Мой муж Одиссей Лаэртид - Олег Ивик

Скоро, совсем скоро Одиссей должен вернуться на Итаку. Только мне кажется, что он не захочет бегать со мной под луною... Самое странное, что мне и самой не слишком хотелось бы увидеть его в этой роли. Иногда мне кажется, что человек, которого я люблю, и человек, который вернется из-под Трои, — это совсем разные люди...

Почему гости, приезжающие на Итаку, доставляют мне больше горя, чем радости? Вот и вчера мне снова довелось провести очень печальный вечер — у меня побывал евбейский царь Навплий, отец Паламеда.

Я не питала теплых чувств к Паламеду с того дня, когда он вырвал Телемаха из моих рук. Хотя должна признать, что он положил ребенка достаточно далеко от пашущего Одиссея и у мужа была возможность остановить упряжку задолго до того, как Телемах мог испугаться и уж тем более пораниться... Прошло много лет, но я до сих пор не знаю, кто виновен в том, что мой сын непохож на других детей. Быть может, дело вовсе не в этом происшествии, а просто боги разгневались на нас за что-то. Боги часто карают не тех, кто вызвал их гнев, а их детей, внуков и даже отдаленных потомков. Если правда, что Одиссей сын Сизифа, проклятие, лежащее на деде, могло поразить внука...

Так или иначе, мне не хотелось бы принимать ни Паламеда, ни Навплия у себя во дворце. Но никто не вправе отказать гостю, не навлекая на себя гнева богов. Тем более что, когда он появился в мегароне, я еще не знала, кто он такой. Это был незнакомый мне пожилой мужчина очень почтенной наружности, и я приказала рабыням омыть ему ноги и накрыть для него стол. Сама же я села возле очага и молча пряла, пока гость насыщался. Впрочем, он почти не ел, а больше смотрел на меня, и это было неприятно.

Когда гость закончил трапезу и совершил возлияние в честь Зевса Спасителя, я по обычаю спросила его, кто он такой и как оказался на Итаке. Он ответил, что он мореход и много путешествует, что его корабль с гребцами остался в гавани, он же прибыл для того, чтобы наедине поговорить с Пенелопой, женой Одиссея. После этого он назвал себя.

Мне не часто доводилось получать сведения о ходе войны и о моем муже хотя бы из вторых рук, и я, несмотря ни на что, обрадовалась. Я подумала, что Навплий, скорее всего, не догадывается о моей неприязни к его сыну, раз он приплыл на Итаку, и что он во всяком случае знает последние новости. Я даже решила, что он, проплывая мимо, для того и заглянул на остров, чтобы поделиться ими со мной.

— Скажи мне, многосветлый Навплий, не случалось ли тебе проплывать мимо берегов Геллеспонта? Не знаешь ли ты, как обстоят дела в ахейском лагере? Здоровы ли твой достойный сын Паламед и мой муж Одиссей Лаэртид?

Лицо Навплия исказилось.

— Моего сына давно нет в живых.

— Прости меня, почтенный Навплий. Я не знала, что твой сын пал от рук троянцев.

Навплий судорожно сжал кулаки.

— Мой сын пал от рук ахейцев, Пенелопа. И я приплыл сюда для того, чтобы ты узнала, как это случилось.

Я удивилась — как бы ни погиб Паламед, меня это, во всяком случае, не касалось. Была поздняя осень, шли дожди, и на море сильно штормило. В такую погоду мореходы сидят дома и стараются не выходить в плавание без крайней необходимости. Неужели старик рисковал жизнью для того, чтобы поделиться своим горем со мной, незнакомой ему женщиной?

— Я сочувствую тебе, царь. И я готова выслушать тебя.

— Мой сын был умнейшим, более того, мудрейшим из ахейцев, Пенелопа, — ты, конечно, слышала об этом.

У меня была другая точка зрения на сей счет, но я вежливо склонила голову — не буду же я спорить с несчастным стариком, доказывая ему, что это моего мужа по праву называют самым хитроумным человеком Ойкумены.

— Он обогатил алфавит ахейцев новыми буквами. Он изобрел игру в кости и посвятил ее богине Тихе[23]. Он придумал и другую игру, шашки, чтобы воинам под стенами Трои было чем занять себя в свободное от сражений время... Был ли на свете хоть один смертный, кто мог бы похвастаться чем-то подобным?

— Твой сын был мудрым человеком, почтенный Навплий.

— Да, он был мудр без хитрости и велик без гордыни. Не он ли спас ахейцев от голода под стенами Трои? Воины Агамемнона разграбили немало городов и селений, но они привозили в свои палатки не зерно, а золото и серебро, юных рабынь, изделия из меди... На разоренных ими землях никто не пахал и не сеял, и настал день, когда по всему Геллеспонту было не достать ни пшеницы, ни ячменя. Нечем было кормить воинов, слабели от бескормицы боевые кони... Агамемнон послал во Фракию Одиссея с несколькими кораблями, полными золота и дорогих изделий, чтобы тот купил пшеницы, но твой муж вернулся ни с чем — одни фракийские цари были союзниками Приама, а другие не хотели кормить армию, которая в любой момент могла обратить оружие против них самих. .. И тогда Паламед взялся за дело. Я не знаю, как он сумел уговорить фракийцев, — увы, мой злосчастный сын уже не сможет поведать об этом. Но он привел к лагерю Агамемнона корабли, полные зерна...

Старик умолк, и по его темному морщинистому лицу покатились слезы.

— Но что же сделали ахейцы, почтенный Навплий?

— Они поверили возведенной на моего сына клевете и забили его камнями. Они сочли его изменником, они поверили, что он ведет тайные переговоры с Приамом и получает золото от врагов... Он, который столько лет бесстрашно сражался бок о бок с ахейскими царями! Он, который сделал для падения Трои больше, чем любой из них! Чего бы стоила воинская доблесть Ахиллеса или обоих Аяксов, если бы они вели в бой голодных воинов, если бы в их колесницы были впряжены отощавшие кони? Когда Троя падет, она падет благодаря Паламеду! Но ахейцы — неблагодарные собаки, которые не помнят добра. Если бы мой сын погиб в битве, его похоронили бы с почестями и