайте, потрогайте. - Летчик вскинул руку, а Знаменский сжал ее пальцами, чтобы отвязаться. Действительно, рука у маленького летчика была как из железа, пальцы ушиблись.
- Да, натренировались, - сказал он. - Учителю орлят и нужно.
- Тут вы правы. Но речь не обо мне. Речь о следователе Ашире Атаевиче Атаеве. Ему сейчас нужны факты, сокрушительные факты. Иначе, без таких фактов, могут подловить, перехватить руку, швырнуть на ковер. Это в спорте, а в жизни... Пример сам Ашир Атаев. Он поторопился, он начал действовать без должной подготовки. Обстоятельства вынудили? Да, конечно. Но кинули его, ударили о землю. Спасибо, что живым остался. И вот теперь, травмированный, он начинает группироваться для нового броска. Может быть, единственного броска. Либо - либо! Факты! Ему нужны факты! Прошу вас, отвезите ему это письмо.
- Лучше бы было поручить это Самохину, - сказал Знаменский. - Он отыскал бы вашего Ашира Атаева, ему это легче сделать, чем мне. Атаев в Ашхабаде живет, как я понимаю?
- А, очень все понимаешь! Молодец! Хорошо вас учили, оказывается, в вашем институте. Молодцы! Ну, ладно, пойдем дальше... Что может знать про мак, про этот скромный аленький мак какой-то тоже скромный вертолетчик, если тем более в этих местах этот мак не произрастает?
- Ничего! - сказал Знаменский.
- Все! - мотнул головой маленький летчик. - Почти все! Конечно, в масштабе моих погон. Но мои погоны, еще чьи-то, еще и еще чьи-то и уложим этими погонами всю карту. И кое-где, совсем кое-где, да и отыщется крошечное поле мака, чтобы можно было его обозначить на карте. Где погоны, где чья-то ладонь, где только палец один, но мы обшарим всю карту. Всю! А подробная карта - это факт, это даже сокрушительный факт. Ему нужна подробная карта, нашему Аширу.
- Вы себе противоречите, Ибрагим Мехти оглы. Вы же сами сказали, что здесь у вас мак не высевают.
- Но у меня есть средства связи, уважаемый Ростислав Юрьевич. Современнейшие средства связи. Туда полетел, сюда полетел, здесь очутился, там оказался. Многого я не могу, я только пара погон на этой карте. Но это уже кое-что. Думаете, в моем родном Азербайджане нет маковых делянок? - Он запел, подражая Рашиду Бейбутову: - Есть!.. Есть у меня!.. Кокнар! Тирьек! Один черт!
- Странные у вас тут дела делаются, - сказал Знаменский. - Подключили бы руководство, специальные службы.
- Очень умно говорите! - восхитился летчик. - Приятно слушать. А мы их и подключим. Имея факты. Только тогда, с фактами на руках. Почему не раньше? А мы не знаем, кто нам поверит, а кто нас прогонит. Ашира нашего прогнали. Вам этого мало? Вы что, не знаете, что есть, существует такое отвратительное животное, имя которому - Честь мундира?! Это опасное животное! Хуже носорога, который, как известно, страдает близорукостью. Как так?! У нас?! Какой-то мак?! Какой-то наркотик?! У нас хлопок, дорогой товарищ! У нас первое место в республике! Вы, кажется, вздумали на нас клеветать, дорогой товарищ, не совсем дорогой товарищ, совсем не дорогой товарищ! А что там у вас у самого делается, дорогой, не совсем дорогой? Ага, у вас в сейфе служебном пачка денег обнаружилась?! Громадная сумма?! Кто дал?! Почему взяли?! Вы - взяточник, как выясняется?! Опиум вам мешает?! Вам партийный билет мешает! Вон отсюда! И благодарите аллаха, что мы пожалели вас, учитывая вашу большую семью и сравнительно молодые годы! Вот так... Вы осторожничаете, я хвалю вас за это, но разве я мало вам сказал?
- Мало! У нас в стране этот товар не пойдет. Я не настолько наивен, чтобы не допускать, что кто-то, где-то да покуривает у нас, глотает таблетки, даже колется. Но это единицы. Дурачье! Модничающее дурачье! У нас и в былые времена, как и ныне, существовали и есть эти самые - а ля! Столичная накипь, не более. Так было, так будет. В Москве я недавно даже какое-то подобие панков приметил. Горстка грязно-бритых парней и девчонок. Горстка! На Западе - это эпидемия, у нас - единичные случаи. И тут я не ошибаюсь, не привьется.
