Валерий Исхаков - Легкий привкус измены
Зная, как Виктория на самом деле относится к Алексею Михайловичу, Катя немного сочувствовала ему и испытывала к нему что-то вроде слабой симпатии. Не то чтобы он нравился ей - он был вовсе не в ее вкусе, - но и противен он ей не был, а это для привередливой Кати было уже много.
Мужчины для нее делились на четыре категории: настоящие мужчины, симпатишные, нормальные и противные. К настоящим мужчинам, кроме ее Славика, относились лишь двое-трое его друзей-афганцев и с небольшой натяжкой - Алексей Иванович, муж Виктории. Симпатишных бывало много: артист молодежного театра, модный певец, какой-нибудь незнакомец, встреченный на дружеской вечеринке, любой мужчина с приятной внешностью мог в эту категорию попасть, но не любой мог в ней удержаться. Почти всякий, с кем Катя знакомилась ближе, очень скоро из симпатишных сползал в нормальные, а там, глядишь, и вовсе в противные. В каком-то смысле проще всего было тем, кто с самого начала попал в категорию нормальных. К ним не предъявляли необычно завышенных требований, как к настоящим мужчинам, от них не требовалось быть во что бы то ни стало приятными Кате, а значит, им позволялось быть самими собой - и покуда им это удавалось, они могли спокойно пребывать в своей категории, не рискуя скатиться на ступеньку ниже. Что же касается противных, то в противные можно было попасть из любой категории, но подняться из противных в нормальные, а тем более симпатишные в Катиных глазах не удавалось еще никому.
Алексей Михайлович недобирал всего несколько баллов, чтобы попасть в симпатишные. Он был довольно высок ростом, но слишком худ, у него были слишком маленькие, изящные, аристократические, как посмеивалась Виктория, руки, слишком мелкие, хотя и приятные черты лица, и слишком высокий для мужчины голос. Кате же нравилось, когда ее обнимают большими и крепкими мужскими руками, нравились мужчины с низкими и хрипловатыми голосами, как у Высоцкого или у Джо Кокера. Но в общем и целом, с ее точки зрения, Алексей Михайлович был не так уж плох. К тому же в то время, когда Виктория заговорила с ней об Алексее Михайловиче не как о собственном любовнике, а как возможном варианте для нее, для Кати, он был холост, а холостые мужчины, пожалуй, заслуживают более снисходительного отношения.
По крайней мере так считала Виктория, когда предлагала уступить Кате Алексея Михайловича: мне, мол, холостой любовник без надобности, от него только одни проблемы, я своего Лешего все равно никогда не брошу, а тебе именно такого и надо, да и он, похоже, к тебе не совсем равнодушен, спрашивал, что это, мол, за родственница у тебя такая симпатишная....
(Тут Виктория приврала, потому что в ту пору Алексею Михайловичу никто, кроме Виктории, не был нужен и никем он не интересовался. Но приврать для пользы дела Виктория считала не только возможным, но даже обязательным.)
- Да что вы такое говорите, сударыня? - отмахнулась сначала Катя в обычной своей манере.
- Я ничего не говорю, это Алеша так говорит: сколько, мол, она еще собирается на своего ненаглядного молиться? Не пора ли и о собственной жизни всерьез подумать? А Алеша, между прочим, хочет не просто так - сделал свое дело и убежал. Ему жена нужна, дети... Ты же хочешь второго ребенка родить?
- Хочу. Но Слава...
- Знаю я все про твоего Славу! На Славе свет клином не сошелся. Так что подумай, подруга, пока не поздно...
- Ну, не знаю я, не знаю, - чуточку плаксивым тоном сказала Катя. - Но в общем, если бы он захотел, если бы попробовал - я была бы не прочь...
- А не надо ждать, чтобы он попробовал. Ты сама сделай первый шаг. Не маленькая, поди, не надо тебя учить, как это делается. С ним никаких сложностей не будет. Легкая добыча, можешь мне поверить...
- Зато я - не легкая добыча, - сказала Катя.
Десять лет спустя, когда никто из троих не мог дословно вспомнить тогдашние переговоры, так что на равных существовали три похожие, но все же слегка отличные версии: Алексея Михайловича, Виктории и Кати - Катя уже не решилась бы в точности утверждать, что готова была когда-то пройти через развод со своим единственным и неповторимым мужем, чтобы выйти замуж за Алексея Михайловича. Но охотно допускала, что могла сказать такие слова Виктории. А могла и не сказать. Виктория сама могла их придумать, чтобы создать у Алексея Михайловича иллюзию, будто им интересуются и облегчить ему первый шаг.
