Пустая гора. Сказание о Счастливой деревне - Лай А
Когда она выходила из дома, то надела всё чистое, потому что в таком месте надо проявить уважение к душе умершего. Но теперь ей вдруг расхотелось возвращаться, ей хотелось тоже уйти.
Если бы знать заранее, надела бы головные украшения, много лет лежащие на дне сундука, придавленные сверху вещами. Ну не надела и не надела. Хорошо ещё, что взяла с собой деревянный гребень. Она думала, раз уже не надо больше смотреть за болезненным ребёнком, найдёт себе спокойное тихое место, сядет и как следует расчешет волосы.
Старики в деревне все нечёсаные, с грязными лицами, как будто старым полагается быть такими… В это время она почувствовала, что подошёл сзади тот ребёнок. Она сказала:
– Ладно, иди сюда, садись.
Гэла вышел вперёд из своего укрытия.
– Садись.
Гэла тут же сел:
– Бабушка, ты же знаешь, это не…
Старуха подняла палец:
– Тсс… Ты же видишь, он ушёл, чисто-чисто ушёл. Тебе не надо больше ничего говорить…
Гэла начал плакать:
– Ты тоже мне не веришь…
Старуха сказала:
– Мучения Зайца уже закончились, а твои ещё нет. Говорить бесполезно. Заяц сказал, что не ты, и это бесполезно, а то, что ты говоришь, тем более бесполезно.
Гэла спросил:
– Что же мне тогда делать?
– Подойди, помоги расчесать волосы, у меня нет сил долго держать руку поднятой.
Гэла стал расчёсывать волосы бабушки, раз за разом проводя гребнем, и каждый раз гребень выдирал прядь седых волос. Старуха собирала эти волосы и аккуратно наматывала на палец, когда весь палец был обмотан, стала наматывать на другой.
Наконец спутанные волосы были разобраны и расчёсаны. Под солнцем они засверкали и засияли как шёлковые.
Бабушка сказала:
– Когда я была молодая, мои волосы были очень красивые. Мужчины смотрели на этот сверкающий шёлковый водопад и даже не видя лица влюблялись в меня…
Гэла сказал:
– О!
– О моих волосах даже сложили песню…
Гэла снова сказал:
– О!
Старуха немного рассердилась:
– Что – о? Ты только как немые можешь разговаривать? О, чёрт побери, ты тоже так разговариваешь… Но ты не виноват, не виноват, сейчас люди уже не умеют восхищаться тем, что видят, и петь об этом. Мне тоже пора уходить, так зачем на тебя сердиться? Бедный Гэла, я на тебя не сержусь…
– Бабушка, я не хочу, чтобы люди на меня сердились, но почему все на меня всегда сердятся?
– Я не знаю.
– Я не хочу делать ничего плохого, почему меня всегда обвиняют?
– Я устала, деточка, мне не хочется напрягать голову. Заяц, и ещё дедушка Зайца, они так чисто-чисто ушли… Ты мне расчесал волосы, я тоже хочу чисто-чисто уйти…
Гэла сказал:
– Я тоже не хочу торчать здесь, в деревне, но я не могу уйти, а уйду – так вернут, и потом у меня мама, если бы не она, я точно бы ушёл…
Старуха медленно засмеялась хриплым смехом и ничего не сказала. Они с Гэлой говорили о разных вещах.
В тот год, когда Эньбо пошёл искать Гэлу с матерью, он через несколько дней вернулся с позором и рассказывал, что везде стоят люди на дорогах и мостах, без документа не разрешают идти в другие места. Она думала, что сын это выдумал как предлог, объяснение ему самому непонятных вещей, и только теперь, слушая Гэлу, поняла, что это правда.
Небо сжалилось над ней, перед уходом распутался ещё один бывший на душе узел.
– А почему они не разрешают людям идти туда, куда им хочется?
– Я думаю, те, кто охраняет дороги, и сами не знают.
– Несчастные люди…
– Но других они бьют очень жестоко!
– Несчастные люди всегда мучают друг друга…
Оба погрузились в молчание, гребень раз за разом шёл по волосам, распутывая своими зубцами все запутанные узлы, распрямляя все пряди. Старуха вздохнула:
– Бедный Гэла. Тебе ещё надо вырасти и повзрослеть…
– Бабушка, я обязательно вырасту, а когда вырасту, я убью их!
– Деточка, может быть, когда вырастешь, ты будешь думать по-другому…
Гэла наморщил лоб, лицо его стало взрослым:
– Это они заставили меня так думать. Они не отстанут от меня, но и я им не уступлю. Сейчас у меня ещё мало силы, мне ещё надо заботиться о маме…
В этот момент закончилось расчесывание спутанных волос. Гэла не думал, что выдранных волос будет так много, и так много ещё останется на голове у бабушки, он думал, что, когда закончит расчёсывать, вообще ничего не останется.
Гэла сказал:
– Ты сказала, что в молодости у тебя были очень красивые волосы, теперь я верю.
Старуха сказала:
– Жаль нет зеркала.
Гэла сказал:
– Вернёшься домой и посмотришь.
Старуха посмотрела в небо, распрямила пальцы с аккуратно намотанными на них серебряными прядями, повернула руки под солнцем, волосы засверкали атласным блеском.
Она засмеялась:
– Смотри, эти волосы ещё полны жизненной силы, их хозяйка может ещё жить и жить. Но она больше не хочет. В этом мире не на что больше надеяться.
Гэла сказал:
– Ты, бабушка, погоди, я спущусь вниз и принесу тебе зеркало…
Старуха сказала:
– Сядь. Сядь прямо передо мной.
Видя, как Гэла, этот дикарь, так послушно, спокойно сел перед ней, бабушка Эсицзян довольно улыбнулась. Она погладила сверкающие как зеркало волосы, распрямилась, собрала разметавшиеся юбки, обернула плотно вокруг ног, уселась прямо и ровно:
– Я хочу тебе что-то сказать. Я скоро уйду, когда я уйду, никто тебе этих слов не скажет…
Теперь Гэла, кажется, наконец понял смысл её слов, крупные слёзы потекли по его лицу. Старуха говорила ему спокойно, размеренно, не спеша. Потом отпустила, и он пошёл вниз по склону. Пройдя полпути он остановился, ему показалось, что именно в это мгновение не захотевшая возвращаться обратно в горькую тяжёлую жизнь Счастливой деревни бабушка ушла…
Он запомнил её последние слова, которые нельзя передавать никому, другие сами должны это понять.
Он никому и не сказал.
Гэла запомнил ещё, как бабушка говорила:
«Если потом снова будут обвинять тебя в том, что случилось с Зайцем, то не думай, что это к тебе так несправедливо отнеслись. Вот даже Эньбо в нашей семье, он сам себя в этом винит…» Сказав это, старуха снова улыбнулась, и Гэле показалось, что улыбка бабушки Эсицзян в этот миг была очень похожа на знаменитую непонятную улыбку Сандан.
Но сказанные старухой слова были как никогда чёткими и ясными:
«Такой человек, как Заяц, не напрасно приходил в этот мир, он пришёл собрать долги, те, которые мы ему раньше задолжали; я свой долг уже отдала, ты, Эньбо – ещё не расплатились до конца… А есть ещё люди,