- Дай-то бог, дай-то аллах! Всем богам готов поклониться, чтобы ваши наивные предположения сбылись. Да, да, наивные. А забавно, столько лет колесит человек по заграницам, а такой, оказывается, наивный. Вам ставят в упрек, что игранули там на рулеточке, а вы, смотрю, совершенно светлый товарищ. У них - да, у нас - нет. А вы со мной искренни, Ростислав Юрьевич? Может, это вы все еще темните со мной? Тогда - молодец, тогда - хвалю. Не хмурьтесь, не сердитесь, я не хочу вас обидеть. И я буду счастлив, если вы окажетесь правы, если этот мерзкий товар у нас не пойдет. Между прочим, пока что это товар, всего лишь опийный сырец, идет в Москве по двадцать тысяч рублей за килограмм. После переработки, когда подмешают там что-то, этот килограмм в цене почти удваивается. И это факт. Никому не нужный товар, а в цене золота. Спрос случаен, единичен, а преступный бизнес дает громадные доходы. Как понять, дорогой? А кассеты с порнографическими фильмами - тоже мода для единиц? А поп-музыка, когда все нервы натянуты, а иные и перетянуты, - это что? И все это вместе, порнография, исступленные звуки и исступление тел, наркотический допинг - все это вместе и есть тот товар, который хотят нам навязать, внедрить в нашу страну, причем, рассчитывая не на единицы, нет, не на единицы. И те, кто навязывает нам этот товар, господа с опытом. Они просчитаются, верю, они просчитаются, но они рассчитывают. У них там это уже бедствие. Вот они и хотят навязать нам свое бедствие и навязать в полном объеме. Мода родит спрос, как известно. Наркотики, героин, а он из опиума, дарят молодому дураку вседозволенность. А жить трудно, а мир сложен. И сложности мира тоже иногда не знают границ. Я вычеркиваю слово дурак, я заменяю его на слово - незащищенный. Опытом жизни. Опыт! Его нажить надо. Он - защита. Но пока его нет, мы можем наделать много глупостей, ошибок, иные из которых уже не исправить.
- Вижу, не устаете воспитывать меня. Но я уже понял, понял.
- Я не про вас. Сейчас разговор не вас касается. Впрочем, и вас и меня, если угодно. Я вовсе не защищен от множества ошибок, я их и сотворял. Аллах свидетель! И не обижайтесь на меня, Ростислав Юрьевич. В серьезное дело мы с вами влезли. Тут уж не до обид.
- Учтите, я ни в какое ваше дело не влез.
- Влезли! Обязаны! И хватит темнить. Да, так вот, чтобы укоренилась мода, нужен товар. Много товару. В Пакистане производят, в Турции производят, в Иране производят. Опийный треугольник - эти три страны. Но ведь мы-то рядом. Те же земли, то же солнце. Маку все равно, по какую сторону границы произрастать на древней земле своего обитания. Так отчего же не создать треугольник опийный и у нас? У них есть, и у нас будет. У них гибнут молодые, пусть и у нас гибнут молодые. Очень даже хорошо, если у нас начнут гибнуть молодые, если эта горестная проблема перекинется и к нам. Мода появилась, спрос на товар начался. Что нужно сделать? Нужно обойти границу, таможню, досмотр. А это можно сделать, провезя через границу не товар, а идею. Идею изготовления наркотиков у нас дома. Идеи же, как вы понимаете, тоже не ведают границ. Внедри идейку в чью-либо слабую голову, какому-либо алчному человеку - и дело сделано. Это, дорогой, диверсия, и громадных размеров. Это провокация ЦРУ, дорогой, учреждения, которое можно назвать самым нашим преданным врагом. И это они, церэушники, скрещивают тут корысть с диверсией. Прервем лекцию? Хватит?
- Черт с вами, давайте ваше письмо, - устало сказал Знаменский, вслушиваясь в шум реки, в ее извечный спор с камнями, все спорит да спорит, не притомилась. - Ладно, попробую отыскать в Ашхабаде вашего Ашира Атаева.
- Ай, молодец! - снова восхитился маленький летчик и снова глазами и кожей глянул по сторонам. - Бери! - он протянул неприметным движением конверт Знаменскому. - Сумбар нас не выдаст! Фу, утомил ты меня, товарищ международник! Нагулялись? Вернулись?
- Вернулись, - сказал Знаменский, всовывая конверт в задний карман брюк, туда же, где лежал пакет старого туркмена, продавца фисташек.
24
Кара-Кала была родиной великого Махтумкули, он родился неподалеку, в селении Геркез. Там теперь был памятник поэту и недавно открыли музей его имени. Вот куда следует проложить путь для иностранных туристов. Недолгий путь по горной дороге, - а как красива эта дорога! - и ты, человек, отринув сегодняшние суетные заботы, медленно подходишь к изваянному из гранита Задумавшемуся. О чем его мысли? Не слагает ли он стихи, наполненные такой живой силой, что и через двести пятьдесят лет они трогают душу, суетную нашу душу?
Они возвращались после доклада Самохина, отказавшись от машины, шли пешком, радуясь горной прохладе, волнами набегавшей на город, и что ни волна свежего воздуха, то новый в ней привкус. Виноградники касались губ мускатом, миндалевые рощи горьковатой сладостью, сами горы касались губ снежной влагой. Самохин молчал, отдыхал, он был похож, пыхтящий, на паровоз, прошедший долгий и трудный путь и вот тормозящий, спускающий пары, остывающий.