- Но она именно этого и не сделала! - кипятился Алексей Михайлович. - Как раз этих слов она мне тогда и не сказала! Если бы она мне передала твои слова, я бы...
- Да что вы так волнуетесь, сударь мой? - невозмутимо спрашивала Катя. Если бы да кабы... Передала она вам мои слова, не передала - какая разница? Вы вообще, Алексей Михайлович, слишком большое значение придаете словам. Какое-то другое значение, не такое, как я или та же Виктория. Вы говорите... нет, вы живете на другом языке. Отсюда и все непонимание между нами...
15
Это высказывание Кати показалось Алексею Михайловичу неожиданно глубоким и справедливым. Они действительно не просто разговаривали, но жили на разных языках. И в его языке почти каждое слово имело другой вес и другой смысл, нежели в языке Кати. Иначе говоря, думал он, уже забыв, с чего, собственно, начался их разговор и уйдя вглубь и в сторону, для меня каждое или почти каждое слово имеет смысл. Я говорю - по крайней мере считаю, что говорю, - не просто словами, а смыслами. И поэтому для меня понять, что я хочу сделать в жизни, - значит, сказать, что я хочу сделать, найти единственное подходящее слово для выражения моего действия - и пока я не сказал, не выразил в слове то, что собираюсь сделать, самого действия для меня нет, я не знаю его, я его не умею делать. Когда же я о действии говорю, это для меня практически равнозначно тому, что я это действие исполняю, в то время как другой человек в частности Катя - не видит никакого действия, а слышит только мои слова.
Для нее же - для Кати - слова вовсе не равнозначны действиям, она всегда разделяет дела и слова, и человек, который говорит о своих делах, о своих мыслях, а особенно - о своих чувствах, тем самым девальвирует в ее глазах свои дела, мысли, чувства, а не возвышает их, как он воображает. Для Кати слова лишь эквивалент всеобщего достояния, они как разменная монета, один пятак похож на другой, а главное - стоит столько же, так что мое слово для нее ничуть не важнее, чем слово какого-нибудь пьяницы в троллейбусе, и нет никакой возможности доказать, что мое слово весомее, сколько бы я сам об этом ни воображал; нет никакой объективной шкалы для сравнения одних и тех же слов, сказанных разными людьми по одному и тому же поводу. А значит, объективно, права она, Катя, а вовсе не я со своей нелепой верой в слова.
Но как же можно обходиться без слов? Как же выразить свою мысль, как передать ее другому человеку? И как быть с чувствами? Неужели ей, женщине, не хотелось бы услышать пусть даже и тривиальные, пусть затертые от частого обращения, но все же такие необходимые, с моей точки зрения, в жизни каждого человека слова, как "Я люблю тебя"?
И..........................................................................
...........................................................................
...........................................................................
...........................................................................
...........................
Тут мне хочется прервать, остановить Алексея Михайловича на пороге очень важной для него и такой очевидной для многих людей, в том числе и для Кати, мысли. Но мне не хочется выражать его мысль словами - поскольку слова противоречат самому духу этой мысли, поэтому вместо слов я использую несколько рядов точек.
Уверен, что каждый, кто дочитал до этого места, и сам додумается до того, до чего на пятидесятом году наконец-то додумался мой герой. То, до чего Кате вовсе не надо было додумываться, потому что она с этим знанием родилась.
16
Любая дружба - своего рода сделка. Не обязательно давать друг другу какие-то материальные выгоды. Достаточно того, что вы взваливаете на друга свои проблемы, а он в ответ взваливает на вас свои. И вы заключаете как бы негласный договор, соглашаетесь терпеть его откровенность в ответ на такое же терпение с его стороны. И если стороны соблюдают паритет, если ни один из друзей не пытается выложить перед другом огромную кучу своих проблем и неприятностей, отказываясь принимать во внимание куда менее значительные и обременительные проблемы друга, дружба будет только крепнуть с годами, потому что найти человека, готового хотя бы просто выслушать тебя не так-то легко.
В этом смысле Катя была неблагодарной подругой и знала это, но не пыталась и даже не хотела ничего в себе менять. Я бы даже сказал больше: Катя при всех ее очевидных (для меня очевидных) достоинствах была начисто лишена самого представления о благодарности.
Ее вины в этом нет. Это от нее не зависело. Точно так же как родители наградили ее правильным врожденным представлением о том, что настоящие чувства совершенно не нуждаются в словах (это подсказка для тех, кто не расшифровал мысль Алексея Михайловича в предыдущей главе), так же точно они не наградили ее чувством благодарности. И бесполезно было ждать, а тем более требовать от нее благодарности по какому бы то ни было поводу.
